Инкилейф, в джинсах и парке, зачесала волосы назад и стянула в «конский хвост». Приятно посмотреть. Кстати, похоже, она обрадовалась, увидев Магнуса.
Спутники выехали из Рейкьявика под распростертую темную тучу, оставив за собой чуть более светлые пригороды Графарвогур и Брейдхольт. Чем ближе машина подходила к перевалу на юго-востоке, тем меньше становился просвет между лавовыми полями и облачностью, пока наконец они не перевалили за гребень и перед ними предстала широкая, искрящаяся солнечными бликами равнина. Там и сям виднелись холмы с мелкими хуторами; долину пересекала стекавшая в море река, на берегах которой стоял город Сельфосс. Чуть ближе виднелись высокие столбы пара, вырывавшегося из скважин геотермальной ТЭЦ. Сразу у подножия горы располагались теплицы Хверагерди, обогреваемые горячей водой, бьющей из центра земли. В воздухе — даже внутри кондиционируемого салона машины — чувствовался запах серы.
Узкая полоса белизны потихоньку оттесняла черную тучу, что висела над головой. Далеко впереди небосвод заливал безупречный бледно-голубой колер.
— Расскажите мне о Томасе, — попросил Магнус.
— Мы с ним знакомы с детства, — начала Инкилейф. — Вместе ходили в начальную школу во Флузире. Родители Томаса разошлись, когда ему было около четырнадцати, после чего мать переехала с ним в Хетлу. Он совсем не похож на своего отца, в нем гораздо больше склонности к юмору. Пожалуй, Томаса можно назвать обаятельным, хотя сама я никогда не считала его красавцем. Зато он очень умен, пусть даже родной отец Томаса всегда утверждал, будто сын обманул его надежды.
Магнус дернул рулем, чтобы не врезаться во встречный грузовик, поднимавшийся по склону.
— В этой стране мы ездим по правой полосе, — наставительно заметила девушка.
— Да я знаю. У нас в Штатах тоже так.
— Я к тому, что вы, кажется, предпочитаете держаться разделительной полосы…
Магнус и ухом не повел — он-то знал, что отлично водит машину.
— После окончания университета Томас некоторое время лодырничал, — продолжила Инкилейф. — Потом все-таки занялся журналистикой, у него появилась идея этого шоу, «Угол зрения». Оказалось, программа органично вписывается в формат. Надо думать, заметивший Томаса продюсер просто гениален.
— Когда это произошло?
— Пару лет назад. Томас, кстати, с тех пор изменился. Как-то даже немножко спятил. Он всегда был склонен к выпивке, экспериментировал с наркотиками, но теперь его вечеринки приобрели репутацию весьма разнузданных.
— Вы на них ходите?
— Нет-нет. Мы с ним вообще последнее время не видимся, только вчера… Но он попросил меня прийти в эту субботу.
— На вашем месте я бы не стал покупать для этой вечеринки облачение.
— Да уж конечно, — усмехнулась Инкилейф. — Доносятся слухи, что к нему норовит попасть полгорода.
— Так вы, говорите, вчера с ним виделись?
Инкилейф рассказала о встрече в кафе «Мокка» и странном любопытстве, которое Томас проявил к делу Агнара.
— Какие у него отношения с отцом? — спросил далее Магнус.
— Ну, что у них сейчас, я не знаю, однако в прошлом все напоминало классический случай отношений между сверхтребовательным папашей и отпрыском, который безуспешно старается угодить отцу. Помнится, Томас всегда сильно переживал неодобрение пастора… да и теперь, наверное, тоже.
— Другими словами, он вполне согласился бы оказать отцу какую-нибудь услугу? Причем немаленькую?
— Намекаете на убийство?
Магнус пожал плечами.
Инкилейф призадумалась.
— Ну, не знаю, — с досадой сказала она. — Не получается у меня такое вообразить. Да и вообще я не могу представить, как это возможно, чтобы один человек убивал другого! В Исландии такого рода вещи попросту не случаются.
— Это происходит повсюду, — возразил Магнус. — И, как видите, здесь тоже. С Агнаром, например.
К этому времени машина спустилась в долину, двигаясь по длинной, прямой как стрела дороге, которая прорезала поля бурой колючей травы. Каждую вторую милю глазам представала ферма или крошечная красно-белая кирха, возведенная на вершине холма, с зеленым ковриком луга, аккуратно расстеленного напротив. Порой встречались пасущиеся овцы, косматые от нестриженой зимней шерсти, однако превалировали все-таки кони. Эти плотно сбитые, низкорослые животные пестрили луга золотисто-коричневыми пятнами табунов.
