Мы вернулись в город, куда также забрали и связанных зэков, Пашка быстро перегнал запись в холдинг, чтобы она уже сегодня пошла в эфир, мы пообедали и отправились в местный музей, где также собрались и местные журналисты, и представители администрации. Иван Захарович передавал в дар музею обнаруженный на территории области клад. Вот тут он уже занимал почти весь кадр, пуская в него лишь меня. В речах о меценатстве и личном благородстве он в родном Питере натренировался, так что говорил очень складно. Сотрудницы музея аж прослезились.
Эту запись мы тоже перегнали в холдинг. На этот раз – вместе с демонстрацией обнаружения клада под домом кого-то из командования воинской части. Дадут в каких-нибудь «Новостях». В разговоре с Викторией Семеновной по телефону я сказала, что запись нужно дать в эфир срочно – чтобы потом никто не наложил лапу на тарелочки.
– Несколько раз повторим в разных программах, – пообещала главная. – А про охотничью базу дадим в «Криминальной хронике». Сегодня. На завтра у нас изменение программы. Тебе владелец выделил целый час.
– Час эфирного времени?!
– Да. Час о ваших приключениях на островах. И потом что-то на протяжении недели будем давать. Сейчас ребята уже монтируют. И требование к Ивану Захаровичу пойдет целиком в рассказе о захвате вашей компании.
– Пашка вам и его перегнал?
– Так Сухоруков же потребовал его дать полностью в эфир. Сказал, что даже готов оплатить, как рекламу. Мне лично звонил. А тебя не предупредил?
Меня он не предупреждал. И я даже не знаю его истинных целей.
– Сам в кадр полезет?
– Еще бы. Будет комментировать то, чем вы занимались на острове.
– Так его же там не было! Он там вообще ни разу не бывал! – воскликнула я, немного подумала и добавила: – Насколько мне известно.
– Вот именно, – сказала Виктория Семеновна. – Юля, ты – девушка разумная. Разберись сама, что можно говорить в эфире, а о чем промолчать. Ты знаешь, что я тебя всегда поддержу. Ивана Захаровича я очень уважаю и даже в некоторой степени люблю, но ты же прекрасно знаешь, кто он такой. Для нашего холдинга дружба с ним – я не представляю, как лучше выразиться – выгодна. Для тебя она тоже выгодна и часто спасительна. Согласись, что он тебе неоднократно жизнь спасал. Поэтому мы должны действовать в определенных рамках. Это устраивает все стороны. В этой жизни нужно идти на компромиссы.
Я вздохнула. Виктория Семеновна в Питере тоже вздохнула. Но ни она, ни я место работы менять не собирались. А в жизни в самом деле всегда приходится идти на компромиссы.
И ведь хоть четыре тарелки, но попали в музей! Правда, найденное нами с Пашкой в яме Иван Захарович забрал и комментариев не давал. Но Иван Захарович также сказал мне, что охоте на людей он положит конец – чего бы ему это ни стоило. Ну и пусть себе лезет в кадр, раз к старости стал настолько тщеславен.
И вообще я тоже все эти дни не схожу с экранов!
Ночь мы провели в машине. Я спала как убитая – словно в меня в очередной раз пшикнули газом. Татьяна осталась дома, мы с Пашкой недолго задержались у меня и поехали в холдинг уже на моей машине. Пашка в свою квартиру не заезжал ни на минуту, потому что, как он выразился, в моей имеется все, что ему нужно, и даже больше, чем в его собственной.
Весь день мы занимались подготовкой часовой вечерней программы, из-за которой сдвинули сетку. Я также пару раз показалась в «Новостях». Мама, узнав из телевизора о том, что происходило с дочерью (знала бы она все!), звонила в истерике. Я сказала, что жива и здорова, и мне нужно работать.
– Юля, я поняла, что ты сутки ничего не ела! – Мое питание, похоже, волнует маму больше всего.
– Я ела малину, – сказала я. – И вообще мне тогда было не до еды!
– Юля, нужно правильно питаться. Потом начнутся проблемы с желудком. Юля, нельзя вести тот образ жизни, который ты ведешь!
Я слышу подобные наставления много лет и при первой же возможности съехала от родителей, однако воспитание по телефону продолжается. Но почему все-таки упор делается на питание? Моя жизнь столько раз была под угрозой! Кстати, остается и теперь.
– Виталя сегодня обещал к нам заехать, – добила меня мама в конце разговора. – Я ему сказала, что давно хочу повесить новое зеркало в ванной. Ты же знаешь, откуда у твоего отца руки растут? А Виталя любую мужскую работу в доме умеет делать. И, как твой отец, не лежит по вечерам на диване перед телевизором, а днем с какой-то очередной философской книгой.
