Поликарпов поморщился.
— Вот так в лоб? Тогда можно послать кого угодно. Только английский джентльмен в подобной ситуации поступит однозначно — вызовет полицию!
Начальник Управления «С» вспотел. Ошибиться было нельзя — слишком высоки ставки. Потому что объектом операции «Доверие» являлся Линсей Джонсон — ведущий экономический эксперт МВФ, от которого зависело — получит ли Россия крайне необходимые ей кредиты.
— Разрешите подумать, товарищ генерал-полковник?
— Думайте, — ещё раз поморщился Директор. Он не любил солдафонства.
— А мне пришлите подполковника Яскевича.
— Есть! — сказал Золотарев и встал. Он чувствовал себя так, будто только что получил звонкую оплеуху.
* * *
— Странно, — задумчиво сказал Алексей Иванович, вертя пустую фляжку с овальным отверстием под содранным лоскутом кожи. — Почему же она не прошла насквозь?
Они сидели в комнате у Макса, за столом, в тарелках краснели обглоданные кости грилевой курицы, на донышке бутылки ещё оставалось около ста граммов водки.
— Ну-ка дай! — протянул руку Спец и внимательно осмотрел пробоину. Потом встряхнул фляжку, услышав звук болтающегося внутри предмета, усмехнулся, отвинтил крышку и вытряхнул на ладонь небольшую, никелево блестящую пулю с косыми черными вмятинами от нарезов.
— Фляжка была полной, — не то спросил, не то сообщил Спец.
Макс кивнул.
— А выстрел глухой, с огнем и дымом.
Макс кивнул ещё раз.
— Откуда вы знаете?
Спец улыбнулся ещё шире. Ему было приятно это удивление. В конце концов, он был учителем, а Макс учеником.
— Замкнутое пространство, заполненное жидкостью — это готовый гидравлический пулеулавливатель. Но очень тонкий, нормальный выстрел не выдержит. Тебе повезло: старый патрон, может быть ещё военных лет, у него уже не та энергия… «ПСМ», «ПМ», отправили бы тебя на тот свет. Не говоря про «ТТ», «Парабеллум» или современные модели… А тут удачно сошлось фляжка и древний «вальтерок»… Судьба!
Он перестал улыбаться.
— Только зря ты их всех не перемочил! Тогда бы отстали — или навсегда, или на долгое время. Смотря чего хотят…
— Хотят они узнать где чемоданчик с деньгами, — сказал Веретнев.
Спец вопросительно поднял бровь.
— Кто-то ищет Евсеева, — пояснил бывший разведчик. — Идет по пятам, в спину дышит. Уже, наверное, получил фотографию яхты. Как думаешь, Макс?
— Похоже…
— Зря не перемочил, — повторил Спец. — Ну да можно проехаться по больницам, найти этого хмыря со сломанной рукой, да расспросить…
Веретнев успокаивающе похлопал его по плечу.
— Остынь. За тобой уже нет штурмовой роты. А у этих ребят и головорезы и «стволы»… Надо не счеты сводить, а дело делать. Я свой план вам сказал… Давайте решать.
— План-то хороший, но… Деньги, документы прикрытия, оружие… Где все это взять?
Макс задумчиво побарабанил пальцами по столу.
— Черт его знает! — Савченко развел руками. — У меня и нашего загранпаспорта никогда не было?
— А как же… — начал было Слон, но усмехнулся и замолчал.
— Да вот так! Отсюда спецрейс, а там мы документы не предъявляли… Там совсем другое требовалось…
— Хорошо бы пивка, — сказал Веретнев, с сожалением рассматривая почти пустую бутылку.
— Сейчас чай заварю, — Макс встал и прошел на кухню. — А водку я не буду, можете допивать.
— Я тоже не буду, — присоединился к нему Савченко. Алексей Иванович оживился.
— Ну, тогда…
Остатки сорокаградусной жидкости перелились в стакан, а оттуда, без задержки — в желудок Веретнева.
— Теперь другое дело, — довольно сказал он. — Вроде и немного добавил, но зато норма выбрана и душа спокойна… А фляжку можно аккуратно запаять, кожицу на место приклеить, ничего и видно не будет. Зато какой счастливый талисман. И удобно, опять же…
— Эй, Максик, ты что, поругался с Машей? — крикнул Слон в сторону кухни. И поскольку ответа не последовало, пояснил Спецу:
— То у неё жил, теперь съехал. Я ей позвонил — трубку бросила…
— Оно тебе надо, чужое горе? — поморщился Савченко. — Лучше думай, что делать!
