– Что у тебя на уме, Хью? Ты что, собираешься приобрести по дешевке десять тысяч «манлихер-каркано», чтобы организовать вторжение на Кубу? Настоятельно рекомендую не поддаваться этому соблазну. В продаже имеются намного более качественные винтовки, нежели это убожество, состряпанное людьми, которые едят на ланч спагетти и спят после обеда.
– Спасибо, Лон. Скажи мне, пожалуйста, что с ней можно делать?
– Что можно делать? На дистанции до двухсот метров убивать мелких животных – например, кроликов, если ты сможешь в них попасть, в чем я сомневаюсь, – а также людей. Стрелять по мишеням, все больше раздражаясь по поводу неаккуратности работы ее механизмов, в том числе спускового крючка. Разрубить на щепки для костра. Вот, пожалуй, и все. Но ты меня не слушай, я же сноб.
– Нет-нет, я не это имел в виду. Я хотел спросить, мог бы ты… сфальсифицировать ее?
– Ты имеешь в виду, изготовить фальшивую винтовку? Хью, это же нелепо.
– Я не могу правильно выражать свои мысли, поскольку не владею терминологией. Речь идет о следах, которые оставляют винтовки и которые потом изучают судебные эксперты. Мне известно об этом очень мало – только из книг о Перри Мейсоне. Если бы у тебя был агент и ты поручил бы ему застрелить кого-нибудь из «манлихера-каркано», но сомневался бы, что он поразит цель, можно было бы сделать так, чтобы кто-то другой, гораздо лучший стрелок, застрелил этого человека такой же пулей, из такой же винтовки и в тот же самый момент – но чтобы потом ни один следователь не смог бы обнаружить существование этого второго стрелка?
– Тебе нужно это для твоего следующего романа о Джеймсе Бонде?
– Хотелось бы мне быть таким умным, Лон.
– Так… мне нужно подумать. Во-первых, нужен глушитель, чтобы выстрел настоящего убийцы не был слышен.
– Что, действительно существуют такие приспособления? – спросил я. В те времена я был еще очень наивен.
– Да, и это вовсе не кинотрюк. Хирам Максим сконструировал глушитель больше шестидесяти лет назад. Любой умелый механик способен изготовить его. Это всего лишь трубка с диафрагмами, камерами и отверстиями. Я узнаю, где его можно раздобыть, и перезвоню тебе.
– Нет-нет, давай лучше я перезвоню тебе. Через неделю, в следующую субботу. Ты будешь на месте?
– Хью, я живу в инвалидном кресле и поэтому всегда на месте, – ответил он со смехом.
Я сказал Корду, что отправляюсь на поиски талантов, в рамках операции «Павлин», в Бостон, перевел пять тысяч долларов со счета «Павлин» на счет ФОКСКРОФТ Ларри Хаджета, зная, что он никогда не проверяет свои финансы. Выписал чек и обналичил его в маленьком банке в негритянской части Вашингтона, где уже не раз проделывал финансовые операции, поскольку на благоразумие мистера Брауна всегда можно было положиться. На следующий день я прилетел в Бостон, остановился в отеле «Хилтон» в Кембридже, взял такси до аэропорта и купил за наличные билет до Далласа, на рейс авиакомпании TWA. В моем багаже имелся костюм, привезенный из Москвы в 1952 году, а также рубашка, приобретенная в Брно несколько лет назад, и черный галстук, который я купил в магазине «Брукс Бразерс», когда ездил на похороны моего отца в Милт-Голд. Я решил, что такой интеллектуал, как Алик, едва ли заметит контраст между галстуком «Брукс Бразерс» и костюмом из ГУМа, производившим такое впечатление, будто его сшили шимпанзе.
Я остановился в отеле «Адольфус», взял в аренду автомобиль и надел свой русский обезьяний костюм. Наверное, выглядел я нелепо в претенциозном холле отеля, отделанном дубом, – словно кулак, опасающийся, что его вот-вот арестуют. Никто не обратил на меня внимания. В конце концов, это Техас. Здесь никто ни на что не обращает внимания.
Примерно через час я припарковал свой автомобиль неподалеку от угла Зэйн– и Норт-Бекли-стрит, в пригороде Далласа, называемом Оук-Клифф – по другую сторону акведука Тринити-Ривер. В 17.38 подошедший автобус высадил там пассажиров. Это было 5 или 6 ноября 1963 года. Я без труда узнал его. Он не был создан для тайной деятельности, поскольку любой полицейский или агент, разыскивающий шпиона, сразу выделил бы в толпе Ли Харви Освальда. Он оказался крупнее, чем я думал. Я ожидал увидеть злобную маленькую крысу, быструю и суетливую, готовую броситься на кусок сыра. Освальд был довольно плотным, коренастым, мускулистым человеком. Его нельзя не заметить.
