Макс вышел на террасу и снова протянул Элли руку:
– Ну что, продолжим, любимая?
Но она поспешно принялась собирать со стола тарелки.
– Макс, давай лучше внутрь пойдем, а то холодно стало.
На лице Макса явственно читалась обида. Элли хотелось поцеловать его, утешить, но не рискнула сделать это здесь. Нельзя, чтобы темная тень подошла ближе, чем она уже есть.
И снова бессонница. Интересно, почему в пять часов утра все видится в особенно мрачном свете? Потому что все остальные спокойно храпят в удобных кроватях, и только ты лежишь и страдаешь?
В углу тихо играло радио, но от него легче не становилось. Музыку по ночам передают заунывную, а ведущие говорят тихими, вкрадчивыми голосами, будто стараясь усыпить слушателей. Но только начнешь поддаваться и погружаться в сон, как тебя будят местные новости.
В последнее время говорили исключительно про Эбби Кэмпбелл. Рассуждали, какое счастье для родных, что ее состояние улучшилось (да уж… хорошо счастье…), и как инцидент заставил всех сплотиться.
А еще твердили, будто Эбби похитили, но это была неправда. Просто хотелось сделать ей сюрприз. Они стали такими хорошими друзьями в Фейсбуке. Эбби должна была обрадоваться, узнав, кто такая Хлоя на самом деле.
Мне просто хотелось дотронуться до тебя, Эбби. Обнять. Поцеловать. Для этого пришлось долго готовиться, выжидать. Но ты оттолкнула меня. Дала понять, что не нуждаешься во мне.
А теперь Эбби обо всем расскажет, и, конечно, никому в голову не придет отнестись ко мне с пониманием. Совсем как в прошлый раз. Тогда было то же самое.
Ты оттолкнула меня, Эбби. Ты даже представить себе не можешь, какая это боль. Как ты могла поступить так со мной? Я не желаю тебе смерти, но если ты выживешь, моя жизнь будет погублена.
Как только Эбби начнет говорить, тщательно создаваемый фасад новой жизни рухнет, а этого допустить нельзя. А вдруг водитель заговорит первым?
Надо торопиться. Кто-то должен умереть.
И Элли поможет. Но достаточно ли она запугана, чтобы делать что велят? Без участия Элли план провалится. Она – самое важное звено. Приманка.
Должно произойти еще что-то. То, что по-настоящему ее испугает. Элли – женщина добропорядочная, но ею легко манипулировать. Особенно если дело касается детей.
Надо сделать так, чтобы она боялась ослушаться. Страх за детей заставит ее исполнить то, что нужно. Другого выхода нет – события стремительно мчатся вперед, к развязке, и остановить их не удастся. Скоро эта история закончится. Жизнь вернется в обычную колею, будто ничего и не было.
Теперь все зависит от Элли.
Особой религиозностью Лео не отличалась, но всегда верила в добрые и злые силы. Сверхъестественными способностями, позволяющими видеть ауру, не обладала, но чувствовала, что эти поля существуют. Бывает, что в комнате неподвижно сидят два человека, лица обоих ничего не выражают, но от столкновения разных энергий вокруг ощущается прямо-таки предгрозовое напряжение. Вот и в среду утром, когда Лео вошла на кухню, ей достаточно было увидеть спину Элли, и она сразу подумала, что, если бы умела различать ауры, сейчас увидела бы грязно-коричневую – цвета тревоги.
И что теперь делать?
Лео надеялась, что в ее отсутствие супруги уладят все разногласия.
Наконец все позавтракали. Элли убирала посуду, Макс за руки вел детей к двери. Внешне все было в порядке. Макс сказал, что сейчас уложит велосипеды Джейка и Руби в багажник и они поедут куда-нибудь на природу покататься. Руби заявила, что хочет научиться ездить на двух колесах, а не на четырех. Элли ответила, что не сможет на это смотреть. Сестра отказалась от поездки, сославшись на то, что ее нервозность передастся дочке. Джейк же решил, что посмотрит, сколько раз упадет Руби, прежде чем определиться, осваивать ли двухколесный велосипед самому.
Бодро помахав рукой, Макс ушел, но Лео его веселость показалась наигранной. Видимо, ее надежды на примирение супругов не оправдались. Лео пыталась понять, что на самом деле происходит между Максом и Элли. С чего бы это сестра превратилась в ревнивую ведьму? Лео села за стол.
– Элли, что происходит? Знаю, ты думаешь, будто у Макса роман с учительницей физкультуры, но дело же не только в этом, правда? Вздрагиваешь каждый раз, когда звонит телефон. Такое чувство, будто собственной тени боишься. Это имеет какое-то отношение к ночи с пятницы на субботу? Ты ведь так и не сказала, где была.
