- Стойте! Стойте, или я вас убиваю!
А я бросаю мое тело со всем моим добром в высокие травы, и она делает "так-так-так" куда попало в листья джунглей много раз, и мое сердце выходит из ума, и я даю клятву, что никогда не возвращаюсь в этот дом без приглашения. Даже потом, когда я далеко и спокойная, я еще дрожу от страха всем моим телом.
Но в тот день, что я говорю, пока солнце не садится, я вижу мою смерть еще раз. Плохая женщина сердится, что я убегаю, и ходит в джунглях больше двух часов, глядя мои следы, и она приходит на этот пляж австралийцев. Я не верю своим глазам, и вы, наверное, тоже, но это так. Она выпрямляется с автоматом в руках и с лентами патронов крест-накрест вокруг тела, и я лежу в укрытии, которое делаю из листьев, и это большое счастье, что она меня не видит и не идет в мою сторону. Но она видит пляж перед собой и песок, весь истоптанный моими ногами, и кричит:
- Зачем так продолжать? Мы, французы, женщин не убиваем! Если вы поднимаете руки на голове и идете ко мне, я даю вам хорошую еду и обильную воду и мы вас держим достойно, как пленницу!
И так она говорит приятными словами, но я знаю, что если высуну только нос, пускай он и короткий, как мои соотечественники, то она убивает меня навзничь в крови, наверное, ста патронами, и оставляет мое дырявое тело для еды зверей, после того как плюет на меня ртом. Так что я боюсь, но шевелюсь не больше камня и заклинаю духов этого острова, чтобы француженка не приходит на мое укрытие.
Она остается долго, бросая глаза повсюду на пляж и на джунгли, и вертится вокруг себя, говоря вот так по-французски и английски:
- Вы здесь? Отвечайте! Вы здесь?
Наконец терпение убегает от нее, и она говорит:
- Ну, японская ослица, я тебе покажу, что я делаю с тобой, когда ловлю!
И она делает "так-так-так" со злостью и куда попало в листья. К счастью, я не умираю, и она поднимает плечи, и идет в джунгли, откуда приходит, и возвращается к себе. Уй-юй-юй, какой же гадкий у этой женщины характер!
После приходит сезон пекучего солнца, и два француза остаются внутри дома почти весь день. Когда они идут наружу, я своими глазами вижу, какой тот мужчина: более жалкий, чем уличная собака. Борода его растет, и волосы тоже, и одна одежда у него - это штаны, да и то отрезанные короче колен, и его кожа делается темная от солнца, а волосы - желтыми. Он сидит в плену на песке, глядя в конец океана, и иногда поет себе музыку, очень тихо, я не могу слышать слова. Мое расположение на его стороне, и я боюсь, что он теряет свой здоровый смысл, как Йоширо, но один раз он показывает мне, что этот смысл у него пока есть.
Он на пляже со связанными ногами, чтобы делать маленькие шаги, а руки тоже связаны впереди, и он начинает работу в песке. Я не вижу из своих трав, что он делает, и эта женщина на лестнице тоже, потому что она говорит:
- Фредерик, что вы делаете?
А он говорит ей:
- Если кто-нибудь у вас спрашивает, говорите, что не знаете.
И тогда, прежде чем солнце заходит и она орет ему возвращаться в дом, он много и тщательно работает и ходит искать камни и ветку, полезную для того, чтобы делать песок чистый и плоским, и я, кажется, немного понимаю, и мое сердце стукает быстрее, потому что я боюсь, что эта женщина тоже понимает. В день после я прихожу в травы раньше солнца, и, когда связанный Фредерик выходит наружу из дома, он идет в сад, будто не знает, что ему делать. И тогда он видит мое имя и подбирает плод. Он стирает мое имя ногой, показывая плохой женщине спину, и после, когда он сидит далеко от нее и ест плод, она говорит:
- Смотри-ка, где это вы находите этот плод, который едите?
А он не глядит в ее сторону и спокойно отвечает:
- Это не плод, это что-то, что я отрезаю у себя между ног.
В другой день, когда они долгими пекучими часами находятся в тени дома, я забываю страх и двигаюсь как змея, чтобы слушать их слова. У них две циновки, или матраса, как у западных людей, сделанных из парашютной материи и сухой травы, и кресло Йоширо теперь стоит в доме. Чаще прочего та женщина сидит в кресле с прицепленным сзади автоматом, а он лежит привязанный на матрасе. Они разговаривают, чтобы обмануть скуку, и там много вещей, что я не понимаю, но все равно для меня там больше удовольствия, чем оставаться одной в джунглях. Так что и в дни после я прихожу, и во все другие дни.
