class="p1">– Я надеюсь, вы продолжите сотрудничать с полицией? – обратился начальник к Рамуте. – Предлагаю вам должность…
– Боюсь, Рамуте не сможет согласиться на ваше предложение, – ответил за нее Роберт. – Мы с моим личным профайлером вместе улетаем в Москву. Вечерним рейсом.
– Как, уже? Сегодня?
– Да. Вы же понимаете. Служба. Еще много психов и маньяков в стране, которых нужно остановить. И Рамуте мне в этом поможет. Да, Рами?
Она посмотрела на Никиту, ожидающего ее в коридоре, который разругался с Катей ради нее и которого наверняка уволят за сегодняшний прогул. Посмотрела на Федора, равнодушно читающего состав на пачке со стиками. Посмотрела на начальника, на Роберта и ответила: «Да». Ответила, что ее здесь ничего не держит.
– Я готова к переезду. Но не прямо сейчас.
– О’кей. А что так?
– Осталось одно незаконченное дело.
Она объяснила, что подготовила и записала свой прощальный выпуск и хочет его послушать вместе с Русланом. Хочет остаться и посмотреть на его реакцию, увидеть, как он обрадуется. Увидеть его глаза и убедиться, что не зря старалась.
– Через неделю, может, через пару недель обещаю приехать.
– О’кей. По рукам.
– По рукам.
Она подумала, что этого времени ей точно хватит. А еще промелькнула гаденькая мыслишка: если вдруг она на самом деле беременна и решит оставить ребенка, было бы неплохо сегодня переспать с Робертом, до его отъезда. Чтобы в перспективе, если все срастется, без труда убедить москвича в том, что отец ее малыша он.
Рамуте спешила домой к Руслану. Через час начнется их совместный эфир. Ей было принципиально послушать его вместе с героем сюжета. Она знала, что в комнате у парализованного есть радио, но на всякий случай захватила свое. Вдруг у него приемник сломался.
Она поднялась по лестнице, предвкушая теплый диалог с Антониной Васильевной. Старушка обязательно произнесет: «Пресвятая Дева Мария», – предложит булочку и заварит чай.
«Нужно будет ее тоже пригласить. Сядем втроем, возможно – всплакнем».
Она скажет: «Проходи, деточка», – Рамуте ответит, что рада ее видеть, и попросит разрезать торт, который принесла.
Рамуте нажала на кнопку звонка. Подождала, но не услышала знакомое: «Иду-иду». Нажала снова. И снова, и снова. Постучала. Никто так и не ответил.
«Наверное, бабуля ушла в магазин», – подумала Рамуте и дернула за ручку. Дверь открылась. Проходить без спросу невежливо, но она не могла ждать, когда старушка вернется, скоро выпуск.
– Это я, Рамуте. Я захожу, – крикнула она и переступила порог.
Ни Антонины Васильевны, ни Руслана дома не было. Его кровать оказалась пуста.
«Случилось что-то нехорошее, – решила девушка. – Может, Руслану стало хуже, его увезли в больницу, и Антонина Васильевна уехала с ним?»
Расспрашивать у соседей она не стала. Поехала домой.
«Обидно, конечно, но ничего. Болезнь – дело такое. Привезу для него запись. Оформлю красивую обложку, запишу и на флешку, и на диск, пусть слушает. Пусть человек порадуется».
На пороге квартиры ее ждала большая коробка с прикрепленной запиской.
«Закончил работу. Теперь это полотно твое. “Подонок с дырявым ртом”. Я дал слово, что ты будешь первая, кто увидит картину, и сдержал обещание. Не смог дозвониться, отправляю по почте».
И подпись: Валентин.
Рамуте смотрела на пергаментную обертку и решала, стоит ли заносить картину в дом. Она же написана кровью. Сдерживал еще тот факт, что она в принципе не тяготела к искусству, тем более исполненному с применением настолько странных материалов.
В конце концов любопытство победило, и она решила оставить подарок. «Занесу, посмотрю и оставлю в этой квартире. Улечу в Москву, а подарок Валентина пусть останется будущим жильцам».
При помощи кухонного ножа и набора нецензурных выражений Рамуте распаковала сверток. Перевернула картину и обомлела. С холста на нее смотрел Руслан. Парализованный, сплошь состоящий из крови художника. Руслан, лежащий в кровати с разорванным ртом, леденящим взглядом смотрел на Рамуте. Справа от него нарисованы перекошенные весы, слева заколоченная дверь и перечеркнутая надпись на ней: «Власть звука».
– Это…
Рамуте потеряла дар речи. На картине без сомнений Руслан. Изо рта человека бил поток крови, глаза были непропорционально большие, но это точно был Руслан.
– Браво.
Рамуте услышала голос за спиной и вскочила на ноги. Обернулась. За спиной стоял он.
– Мое почтение художнику. Красивая работа.
– Т-ты?
– Здравствуйте, Рамуте. Присядьте.
– Н-но как?
Руслан усадил ее обратно на стул.
– Не бойтесь. Ох, совсем забыл, что мы с тобой на «ты». Ничего, что я без приглашения? Надеюсь, ты не против моего визита? Впрочем, если и так, я ненадолго.
– Что? Что все это значит? – шепотом спросила она.
– Ты меня убьешь?
Руслан сел рядом.
– Убить тебя? Но зачем? Ты мне не сделала ничего плохого. Я пришел проститься, поблагодарить и пожелать удачи.
Рамуте осторожно потянулась к ножу, которым распаковывала картину.
– Поблагодарить за что?
– Не надо. Остановись, пожалуйста. – Он показал пистолет. – Нам не нужен нож. Зачем ты хочешь все испортить? Хорошо же сидим.
Рамуте отдернула руку.
– Почему ты… Как ты?
– Тебе интересно, почему я не в постели?
Она кивнула.
– Уже полгода я могу двигаться и вставать. Но мне нельзя было в этом признаваться. Иначе не удалось бы их наказать. Весомо?
– Кого наказать? За что?
– Видишь ли, она мне изменяла.
– Кто? Лина?
– Кхм. Да. Она решила, раз ее муж инвалид, можно наставлять ему рога. Предательница. – Он улыбнулся и развел руками.
– Ты убил ее?
– Нет. Что? Убил? Нет-нет! Наказал.
– А сын? Его за что?
Руслан приподнял брови.
– Ты серьезно? Он же маленький. Ничего не понимал. Он ни в чем не виноват. Но он бы не выжил один. Сама подумай. Кто бы за ним ухаживал? Я спас его. Не наказывал, просто освободил.
Рамуте замерла. Ужас от услышанного сковал ее тело. Те первые жертвы, женщина и ребенок в подвале. Это он их… Это его жена и сын.
– А все те люди? Другие.
– Рами, почему твой голос дрожит? Ты взволнована?
Она сглотнула и помотала головой.
– Ты боишься меня?
– Что они тебе сделали? – она ответила вопросом на вопрос, чтобы поскорее перестать думать о собственном страхе.
– Пупу-пу. Ладно, объясню. Понимаешь, Рами, когда долго лежишь без дела, хочется… эм… поиграть. – Он повернул пистолет и заглянул в ствол. – Да, мои наказания со временем превратились в игру. Простая игра, развлечение. Первая пара игроков… Признаюсь, они ничего не сделали. Это были обыкновенные бездомные. Не грусти о них. Зачем, если им самим себя не жаль? Они – ничто. Пустота. А мне нужен был опыт, нужно