Он выглядел несчастным. Его лишенное всякого обаяния, скучное лицо было мрачным. Он угрюмо огляделся, словно ожидая, что его сейчас схватят агенты ФБР. Все его существо как будто кричало на самой высокой ноте: оставьте меня в покое! Из четверых, вышедших из автобуса, трое знали друг друга. Они беседовали и смеялись, как это делают молодые люди во всем мире. Алик прошел мимо них с опущенной головой и направился по Норт-Бекли-стрит. Идти ему было недалеко, поскольку его дом находился по адресу Норт-Бекли-стрит, 1026 – всего в нескольких домах от пересечения с Зэйн-стрит. Он прошел в полутора метрах от меня, полностью погруженный в себя, и я имел возможность хорошо рассмотреть его. Наклоненная вперед голова, опущенные плечи, дешевая рабочая одежда, которую он, по всей видимости, носил, не меняя, неделями – серые хлопчатобумажные брюки, черные туфли «оксфорд» низкого качества и зеленая куртка, в каких обычно играют в гольф, поверх коричневой рубашки. Ничего примечательного. Я видел, как он вошел в свой обветшалый дом, такой же ничем не примечательный, как и он сам.
Проехав вперед до следующего квартала, я остановился и принялся наблюдать за подъездом его дома в зеркало заднего вида. Через сорок пять минут Освальд вышел на улицу, в том же облачении, с мокрыми после душа волосами. На сей раз он шел более энергичным шагом, направляясь к автобусной остановке. Войдя в автобус, оплатил проезд и сел на свободное сиденье сзади. Я следовал за автобусом на некотором расстоянии. Увидев, что Алик вышел на очередной остановке, дождался, когда он войдет в здание, припарковался и последовал за ним. Это был филиал Далласской публичной библиотеки «Дуган Хайтс». Быстро окинув взглядом доску объявлений, я увидел, что с минуты на минуту в комнате номер четыре начинается заседание Общества советско-американской дружбы. Перспектива провести пару часов в обществе американских коммунистов, обличающих пороки капитализма, и скучающих агентов ФБР меня совершенно не вдохновляла, и я отправился в ресторан, где съел бифштекс, после чего вернулся в отель и рано лег спать.
На следующее утро мне нужно было вставать рано, чтобы не опоздать. Но я увидел его, бредущего по улице к автобусной остановке, уже после того, как ушли автобусы в 8.17 и 8.33. На мне опять был костюм из ГУМа, и я намеренно плохо побрился, дабы придать себе тот самый вид, который я наблюдал у мужчин в странах Восточного блока, куда пока еще не проникло парикмахерское искусство. Надеялся ли я, что Алик заметит эти нюансы? Скорее он воспринял бы их на подсознательном уровне, и кто знает, каким образом это повлияло бы на его отношение и степень доверия ко мне? Если бы у меня была возможность явиться на встречу с ним в русском нижнем белье, я непременно воспользовался бы ею.
Он не обратил на меня никакого внимания, когда мы, поравнявшись с ним, перешли на тротуар, но я, едва не коснувшись его плеча своим, обратился к нему по-русски:
– Доброе утро, Алик. Вам привет от Костикова.
Переварив в течение нескольких секунд полученную информацию – то, что я знаю его русское имя и фамилию агента КГБ, который беседовал с ним в Мехико, – он спросил на ломаном русском:
– Кто есть вы?
Я взглянул на него и увидел, как он пожирает меня крысиными глазами, пытаясь понять, что за странный человек заговорил с ним.
– Следует говорить «кто вы?», – поправил я его. – Вы основательно подзабыли русский, а, Алик?
Улыбнувшись, я повернулся и быстро пошел своей дорогой. Мне пришло в голову, что он может догнать меня и ударить по голове, но ничего подобного не случилось. Судя по всему, Освальд сделал несколько шагов в моем направлении, но в этот момент раздался шум подъезжающего автобуса, и, вероятно, поколебавшись несколько секунд, он решил ехать. Я услышал, как он бежит к автобусу, и потом почувствовал спиной его взгляд.
Я устроил ему беспокойный день, бессонную ночь и еще один беспокойный день. Потратил это время на изучение окрестностей дома генерала Уокера и графика его общественной деятельности. Посетил оружейный магазин с типичным для Техаса нелепым названием «Кетчэм энд Киллэм»[36], где купил три коробки патронов «манлихер-каркано» 6,5 и подержал в руках саму винтовку, которую мне пытался продать какой-то ковбой, утверждавший, будто это лучшая винтовка, какую только можно купить за деньги. Мне действительно показалось, что это барахло, хотя, возможно, только потому, что эту мысль внушил Лон. Она совсем не походила на красивые, сверкающие, гладкие винтовки, из которых стрелял Лон, когда мы были мальчишками. Я поблагодарил ковбоя и вежливо отказался.