Я не говорю, что я несчастная. Я строю другое укрытие, больше и удобнее, в глубоком месте джунглей, где много питейной воды, копая землю, и я ем плоды, рыб и раковины, по не грызунов и не крабов, потому что, если я зажигаю огонь, плохая женщина по дыму знает, где я. Эта женщина носит на себе куртку летчика прежде, чем я ее беру, и я нахожу в кармане гребешок, который Нажиса, самый молодой, делает для моих волос, и еще очень красивые бусы, которые она делает из раковин. Теперь я всегда держу гребешок с собой и надеваю на шею бусы. У меня есть еще режущий инструмент Тадаши, не годный, чтобы убить француженку, но очень полезный для еды, и копье из бамбука, чтобы брать рыб. Вокруг этого острова я знаю все пляжи и все места, где прячутся съестные рыбы, и один раз я ссорюсь с акулой, которая хочет мою рыбу, но она и ее сестры не очень ловкие на пляже и боятся шума. Змеи опаснее, но они тоже боятся, и, если у них нет гнезда в том месте, где вы поселяетесь, вы легко их прогоняете. А если у них есть гнездо, вы тоже можете поселяться, но только если жизнь ваша слишком горькая и вы сыты этим до самого горла.
Я, Йоко, когда я сыта этим до самого горла оттого, что все время одна, хожу глядеть французов в доме, в тени бамбуков. Больше чем четыре часа я как в театре, существуя только чтобы дышать. После нескольких дней я понимаю, почему женщина связывает Фредерика, когда они попадают на этот остров. Правда в том, что раньше каждый другого никогда не знает. Он - это преступник, который убегает из тюрьмы своей страны и прячется в корабле, и она первый раз видит его своими глазами, только когда корабль горит и идет на дно, а он ночью цепляется за тот же кусок, что она. После они три дня на великом океане, и они видят этот остров, и плывут, и Эсмеральда берет оружие японской дуры.
Фредерик много раз говорит, что он сидит в тюрьме за преступление, которого не делает, но она поднимает плечи. Она предпочитает просить прощение за ошибку, когда их спасают, чем встретить такую же смерть, как та крестьянка, что насчитывает двадцать лет на юге Франции. Если я верю ей, эта крестьянка убивает себя, потому что Фредерик в нее сует и ей стыдно. Фредерик говорит:
- Никогда в жизни!
Я, Йоко, совсем никто, чтобы судить такие вещи, но я думаю, что Фредерик говорит верно, потому что в этой истории нет здорового смысла. Я много раз давала совать в себя австралийцам, только чтобы сохранить жизнь. Пускай мне стыдно, что я не могу помешать себе получать с ними удовольствие, но никогда мне в голову не приходит мысль, что я должна себя убить. Если я и должна кого-то убить, так это двух австралийцев, и особенно Билла Красноволосого, но они всегда прячут от меня автомат и ножи, и в конце я даже плачу, что Билл умирает, и крепко себя ругаю за это смертоубийство, потому что, если я позволяю ему совать в себя, он не становится сердитым. Но, может быть, французская крестьянка, пускай она и насчитывает столько лет, сколько я, моложе меня в привычке к несчастьям и к безумству войны. Или, может быть, я должна считать правдой мнение Билла, что я японская шлюха.
К большому счастью, те два француза чаще говорят о других вещах, чем об этом барахле. Эсмеральда - немного, и я после говорю почему, но Фредерик говорит моменты из своего детства и его жизни прежде, чем он идет в тюрьму, и красивых женщин, которых он любит. И он говорит его бабушку очень хорошей, а его мать подло покинутой, когда он насчитывает всего десять лет, и свою жену Констанс, тоже очень хорошую и очень красивую, которая никогда его не забывает. И еще тот миг, что он сражается за эту Жанну д'Арк, и я, Йоко, боюсь, что проклятые англичане ее убивают, и мне очень трудно не дать услышать мою радость, когда Фредерик спасает ее жизнь. Я не пень, что у вас значит глупый, и я понимаю, что это, может быть, не правдивая история, но кто знает? Однажды я спрашиваю у великого океана, и он отвечает, что никто не знает. Он помещает мне в голову, что если англичане сжигают другую, то это не первый раз и не последний, что они врут.
Часто у себя в укрытии, когда сон задерживается в пути, я вижу в моей памяти моменты, что говорит Фредерик, особенно смешные. Так, примерно, когда он юный студент Парижского университета и влюблен в студентку, которая изучает юридическое право, и вы, может быть, ее знаете. Пускай я в своей мысли всегда заменяю эту французскую студентку, которой имя как у вас, Мари-Мартина, мной, Йоко, живущей в Париже, но я говорю вам историю.
Однажды, когда я хочу идти с моим влюбленным Фредериком, и за окном ночь, и дверь в общежитии девушек заперта, мое мнение - уходить наружу через окно, но, к великому несчастью, это высоко и я не могу, и мой влюбленный зовет на улицу Суффло большой красный грузовик пожарных, с такой длинной лестницей. И главный пожарный говорит:
