Мне было совершенно очевидно, что выстрел не случаен. Я отлично помню, что тетиву Лера спустила сразу после того, как мы вышли из дому. А при спущенной тетиве выстрел невозможен… Ай да Лера-арбалетчица.
Но по-настоящему мне стало не по себе, когда я попытался вытащить стрелу из пня. Я попытался, но сделать этого не смог. Пень был еловый, крепкий. Я, расшатывая стрелу вверх-вниз, влево-вправо… сломал ее. Стрела вошла в плотную древесину сантиметров на пять-шесть, а может быть, глубже. Я представил, что было бы, если бы она вошла в человеческую плоть.
— Пошли, — бросил я. — Отдохнули.
* * *
Часов в пять вечера появился вертолет. Какой же я был дурак! Ах, какой я был дурак… Я обрадовался «винтокрылому труженику» и начал размахивать над головой курткой. И нас заметили. Сесть вертолету рядом с нами было негде. Он сделал круг, исчез за лесом… Я расстроился. О, какой я был дурак.
— Улетели, — сказал я.
— Нет, — возразила Татьяна, — кажется, они приземлились. Впереди.
— Пошли, — сказала Лера. — Они обязаны нам помочь.
И мы, воодушевленные, поперли через густой подлесок. Как лоси. Слоны. Зайцы, куропатки… как идиоты.
Мы проскочили полосу леса и вышли к болоту. Вдали, за пожухлыми кочками и редкими кривыми березками, стоял вертолет. А через болото, вытянувшись в цепь, к нам шли охотники. Человек пять или шесть. Все с ружьями, в камуфляже… Посредине шел Влад!
Челюсть у меня отвисла. Чего угодно я ожидал. Чего угодно, только не этого. Нас разделяло метров четыреста, и охотнички еще не видели свою дичь. Но скоро увидят.
— …твою мать! — сказала Лера.
Очень правильно сказала. По существу. Я с ней солидарен. Готов голосовать двумя руками.
— Нас убьют? — спросила Татьяна.
— Нет, по головке погладят. Быстро в лес.
Мы ушли в подлесок. Двинулись, изменив направление, в сторону озера. Был шанс, что удастся ускользнуть в сторону, пропустив охотничков мимо. Был, да сплыл.
— Слева, — закричал кто-то. — Слева они.
А дальше началось — Бушков отдыхает.
Нас погнали, как зайцев. Мы бежали, но уйти от здоровых, молодых, тренированных мужиков вряд ли бы сумели… Один я бы еще попробовал оторваться, но с бабами, как с гирей на ногах. И ведь вроде бы никто они мне, но бросить почему-то не мог.
Грохнул выстрел. Совершенно очевидно, что для острастки. Расстояние между нами — метров двести и попасть в человека нереально… но дробь (или картечь) прошелестела по листве над головой. Еще выстрел! Еще один.
Расстояние сокращалось, и было ясно — догонят.
— Лера, — сказал я, — ты говорила, что хорошо стреляешь.
— Ну?
— Гну! Надо их пугануть.
Мы стояли под большой сосной, смотрели друг на друга. Снова грохнул выстрел, сверху посыпались хвоя и мелкие веточки.
— …твою мать! — сказала Лера. — Давай.
Я протянул арбалет. Она уверенно взвела рычаг. Стальной лук изогнулся, напрягся, тетива зафиксировалась. Из держателя на прикладе Лера достала стрелу с хищным блестящим наконечником и ярким пластиковым оперением.
— Всего две стрелы осталось, — сказала Лера. — А так бы я их, блядей, всех перещелкала.
— Убивать нельзя, — напомнил я.
— Поучи жену щи варить. Щас я им впендюрю, дай только отдышусь малость. — Она положила стрелу на направляющую.
Сказать по правде, я почти что любовался этой корыстной, циничной, волевой стервой. Она многим мужикам могла бы дать фору!.. Лера встала на колено, положила цевье арбалета на толстый сук, прильнула к диоптрическому прицелу.
— Убивать нельзя, — снова напомнил я.
— Пошел на хуй.
Среди стволов мелькали камуфлированные фигуры… Тонкий палец с ухоженным ногтем лег на спусковой крючок. Лицо Леры стало жестким, хищным.
Тянулись секунды. Медленно, томительно… Раздался знакомый щелчок и спустя секунду-две громкий крик. Лера снова взвела арбалет.
— Уходим, — сказал я.
— Погоди, еще одному яйца отстрелю.
— Уходим, — приказал я.
Со стороны охотничков несся густой мат…
Я вырвал арбалет у стервы-снайперши, и мы побежали, забирая в сторону. Вовремя — спустя полминуты снова зазвучали выстрелы.
* * *
Мы оторвались. Но ненадолго. Женщины уже выбились из сил, Татьяна захромала. А охотнички, оправившись от шока и, видимо, погрузив раненого в вертолет (вертушка пролетела над нами в сторону Питера), продолжали охоту. Теперь они уже дуриком не перли, передвигались аккуратно. Но их присутствие было все-таки ощутимо — не визуально, но интуитивно.
