– Вы думаете, я свихнулась? – прошептала она, не сводя со Старыгина лихорадочно блестевших глаз.
– Нет, ничего подобного! – горячо возразил реставратор. – Я думаю, что мы с вами случайно оказались замешаны в какую-то темную и очень подозрительную историю.
– Это все из-за клавесина! – выпалила Лиза. – Если бы я не пошла в тот магазин… если бы оставила все как есть… Лена осталась бы жива!.. А теперь… теперь я не знаю, что делать! Не знаю, как выпутаться из этой жуткой истории! Я боюсь! Боюсь идти домой, боюсь играть – вон, руки дрожат!
– Я знаю только одно, – твердо проговорил Старыгин и накрыл своей рукой дрожащие тонкие пальцы. – Мы не можем дать задний ход. Мы должны идти до конца. Те люди… те силы, с которыми мы столкнулись, наверняка ищут то же самое, что и мы с вами. И мы не можем отдать им победу!
– Да… я понимаю… вы правы… – выдохнула Лиза. – Но я уже потеряла всякую надежду… мы никогда не найдем это… да мы даже не знаем, что нужно искать!
– Вот, кстати… – Старыгин полез в карман. – Я кое-что уже нашел. Очередной конверт.
Он достал его, открыл и протянул Лизе листок нотной бумаги.
Девушка оживилась. Простая, конкретная задача придала ей новые силы. Вооружившись карандашом и листком бумаги, она переписала нотную запись современными знаками, затем – буквами и передала листок Старыгину.
Операция была уже отработана. Дмитрий Алексеевич взял старинное настольное зеркало в серебряной оправе, поднес к нему листок с шифрованной записью и еще раз переписал латинский текст, поочередно разворачивая слоги.
– Ну, что у вас получилось? – взволнованно проговорила Лиза, наклоняясь над листком с расшифровкой.
– Одну минуту… – пробормотал Старыгин. – Сейчас, только переведу текст с латыни.
Он дописал последние слова и прочитал:
«…где победителя мощи похоронены заново в месте его победы, где камень над сыном черного служителя, там поверни трижды и погаси негаснущее…»
– Что это за белиберда? – удивленно спросила Лиза. – Вы уверены, что правильно перевели?
– Уверен, – отозвался Старыгин, наморщив лоб и раскладывая все три листка в ряд друг за другом. После чего положил рядом три листка с переводом.
– Вот что гласит полное письмо, – сказал он, – слушайте:
«Великое сокровище, святыня первых христианских королей, драгоценность Людовика Святого, реликвия, дарованная Королю-Солнце, хранится там, где победителя мощи похоронены заново в месте его победы, где камень над сыном черного служителя, там поверни трижды и погаси негаснущее. Того, кто не придаст значения этой реликвии, ждет печальная участь: гнев народа или гнев божий».
Лиза выразительно молчала, так что Старыгин начал сердиться.
– Что вы так на меня смотрите? По крайней мере, начало последней записки – вполне осмысленное. «Где победителя мощи похоронены заново в месте его победы» – это же, по-моему, совершенно понятно!
– Вам, может быть, понятно, а мне – нет! – В голосе Лизы прозвучало раздражение. – Объясните, если вы такой умный!
– Ну вот, вы снова начали язвить – значит, чувствуете себя лучше! – улыбнулся Старыгин. – Уверен, что вы и сами все поняли бы, не будь вы так измучены. В 1240 году войска князя Александра Ярославича победили шведов в битве на реке Неве, после чего князь получил прозвание Невский. Почти через пятьсот лет, в 1710 году, Петр Первый распорядился на месте этой битвы заложить Александро-Невский монастырь. И наконец, в 1724 году по повелению императора мощи святого благоверного князя были перенесены из Владимира, где они до того хранились, в новую столицу империи, в этот самый монастырь. Так что мощи победителя были заново похоронены в месте его победы, то есть в Александро-Невской лавре. Значит, именно туда, в Александро-Невскую лавру, указывает путь эта записка!
– Ну, допустим… – смущенно проговорила Лиза. – Но лавра большая, искать там что-то – все равно что пытаться обнаружить иголку в стоге сена. Тем более что мы понятия не имеем, что ищем. Как в старой сказке: пойди туда – не знаю куда, принеси то – не знаю что.
– Но в записке есть еще кое-какие указания, – напомнил ей Старыгин: – «…где камень над сыном черного служителя…»
– Это что – опять намек на культ Гекаты? – Лиза зябко передернула плечами. – Благодарю покорно, мне этих черных служителей уже хватило, больше не хочу иметь с ними дела!
