Пастор Летт преклонила колени перед алтарем. Она чувствовала себя лицемеркой. Она читает своим прихожанам проповеди о верности, грехах, праведной жизни, а сама много лет хранила страшный секрет, пусть по необходимости, но разве от этого легче? Пастор закрыла глаза и стала молиться: «Господи, пожалуйста, выслушай меня. Милости я не заслуживаю, по крайней мере, от Тебя, но сейчас она мне очень нужна. Ты дал мне знак, сказал, что я поступаю правильно, исполняя желания тех, кто мне доверяет. Но я больше не могу этим оправдываться, больше не считаю правильным. Сейчас другие времена, другие нравы. Мне нужно другое знамение. Неужели я такая жадная? – Она покачала головой, будто сама себе опротивела. – Я так больше не могу. Не могу жить, зная, что мальчишка томится там в одиночестве. Ужасно, что я продолжаю держать его вдали от целого мира!»
Она замерла, ощутив чье-то присутствие. Вытерев глаза, чтобы чужие не увидели ее слез, она медленно обернулась. Перед ней стояли Ньютон и Ханна. Пастор встала. Вот он, знак Божий.
Кейт страдала от усталости, физической и умственной, но больше всего – от эмоциональной. Казалось, сердце и душу изорвали в клочья. Она вспомнила утренние открытия и разоблачения.
Она сидела в той комнате с большим зеркалом и смотрела на дружелюбного полицейского.
– Мэм, может, ваша фамилия Пламмер? – спросил полицейский.
Кейт затряслась всем телом. Воспоминания вырвались из тайников, в которые их заперли много лет назад. Кейт спрятала лицо в ладонях.
– Кейт! – Детектив осторожно коснулся ее руки. – Так ваша фамилия Пламмер?
Кейт дернулась как удара.
– Не знаю. Не знаю, – всхлипывала она, не отнимая рук от лица.
Ее душили рыдания. Она не могла взглянуть на этих людей, забравших у нее Трейси, открывших дверь прошлому. Она так старалась забыть, спрятать прошлое и не доставать никогда: слишком сильна была боль, слишком беспросветна тоска. Нет, не станет она рыдать при них. Ее учили быть сильной. Кейт втянула в себя воздух и залепила ладонями рот. Но со слезами сделать ничего не смогла: они текли и текли, неумолимые, как воспоминания, которые она долго прятала на дне памяти, но которыми так желала поделиться хоть с кем-нибудь. Воспоминания разъедали ее, точно токсины.
Кейт смотрела на полицейского, пока он не смутился и не отвел глаза.
– Может, и так, – с судорожным всхлипом сказала она.
– Кейт! – подал голос второй полицейский.
Она чувствовала его взгляд откуда-то сбоку, но не могла найти в себе силы повернуть голову. Детектив Розутто спросил, как она поселилась в туннелях и где сейчас человек, который ее туда привел.
– Моя мать умерла от токсинов. Я от них умереть не хочу. – Она не выполнила обещания, которое дала мамочке. – Нужно найти Трейси! Мамочка велела спасти ее, и я спасла, но сейчас она снова в опасности. – Кейт схватила детектива Розутто за руку: – Пожалуйста, разыщите Трейси! Ее нужно спасти.
Она задыхалась. Взгляд ее метался по комнате. Что она ищет? Выход? Трейси? Она не знала.
– Кейт, успокойтесь. По-моему, вы уверовали в то… в то, что не совсем соответствует действительности. У Трейси все хорошо. Она ничем не заболеет, обещаю.
Кейт зажмурилась и принялась просить Господа приглядывать за Трейси.
– Если вы Кейт Пламмер, у вас есть родители, которые ждут не дождутся встречи с вами. – Сержант Мелер смотрел на нее так, словно не слишком ей доверял. – Мы должны убедиться, что вы Кейт Пламмер. Для этого необходимо сделать анализ ДНК.
– Да, – ответила Кейт, хотя не поняла ровным счетом ничего. – А если я… не Кейт Пламмер?
– Тогда мы обязательно выясним, кто вы, – пообещал сержант Мелер.
– Об этом говорить непросто, – вступил Розутто. – И я заранее прошу прощения за вопрос… Вы помните, как попали под землю? Помните, кто привел вас туда?
Кейт снова зажмурилась. Казалось, разговаривая с полицейскими, она предает мамочку, но что-то подсказывало: отмалчиваться нельзя. Ее учили не лгать, и хотя сейчас интуиция шептала, что правда не нужна, но Кейт сомневалась, что Бог одобрит ложь. Сквозь слезы она рассказала, какой доброй и красивой была ее мамочка, рассказала о детстве в туннелях – как играла в прятки, как слушала эхо. Рассказала, как совсем маленькой просыпалась по ночам перепуганная, а лежащая рядом мамочка обнимала ее, и она снова засыпала, чувствуя, как в унисон бьются их сердца.