— Ну а вы, Магнус? Там, у себя в Америке, вы на самом деле такой же мужественный коп с пистолетом под мышкой, как нам показывают по телевизору? — спросила Инкилейф. — Ну, вы понимаете: погони за плохими парнями в спортивных машинах, уличные перестрелки…
— Настоящие копы выходят из себя, когда видят детективные сериалы. Там полно несуразностей, — ответил он. — А насчет пистолета… Да, есть у меня табельное оружие. А города кишмя кишат плохими парнями, или по меньшей мере те кварталы, которые мне поручены.
— Вас это не угнетает? Или, наоборот, заводит?
— Да не знаю я, — поморщился Магнус. Сиди тут, еще объясняй… Гражданским никогда не понять, что такое жизнь копа. Колби, к примеру, так и не разобралась, что к чему.
— Ну извините, — буркнула Инкилейф и отвернулась к окну.
Воцарилось молчание. Не исключено, что Магнус несправедлив к Инкилейф. Прошлой ночью, например, она действительно старалась понять его чувства.
— Я когда в колледже учился, была у меня девушка, Эрин. Она часто ездила в Провиденс, работала там с уличной детворой. В ту пору там было несладко. Так вот, я ею увлекся, частично оттого, что считал ее занятие важным делом, хотя по большому счету я просто видел в ней самую красивую девушку на свете и страсть как хотел затащить ее в постель.
— Очень романтично.
— Ага. Но она и вправду делала важное дело. У нее все отлично получалось, мальчишки так и тянулись к ней, да и девчонки тоже считали свойской. А я при этом помогал.
— Наверное, те девчонки вас тоже считали очень интересным? — улыбаясь, спросила Инкилейф.
— Да уж, приходилось отбиваться.
— А что стало с Эрин? Удались ваши коварные планы? Она угодила к вам в объятия?
— На некоторое время, — усмехнулся Магнус, теряясь в воспоминаниях. — Она была по-настоящему славным человеком. Одна из лучших, кого я встречал на своем жизненном пути. И куда лучше меня… К примеру, всякий раз, сталкиваясь со шпаной, которая промышляет наркотой в подворотнях или режет соседей, Эрин видела в них лишь испуганных подростков, которых бросили родители и общество.
— А вы?
— Я тоже пытался перенять ее точку зрения. Всерьез пытался, да только мой мир был жестко поделен на хороших парней и плохих, так что видел я только всякую сволочь, которая хочет подмять под себя квартал да еще тянет местную молодежь на уголовную дорожку. В общем, мне хотелось только одного: остановить любого такого подонка, чтобы он не портил жизнь нормальным людям. Как в свое время была испорчена моя собственная жизнь, когда какая-то тварь убила моего отца…
— Поэтому вы стали копом?
— Совершенно верно. А она — учительницей. — Магнус криво усмехнулся. — Порой мне кажется, что из нас двоих улучшает мир как раз она…
— Вы до сих пор с ней встречаетесь?
— Нет. Однажды, года через два после выпуска, я заехал к ней в Чикаго. Выяснилось, что к тому времени мы стали совсем разными людьми. Хотя от нее по-прежнему нельзя было отвести взгляд.
— Пожалуй, я соглашусь с вами, — сказала Инкилейф, поворачивая к нему лицо. — Насчет плохих парней.
— Правда?
— Вы удивлены?
— Наверное… — Уж Эрин никогда не встала бы на его точку зрения. Так же как и Колби, если на то пошло. Полицейские всегда одиноки в этом вопросе, хотя и занимаются вещами, которые никто больше не хочет делать — или даже признавать, что такая необходимость существует.
— Конечно. Не забыли еще саги? Мы, исландки, постоянно подзуживаем наших мужчин слезть с дивана и отправиться защищать фамильную честь. Пока есть время перед обедом.
— Что правда, то правда, — отозвался Магнус. — Мне всегда нравилась в женщинах эта черта, особенно воскресным утром.
Они помолчали. Машина пересекла подвесной мост через реку Ольфуса и наконец оставила город Сельфосс позади.
— Как долго вы планируете пробыть в Исландии? — спросила Инкилейф.
— Поначалу думалось, что командировка затянется на несколько месяцев, однако сейчас все идет к тому, что вылетать в Штаты придется на следующей неделе. Надо будет выступить свидетелем на одном процессе…
— А потом вернетесь?
— Вот уж вряд ли, — усмехнулся сержант.
— Ах вот как… Вам не нравится Исландия? — Кажется, Инкилейф оскорбилась, что, впрочем, неудивительно: самый легкий и верный способ обидеть исландца — это с пренебрежением отнестись к его стране.