– А мне кажется, что Геката здесь совершенно ни при чем! – успокоил ее Старыгин. – Думаю, здесь имеется в виду кое-что более прозаическое. И гораздо более конкретное. Среди известных людей, государственных деятелей и исторических фигур, похороненных в некрополе Александро-Невской лавры, числится генерал-аншеф Иван Абрамович Ганнибал, главнокомандующий Черноморским флотом России, основатель города Херсона и двоюродный дед Александра Сергеевича Пушкина. Так вот он, как вы понимаете, был родным сыном Абрама Ганнибала, знаменитого арапа Петра Великого…
– Сыном черного служителя! – воскликнула Лиза.
– Вот именно! – подтвердил Старыгин.
– А что значит эта приписка в конце – «поверни трижды и погаси негаснущее»?
– Пока не знаю, – честно признался Старыгин. – И не вижу другого способа узнать, кроме как отправиться в лавру и посмотреть на месте. Может быть, нам что-то и придет в голову.
Дмитрий Алексеевич полагался на случай, удачу и на свое знаменитое везение.
Князь Нелединский-Мелецкий, сильно прихрамывая, пересек многоколонный зал, приблизившись к дальнему его углу, где в своем излюбленном кресле, возле самой печки, восседал Иван Андреевич Крылов. Баснописец, кажется, дремал, сложив руки на животе, однако, когда Нелединский остановился подле него, внезапно приоткрыл правый глаз и совершенно не сонным голосом проговорил:
– А что, князенька, когда ужин-то подавать будут?
– Да уж скоро должны, – с усмешкою отозвался князь. – А как ваше драгоценное, Иван Андреевич?
– Одышка замучила, – со вздохом признался Крылов. – Лекаря звал, немца, так он сказал, что это у меня от гречневой каши одышка. Но разве немцы что понимают? Я так думаю: поросенка с хреном поесть – и все пройдет!
– Нехорошо о скоромном, – вполголоса проговорил князь. – Траур у нас у всех, горе общее. Каждому истинному патриоту, каждому верноподданному жителю Отечества нашего в такое время следует поститься…
– Ох князенька, у меня желудок слабый! – отозвался баснописец.
– Это у вас-то слабый? – Старый князь оглядел его необъятную утробу.
– В том значении слабый, что поститься совсем не пригоден. Стоит его немного недокормить – так не приведи, господи, какие он тогда мне мучения причиняет! А вот скажи, князенька, что ты про все эти слухи думаешь, которые по столице ходят?
– Про какие слухи, Иван Андреевич? – Нелединский недоуменно пожевал губами.
– Известно про какие! – Крылов приподнялся в кресле. – Насчет кончины государя нашего!
– Ох Иван Андреевич, вроде вы только и делаете, что спите да трапезничаете, а все городские слухи раньше всех узнаете! Как только это вам удается?
– А я, князенька, в уголку у себя сижу да ушей не затыкаю. Вот мне все разговоры-то и слышны…
– А вы, Иван Андреевич, досужих-то сплетен не слушайте! Государь наш из Таганрога отправился с инспекцией в Крым. Там он себя не щадил, день и ночь проводил в седле, в заботах своих государевых, вот и не уберегся. Подхватил сильную лихорадку и воротился в Таганрог совсем больным. Никакое лечение ему не помогло, врачи отступились. Перед самой смертью пригласил он соборного протоиерея, причастился святых тайн, исповедовался и тихо умер на руках у императрицы… сама государыня своей рукою глаза ему закрыла!
– Тю, князенька, ты это можешь племянницам своим рассказывать! Они у тебя доверчивы, всему поверят. А я, друг мой, другое слышал. Будто в гроб вместо государя положили не то фельдъегеря Маскова, не то унтер-офицера Семеновского полка Струменского. Оба сих, как сказывают, чрезвычайно лицом на государя нашего были похожи, и оба чуть ли не в один день с ним преставились… не случайно гроб с государем, из Таганрога доставленный, в Петербурге даже открывать не стали, так закрытым и похоронили!
– Что за ересь, Иван Андреевич! Где вы только такое услышали? Даже слушать такое мне невместно!
– Птичка на ухо нащебетала!
– А не чирикнула ли вам та птичка, куда в таком случае сам наш государь подевался?
– Говорят, в самый день его смерти часовой видел, как некий высокий человек в простой крестьянской одежде из дома вышел. И будто бы был тот человек как две капли дождевые похож на нашего государя. Не иначе как отправился он по святым местам странствовать, грехи свои замаливать!