– Витале некогда, – попыталась оправдать я отца. – Он бы тоже лежал. Диван – любимый четвероногий друг всех мужчин. И вообще у отца сердце больное!
Мама меня будто не слышала.
– Юля, может, и ты выберешься? Я пирогов напеку, как Виталя любит. Юля, мужчине обязательно нужно печь пироги. Юля, ты зря с ним рассталась. Это надежный человек, на которого всегда можно положиться. С ним ты будешь за каменной стеной. На самом деле за мужем.
Я сказала, что сама разберусь со своей личной жизнью, и заметила, что одного Витали у моих родителей сегодня вечером будет более чем достаточно, и они все вместе могут встретиться со мной по телевизору.
Потом позвонил Андрюша из Управления.
– Ты в самом деле те тарелки нашла? – спросил он первым делом.
– Ты видел, как их Иван Захарович в музей передавал? – уточнила я.
– Украл у тебя славу старый хитрец, – хмыкнул Андрюша.
– Я не возражала.
Андрюша пригласил приехать к ним, поскольку для меня имелась информация и со мной жаждали побеседовать ребята из отдела, занимающегося предметами искусства и антиквариатом. Я предупредила Викторию Семеновну, и мы с Пашкой рванули в Управление.
Мы придерживались версии с нахождением ключа в старых могилах. Мы сказали, что, по нашему мнению, его кто-то туда случайно обронил. Ключ у меня забрали. Копия записи уже была передана в Управление – в «сыром» виде, то есть в полной версии, до монтажа.
– А кто жил-то в этом домике? – спросила я, сгорая от любопытства.
– Те, у кого не было жен, – сказал Андрюша.
– А поподробнее?
Приятель объяснил, что все солдаты размещались в одной большой казарме, которую я видела и в которую заходила. Конечно, она была не очень большой по сравнению с имеющимися в других воинских частях, но подразделение, расквартированное на острове, вообще никогда не было крупным. Отдельный дом был у начальника части и у его зама. Оба жили на острове с женами. Еще в одном доме размещался прапорщик Гена с Алевтиной Ильиничной, и прапорщик, от которого жена ушла. В доме, где мы нашли клад, жили трое холостых мужчин. Из этих троих один оказался старлеем, отправившим ребят в лес и забывшим о них.
– Но такое количество банок! – воскликнула я. – Я решила, что в том доме жила женщина, которая занималась консервированием.
– Там все офицеры и прапорщики занимались консервированием, – сообщил приятель. – И мясо солили, и грибы. Варенье варили, ягоды просто холодной водой заливали, как раз в стеклянных банках. Это Гена объяснил.
– Сейчас армейская прокуратура вместе с двумя нашими сотрудниками допрашивает того старлея и двух других обитателей домика, – сообщил один из коллег Андрея. – И группа вылетит на остров осматривать остальные дома. Вы, как я понимаю, тщательно их не обыскивали?
Я покачала головой.
Мне задали несколько практических вопросов насчет того, что следует брать с собой на острова, где, по моему мнению, есть шанс что-то найти. Я считала, что теперь уже нигде. Я знала, сколько народу там пыталось что-то искать.
Но группа, конечно, все равно поехала. Сотрудников Управления не могли не включить из-за найденного антиквариата. Потом ребята рассказывали в Управлении о классной рыбалке и вообще о том, как хорошо они отдохнули. Как и следовало ожидать, группа ничего не нашла.
Старлей и двое других молодых офицеров твердо заявляли, что ни про какие тарелки в погребе не слышали, никаких кладов не находили и вообще погребом не пользовались. Банки, вероятно, остались от предыдущих жильцов. И неужели они бы не забрали тарелки с собой, если бы это был их клад?
Допрос предыдущих жильцов затягивался на неопределенное время. Я считала, что в обнаружении тарелок (в смысле до меня) никто не признается. Они все равно потеряны, так зачем же признаваться, что нашел клад? Отпечатки пальцев уже не снять – их брало в руки столько людей. Все, что могло оставаться, стерлось. Но я на самом деле не понимала, как кто-то мог про них забыть. Или имелись веские основания их там оставить?
Задушенного помощника губернатора похоронили в родном городе, тело археолога доставили в Петербург, как и тело вытащенного из воды солдатика, и мою находку в кустах у поляны – хотя бы из тех соображений, что в известной нам области не было возможностей для проведения нужных экспертиз. В Питере значительно больше всякого оборудования. Ими занималась наша судмедэкспертиза. Наши специалисты признали, что найденный в воде парень умер от естественных причин и был сброшен в воду уже после смерти. Умер год-полтора назад. Его опознала мать и забрала тело сына в родную деревню. Расходы оплатила армия, высокие чины которой всячески пытались замять скандал, который начался больше года назад, а в этом году разгорелся с новой силой.