Элли со звоном опустила тарелки на столешницу, вилки, ложки и ножи посыпались на пол. Элли тихонько выругалась и ответила, не поворачиваясь к сестре:
– В ночь с пятницы на субботу ничего особенного не случилось. Я же тебе сказала.
– Тогда почему ты не хочешь, чтобы о твоей поездке узнал Макс? – спросила Лео.
Элли резко развернулась:
– Даже заикаться об этом не смей. И вообще, не твое дело. Оставь меня в покое.
Элли наклонилась, подняла столовые приборы и принялась засовывать их в посудомоечную машину. Но Лео сдаваться не собиралась:
– Да что с вами такое? Оба прямо на себя не похожи! Ты с чего-то взяла, будто Макс хочет уйти от тебя к Аланне, но почему бы не спросить самого Макса? Хочешь, я с ним поговорю?
Элли вцепилась в край раковины, и даже из-за стола Лео заметила, как побелели костяшки ее пальцев. Спина Элли была напряжена, голос звучал сдавленно, будто она едва открывала рот.
– Для меня самое главное – брак и дети, и никто не разрушит мою семью. Никто. Не допущу, чтобы со мной случилось то же, что и с мамой. Папа ушел из-за нее, она сама оттолкнула мужа, но я не повторю этой ошибки. Наши трудности временные, все непременно уляжется. Не собираюсь ворошить улей и устраивать Максу допрос, и ты не смей. Поняла?
Элли так и стояла спиной, но Лео чувствовала, что пора перевести разговор на другую тему.
– Хорошо, хорошо. Но тебе не кажется, что пора отказаться от иллюзий по поводу отца и вернуться с небес на землю?
– Лео, не «отец», а «папа». Ну почему ты не можешь звать его папой? – ответила на это Элли.
– До десяти лет могла, а теперь – нет. Он мне больше не папа. «Отец» – это просто биологический факт, а «папа» – выражение любви и нежности, которое еще надо заслужить.
– Тебе никто не говорил, что иногда ты бываешь жуткой занудой?
Элли включила кран и принялась наполнять миску водой. Момент был выбран как будто нарочно, чтобы заглушить голос Лео.
Лео понимала, что в этой ситуации лучше было бы промолчать, но остановиться уже не могла.
– Когда же ты наконец снимешь розовые очки и осознаешь, что он никогда не вернется? Нездоровые какие-то фантазии. Не понимаю, как ты можешь всерьез на это рассчитывать! А почему ты мечтаешь о его возвращении – вообще выше моего понимания!
Элли резко развернулась и прислонилась к раковине, скрестив руки на груди.
– Я просто хочу узнать, что произошло. Что же тут странного? Только что был здесь, и вдруг исчез. Ни объяснений, ни прощания! Если папа жив, по крайней мере, он без проблем сумеет меня разыскать.
– Если бы он действительно хотел тебя найти, давно бы это сделал и твоя мать ему бы не помешала. Посмотри правде в глаза, Элли, так будет правильнее. Он не вернется. – Лео старалась говорить ровным тоном. Криками делу не поможешь.
– А ты, значит, совсем не огорчилась, когда папа ушел? – спросила Элли.
– Нет, – честно ответила Лео.
– Ну почему тебе вечно надо строить из себя самую уравновешенную и здравомыслящую? Знаешь, как это бесит? Не дай бог кто-то заподозрит, что ты способна испытывать чувства!
Элли отвернулась и принялась греметь кастрюлями. Не в ее привычке было высказываться так резко. Лео знала, что сейчас самое время сменить тему. Но она и так всю неделю уходила от важных разговоров.
– Послушай, я знаю, сколько боли тебе причинил его уход. Мы ведь с тобой жили под одной крышей, и я все видела. Обещаю, я постараюсь узнать, куда он подевался, но не уверена, что эту историю стоит ворошить. По-моему, самое время просто начать жить дальше. Займись своими делами, разберись с насущными проблемами…
Лео внимательно наблюдала за сестрой. Удивительно, сколько поза может сказать о мыслях и настроении человека. Наконец Элли повернулась к ней, и даже Лео была ошеломлена, когда увидела, каким гневом пылают ее глаза.
– Хватит учить меня жить! Наверное, тебя это удивит, проницательная ты моя, но об отце, как ты его называешь, я сейчас думаю меньше всего! Есть проблемы и посерьезнее. – Элли невесело рассмеялась. – По-твоему, хотеть внести хоть какую-то ясность в ситуацию – это непростительная глупость? А вот я считаю, что тебе давно пора вспомнить фразу «Врач, исцели себя сам»! Да, у меня свои заморочки, которые тебе кажутся нелепыми, но ты, между прочим, сама хороша! Не позволять, чтобы люди до тебя дотрагивались, – это нормально?
У Лео защипало глаза. Черт возьми. Нельзя плакать. Она же никогда не плачет. Элли охнула и закусила нижнюю губу. Ярость отступила, и плечи ее поникли.