Нас определенно выдавливали к озеру… А там, на открытом пространстве, спрятаться негде. Вообще, ощущение было паршивое. Это сейчас, по прошествии некоторого времени, я могу писать о тех событиях спокойно… А тогда было не по себе.
* * *
Нас отжали к озеру… День был пасмурный, серая вода выглядела безжизненной, кричали чайки. Где-то рядом шастали охотнички.
— Лодка! — закричала Татьяна. — Люди и лодка!
Действительно, в сотне метров впереди, на песчаной косе, дымил костерок, возле него сидели два мужика, а рядом на берегу лежала резиновая лодка.
* * *
— Извините, но «крейсер» мы конфискуем, — сказал я.
Мужики определенно не понимали, что происходит.
— Э-э! — сказал один, когда мы мимо него прошли к лодочке.
Лера на ходу прихватила бутылку водки, стоявшую на камне. Татьяна — полбуханки хлеба… Грабеж, блин, в чистом виде.
— Э-э-э! — сказал другой. Он даже вскочил и схватился за топорик. По-моему, водка была для него важнее лодки.
— Яйца отстрелю! — сказала Лера таким тоном, что я бы ей поверил…
Мужики тоже поверили. Они так и остались стоять с открытыми ртами и топориком в руке. Не думаю, что мы совершили хороший поступок, но тут уж ничего не поделаешь.
Я греб как заведенный. Надувнушка, да еще и перегруженная, это вам не «Катти Сарк». Когда на берег вышли охотнички, мы были от них всего лишь в пятидесяти метрах. Они запросто могли нас перестрелять. Но не сделали этого, видимо, потому, что тогда пришлось бы зачищать и двух рыбачков… В тот момент я так считал… и ошибся. Ошибка стала очевидна, когда мы отошли метров на триста и ощутили себя в безопасности. Не будут же они, в конце-то концов, вызывать вертолет, чтобы атаковать нас с воздуха. И они действительно не стали… Но с южной части озера послышался ноющий звук, и появилась светлая точка. Она приближалась стремительно, росла на глазах и вскоре превратилась в водный мотоцикл… Теперь уже я сказал:
— …твою мать!
Мотоцикл заложил широкий вираж и обошел нас кругом. За кормой мощно бился бурун. Управлял мотоциклом Лунин, сзади сидел коротко стриженный боец с ружьем в руках. «Вот тут-то, — подумал я, — пришел амбец». Стрелку нет нужды попасть в каждого конкретно — достаточно накрыть лодку. И тогда из баллонов хлынет воздух, а мы окажемся в воде. Доплыть до берега не дадут. Это и к бабке не ходи.
Катер сбросил скорость, сузил круг, и стрелок поднял ружье. Выстрел раскатился над водой, сноп картечи вспорол воду в нескольких метрах от кормы.
— Щас, — сказала Лера, — щас я им врежу.
И мы ей поверили. Лера взвела арбалет, вложила стрелу. Щелчок! Свист стрелы… Нас уже качало на волне — стрела прошла мимо! Осталась одна — последняя.
Стрелок передернул цевье помпы, Лера взвела арбалет. Нас качало. Мотоцикл все время двигался, а мы были неподвижны. Лерка! Лерка, не подведи! От тебя, только от тебя зависит, останемся мы жить или нет… Кричали зловеще чайки, стрелок-наездник целился в лодку. И я видел даже его прищуренный глаз над черным стволом ружья. Мы были беззащитны — совершенно… А лодку качало, качало, и вместе с лодкой ходил вверх-вниз арбалет.
Щелкнула тетива — стрелок со стрелой в плече вскочил… выронил ружье… упал в воду.
Мы закричали: ура! Мы все закричали: ур-ра!
И чайки кричали вместе с нами — радостно и победно.
* * *
Пока доплыли до противоположного берега, а это километра два, я натер на руках неслабые мозоли. Но все равно я был счастлив. Нашим охотничкам придется добираться пешком, ножками по берегу. Гарантированно мы получили три-четыре часа форы… А может, и больше — они тоже не железные, и им тоже нужен привал. Если, конечно, их не перебросят вертолетом. Но уже опускались сумерки, и вероятность авиарейда была не очень высока. Лодку я спрятал в камышах. Мы заслужили право на отдых. Мы устроились под сосной, разложили костерок и выпили водки. И мигом съели весь хлеб… Мои «аристократки» вполне, оказывается, умели пить водку из горлышка и обходиться без ножа — хлеб рвали руками. Дамы, кстати, на время будто забыли о своей вражде и передавали из рук в руки бутылку. Водка — однозначно — была паленой, но разошлась «на ура». Пожалуй, в нашей ситуации и денатурат пошел бы за милую душу.
