— Как же, как же, отлично помню! А вы, Толик, давно навещали Леонида Марковича? Он, к сожалению, у нас уже не работает… Загляните, он будет рад вас видеть…
Тем временем Немовлюк начал представлять свою свиту и поднялась некоторая суета — не сразу обнаружили главного виновника торжества, доцента Школьника, который, пренебрегая собственным авторитетом, принялся откручивать стяжку.
Наконец с официальной частью покончили и взялись за дело.
Водитель "мерседеса" откинул съездные аппарели, включил гидравлику и поднял передний конец платформы, на которой стоял "Москвич". Потом, постепенно отпуская лебедку, скатил побитую легковушку на асфальт и отогнал свой грузовичок в сторону.
Дальше взялись за дело хозяева. Завлаб Разин усадил за руль "Москвича" Вовку Носового, крикнул невидимому Владику, чтоб открыл ворота поста и шел сюда.
Ворота открылись, появился Владик, остриженный по моде чуть не налысо, и, оценив обстановку, двинулся к багажнику — толкать. Институтские, хорошо знакомые с методикой научной работы, облепили машину со всех сторон и налегли. Белецкий немедленно дал знак коллегам, и те бросились на помощь.
Пост диагностики занимал довольно просторное помещение с высоким потолком, но без окон. Освещали пост мертвым желтоватым и синеватым светом люминесцентные лампы. В тупике зачем-то стояли два больших зеркала, на некотором расстоянии от ворот начиналась осмотровая канава. Знаменитый стенд был встроен в пол и почти незаметен. Собственно, все располагалось внизу, в приямке, и сверху видны были только желтые щиты из рифленого железа, между которыми выделялись красным рабочие ролики, они же беговые барабаны (уже не одно десятилетие тлел вялый терминологический спор — как называть правильнее), по два справа и слева от канавы. Левее стенда стоял пульт управления на стойке в форме перевернутой трапеции (по моде семидесятых годов), справа горбился кожух приводного электродвигателя.
Школьник устроился на среднем щите стенда и руками сигналил Вовке, куда рулить. Впрочем, Вовка и сам видел — именно для этого и служили загадочные зеркала. Юрик Завезиздров возле пульта в последний раз проверял новенький самописец.
Доцент перебежал за пульт и, дождавшись, пока передние колеса окажутся на нужном месте, ткнул кнопку опускания. Загудел гидронасос, площадки подъемников пошли вниз, колеса плавно опустились на ролики. Взвизгнул предохранительный клапан, Школьник отпустил кнопку и выключил насос. В наступившей тишине профессор объяснял гостям:
— Вот сейчас мы установили проверяемый автомобиль передними колесами на беговые барабаны стенда и можем начать проверку тормозов.
До начала, однако, было ещё неблизко.
По команде Школьника все тот же Владик с тюремной стрижкой и развеселой улыбкой установил под задние колеса деревянные страховочные колодки. Школьник, недовольный, что вокруг стенда и машины столько лишнего народу, раскрыл рот и неожиданно зычным басом попросил всех отойти подальше. Разин суетливо отгонял посторонних, Школьник объяснял, что сзади стоять опасно, поскольку автомобиль аварийный и, если тормоза заклинит, машину вышвырнет со стенда назад.
Немедленно подключился профессор:
— Виктор Витальевич, вы ведь Мотыку помните?
Белецкий утвердительно кивнул и сказал, что не помнит.
— Ну да, вы ж молодой, это в шестьдесят девятом году было, когда первый стенд пускали, в таксопарке. Он был министр, возглавлял комиссию, "Волга" вылетела со стенда и чуть его не убила. Министра!
Положим, Мотыка был только замминистра, но Школьник не стал уточнять с чуть не убитым министром байка звучала солиднее.
Все-таки слишком их тут много…
Школьник с сосредоточенным лицом обошел вокруг стенда и автомобиля и вежливо, но напористо отодвинул зрителей ещё дальше. Потом спустился в канаву, осмотрел снизу передний мост и рулевую трапецию. Сильно все-таки перекосило…
Выбрался наверх, подошел к сидящему за рулем ассистенту.
— Вовка… э-э… Владимир Иванович, геометрия нарушена, начнем крутить — машину потащит. Найди положение баранки.
Вовка кивнул.
— Потом, когда я махну рукой, легонько тормознешь — и смотри, как он себя поведет.
Вовка кивнул ещё раз.
Борис Иосифович вернулся за пульт и включил генераторную установку. Из подвала гул не доносился, но лампочка на пульте зажглась. И вот наконец Школьник начал медленно и плавно поворачивать потенциометр. Что-то отчетливо скрипнуло, ролики и колеса шевельнулись, повернулись и начали вращаться.