— В шестьдесят восьмом я закладывал тайник в Рексемском лесу, в Уэльсе, — прежним обыденным тоном продолжил Алексей Иванович. — Три пистолета с глушителями — «Люгер» и два больших «Вальтера». Подозреваю, что для боевиков ИРА8 — мы в то время их очень поддерживали… Да и связник был из ихних. Перетрусился тогда, чуть не поседел: если бы провалился и иммунитет бы не помог — от пули-то нет иммунитета! А за поддержку террористов вполне могли пристрелить на месте…
Веретнев тяжело вздохнул и замолчал.
— И что? — не выдержал Спец. Макс тоже заинтересованно выглядывал из кухни.
— Заложил нормально, а сигнал о закладке никто не снял. И второй раз, и третий… Доложил в Центр — в ответ молчание, никаких дополнительных указаний. Ну, мне-то что: баба с воза — кобыле легче… Потом прочел в газетах: связнику моему вкатили пожизненное.
— Значит, тайник так и лежит? — напрямую спросил неприученный к дипломатии Спец.
— Скорей всего да. Если его никто случайно не обнаружил…
— А найти сможешь?
Веретнев почесал в затылке.
— Тридцать лет прошло… Хотя все накрепко в память врезалось. Попробовать можно…
— А насчет денег и документов у меня есть идея, — сказал Макс. Попробуем проехаться за казенный счет…
Глава 4
Личный следователь Президента
Может так совпало, что это оперативное совещание Ершинский собрал в тот же день, когда Фокин доложил ему материалы основных находящихся в производстве дел. Взрыв на Ломоносовском — подозреваемых нет, ведется оперативная работа по установлению виновных. «Консорциум» — имеется лицо, подлежащее привлечению к уголовной ответственности: начальник Службы безопасности Илья Атаманов. Необходимо производство обысков, задержание подозреваемого, интенсивная следственно-оперативная работа с ним, что позволяет доказать незаконную продажу за рубеж стратегических технологий и массовую скупку важнейших народно-хозяйственных объектов Российской федерации. На что он и испрашивает санкции у своего непосредственного начальника. Дело было утром, Ершинский тяжело глянул на него и ничего не ответил, а после обеда собрал личный состав Следственного комитета.
Обычно генерал сидел в президиуме, его окружали заместители, сюда же приглашались и начальники трех основных отделов. Но сегодня начальники отделов сидели в зале вперемешку со следователями и прикомандированными оперативниками.
Открыл совещание сам Ершинский: сделал беглый обзор дел, которые и так были всем хорошо известны, поставил очередные задачи, подчеркнул напряженность внешней и внутренней обстановки, требующей особой бдительности, взвешенности принимаемых решений и политической дальновидности. У Фокина зашевелились нехорошие предчувствия, а когда слово взял первый зам начальника СК полковник Поварев, он понял, что сейчас они оправдаются. Потому что Поварев выполнял за Ершинского всю грязную работу, причем не по необходимости, а с удовольствием.
— Товарищи офицеры, — торжественно начал подполковник. Его красное мясистое лицо всегда выражало смесь недовольства и отвращения, будто кто-то сунул под картофелеобразный пористый нос кусочек дерьма. Но сейчас вид у него был удовлетворенный, из чего следовало, что много дерьма будет вылито на кого-то из присутствующих.
— Быстрое и качественное расследование уголовных дел, возбужденных по фактам особо опасных, привлекающих всеобщее внимание преступлений, является основной служебной задачей следственного аппарата…
В зале откровенно скучали. Сам Поварев не расследовал ни одного уголовного дела, он работал в идеологическом управлении, а после его расформирование переведен в следственный комитет. Но навыки выявления и разоблачения инакомыслящих сами по себе атрофироваться не могли.
— … вместо этого майор Фокин предпринял попытку задержания человека, не имеющего никакого отношения к этому взрыву, мало того — нашего коллегу, сотрудника внешней разведки!
Десять минут краснолицый полковник обличал Фокина за неумение оценивать доказательства, находить контакт со свидетелями, организовывать работу подчиненных. Потом незаметно перешел к главному.
— Это не отдельный просчет товарища Фокина. Расследуя дело о продаже Ирану стратегических технологий, он забыл про принцип всесторонности и сконцентрировался на одном объекте — концерне «Консорциум», в котором тоже работает немало наших бывших коллег… Если он и дальше пойдет по этому неверному пути, то стране может быть причинен колоссальный экономический и даже политический ущерб…
Фокин встал.