Детектив Розутто снова спросил, как звали ее мамочку.
– Ее имя я никогда не знала, – честно ответила Кейт. – Она не говорила, а сама я не спрашивала. Это она на детской фотографии, которую вы забрали из нашего дома. Я звала ее мамочкой – так же, как Трейси зовет меня.
Едва имя девочки слетело с ее губ, сердце Кейт болезненно сжалось. Она подвела и мамочку, и Трейси.
– Помните, как стали с ней жить? – не унимался детектив Розутто.
Кейт покачала головой, так и не открывая глаз.
– Помню, на мне было платье, которое Трейси надевает для молитв. Длинное, в цветочек.
Полицейские переглянулись.
– Если хотите, можем устроить перерыв, – предложил Розутто.
Кейт затрясла головой и медленно поднялась. Полицейские вскочили.
– Я… – Кейт не договорила. – Я помню. – Слова падали, точно осколки, которые никогда уже не склеить.
Кейт потерла виски. Детектив Розутто снова придвинул ей стул. Кейт села, сложила руки на коленях и закачалась из стороны в сторону. На полицейских она не смотрела.
– Я помню… Я помню, как играла с друзьями на детской площадке у церкви. Помню, как старалась не испачкать платье. Его мне купили специально для того праздника. Она подошла к самому краю поля. Она пряталась, я увидела только ее лицо. Она и раньше со мной играла, и в тот день я очень ей обрадовалась. – На лице Кейт проступила улыбка. – Она отвела меня на место для привала. Рассказала, что у нее умерла мама и ей очень нужен друг. Поэтому я пошла с ней. – Кейт замолчала и после паузы громко повторила: – Я пошла с ней.
– И в тот день она отвела вас в туннели? – спросил детектив Розутто.
– Да, – кивнула Кейт, – это была игра. Она сказала, у нее есть секретный домик, там нас никто не найдет и мы сможем играть вечно. Мол, не надо больше ходить в школу и делать то, что не нравится. Было очень весело, пока… пока я не захотела домой, и тогда…
Кейт вытерла слезы и уставилась на свои руки. Она стыдилась, что досаждала мамочке, плакала, а потом сидела в страшном месте. Что о ней подумают сержант Мелер и детектив Розутто? Что она была плохой девочкой, эгоисткой или хуже…
– Вы пробовали убегать? Помните такое? – с нажимом спросил сержант Мелер.
Кейт странно глянула на него:
– Н-не п-помню, что хотела сбежать от нее. Только спрашивала, можно ли мне домой. Мамочка не разрешила. Она рассказала мне про токсины. Они живут во внешнем мире, проникают в тело, а ты не чувствуешь, что больна, пока не становится слишком поздно. Именно так умерла ее мама. Она лет тридцать жила во внешнем мире, под землю спустилась больной, потом заболела еще сильнее. Но в туннели она ушла ради мамочки, то есть моей мамы. Она знала, что мамочка часто болеет, и хотела ее спасти. Думаю, виноваты токсины, потому что мамочка умерла точно так же, как ее мама. – Кейт очень не нравилось то, как пристально смотрят на нее полицейские. Почему они цепляются к ее словам? – Мамочка говорила, что я должна спасти девочку. Это мой долг перед Господом, если не исполню его, Он меня накажет. А теперь получается, я подвела Трейси!
– Кейт, мне очень жаль, что вы такое пережили, – сказал детектив Розутто. – Но вы понимаете, что, забрав Трейси у родителей, вы поступили так же плохо, как ваша мамочка, когда забрала вас у ваших родителей?
Кейт зло уставилась на него:
– Мамочка не сделала ничего плохого. Она спасла меня, а я спасла Трейси. Вдруг ее родители не знают про токсины? – Кейт откинулась на спинку стула и яростно дернула себя за волосы. – Я ее спасла!
Молли повесила трубку и упала на диван рядом с Коулом.
– Это Майк. В очередной раз извинился, потом передал трубку Сэлу. Они считают, что похитительница Трейси – Кейт Пламмер.
– Да ну! – воскликнул Коул.
– По словам Сэла, семья Трейси поддерживает обвинение, но чего требуют Портеры, тюрьмы или принудительного лечения, не уточнил. Разумеется, сперва установят ее личность.
Коул притянул ее к себе:
– Ты думаешь об Аманде, да?
Молли сморгнула подступившие слезы.
– У нее шансов не было, а я не сделала ровным счетом ничего, чтобы остановить того урода. Могла ведь закричать, в полицию позвонить – что угодно. Хоть что-нибудь! – Молли вытерла глаза. – Но я ничего не сделала, и Аманда погибла.
– Зато Трейси жива, – сказал Коул.
Коул уехал в магазин больше часа назад, а Молли так и лежала на диване. Когда стукнула входная дверь, она заставила себя сесть. К ее удивлению, в спальню заглянул не Коул, а Эрик. Усталости как не бывало – Молли бросилась к сыну, обняла.