Нос "Москвича" поплыл вправо, Вовка резко повернул рулевое колесо, нос шарахнулся влево, но Вовка уже поймал нужное положение и вернул рыскливый автомобиль в достойное положение.
— Здорово вправо тащит! — крикнул Вовка Школьнику.
— Началось вращение колес, — авторитетно объяснил профессор.
— Приготовься тормознуть — вполсилы и коротко! По моему сигналу! скомандовал доцент Вовке и оглянулся.
Возле Юрика уже сиял счастливой улыбкой от уха до уха старый друг Бабешко, что-то рассказывал, быстро шевеля губами, Юрик машинально кивал, но сам внимательно следил за Школьником.
Борис Йосич повернулся к Вовке, сделал знак бровями — и резко махнул рукой. По этому сигналу Юрик нажал кнопку "Торможение", а Вовка — тормозную педаль.
Коротко вжикнуло, нос "Москвича" мотнулся влево, ассистент энергично заработал рулем, выравнивая машину. Колеса повертелись ещё немного, постепенно замедляясь, и остановились.
— Давайте ещё пару раз, — попросил Вовка, — пока я прилажусь перед торможением перебрасывать руля.
— Минутку! — отозвался Школьник и кинулся к самописцу.
— Пишет! — с некоторым удивлением сообщил ему Завезиздров.
— А масштаб "йот" не мал? — нахмурился доцент.
— Думаю, нормально будет — он ведь слабо тормозил, — отвечал Завезиздров с плохо скрываемым удовольствием. Все-таки это дело, при всей своей экономической невыгодности, было для него приятнее и интереснее, чем прием бутылок. Подумал, добавил: — На пятнадцати сопротивление было нормальное.
— Ну да, иначе вот эта ступенька на диаграмме была бы повыше… что, подзабыл уже?
Школьник промокнул взмокший от суеты и нервов лоб и кинулся на прежнее место.
Еще раз восемь разгоняли и тормозили, пока Носовой не приладился теперь "Москвич" стоял прилично и не шарахался из стороны в сторону.
— Ну вот, — довольным голосом объявил Школьник, — сейчас дадим тормозам остыть минут пятнадцать — и можно начинать.
Белецкий, непостижимым образом оказавшийся рядом с ним, спросил нетерпеливо и даже как будто обиженно:
— Так вы что, ещё не начинали?
Ему, как всегда, надо было, чтобы дело закончилось за пять минут до начала.
— Так машина ж битая, товарищ полковник, — пояснил Бабешко, — надо было приладиться, вы ж видите, кидает её. При настоящем торможении вообще вылететь вбок может, если не приспособиться, никакие предохранительные ролики не удержат.
Объяснения своего человека удовлетворили Белецкого — а то ему все казалось, что эти ученые жулики его обманывают, только цену набивают.
Пока остывали тормоза, покурили во дворе. Лаборант Владик тем временем установил в кабине пневмоногу и тоже вышел с сигареткой.
Капитан Пархоменко, человек новый, а потому незнакомый в тонкостях с диагностикой, выспрашивал у Школьника немного презрительным, немного подозрительным тоном:
— Так это что, вам каждый раз столько возиться приходится, чтобы проверить тормоза? Я по тормозному следу за минуту все увижу…
— Не каждый — это же экспертиза автомобиля, побывавшего в катастрофе, а не просто текущая проверка… А насчет тормозного следа — предположим, что идет дождь. Много вы проверите?
Пархоменко что-то буркнул, Бабешко похлопал его по плечу:
— Не спорь с наукой, капитан, заклюют…
Винницкий утащил некурящего Юрика внутрь, к самописцу, и взялся дотошно выспрашивать о тонкостях, Юрик благодушно отвечал, но в особо заковыристых пунктах покачивал головой и рекомендовал спросить у Йосича.
Немовлюк же, прибившись к Белецкому, рассуждал:
— Вот как судьба решает — достиг человек такого поста, и вдруг… Даже странно, машина почти не побитая, а человека нет.
Полковник отвечал своей обычной скороговоркой:
— Медики говорят, прекращение сердечной деятельности, спровоцированное аварийным стрессом.
Немовлюк поднял глаза:
— Так что, если бы не сердце, был бы жив?
Белецкий коротко развел руками.
— Слушай, Виктор Викторович…
— …Витальевич, — пробормотал полковник.
— Конечно, конечно, — согласился профессор. — А не могли его… специально? Медики всегда все на сердце списывают…
Белецкий захлопал глазами и уставился на него:
