По-моему, я нравился ему не больше, чем он мне, но это не помешало мне устроить ему шикарный прием. После того как мы провели пару часов в редакции, обсуждая предстоящую работу, я предложил ему вместе пообедать.
— Отлично, — согласился он. — Поглядим, что может предложить нам этот древний город. Предупреждаю тебя, Эд, я жду, что все будет по высшему разряду.
Я повел его в ресторан Альфредо, одно из римских заведений, славящихся неплохой кухней, и угостил его porchetta, то есть молочным поросенком, зажаренным на вертеле, с частично вытащенными костями, и набитым ливером, колбасным фаршем и специями: блюдо что надо.
Когда мы принялись за третью бутылку вина, он стал вести себя непринужденно и дружелюбно.
— Ты счастливый парень, Эд, — сказал он, беря предложенную сигарету. — Возможно, ты сам этого не знаешь, но дома ты у нас любимчик. Хэммерсток очень высокого мнения о материалах, которые ты представляешь. Скажу по секрету: через пару месяцев Хэммерсток отзовет тебя. Идея такая: я остаюсь здесь, а тебе достается иностранный отдел.
— Что-то не верится, — сказал я, уставившись на него. — Ты шутишь.
— Такими вещами я бы шутить не стал.
Я попытался не выказать радости. Но не думаю, что мне это очень уж удалось. Получить иностранный отдел в главной редакции было пределом моих мечтаний. Это означало не только огромную прибавку к зарплате: в «Вестерн телегрэм» лучшей должности не было.
— На днях об этом объявят официально, — сказал Максуэлл. — Старик уже дал «добро». Ты счастливчик.
Я с ним согласился.
— Тебе не жаль будет уезжать из Рама?
— Ничего, привыкну, — сказал я и улыбнулся. — Ради такой работы можно бросить и Рим.
Максуэлл пожал плечами.
— Не знаю. Лично я бы не согласился. Работать совсем рядом со стариком — это похоже на каторгу. Я бы не выдержал. — Он расслабился и откинулся на спинку стула. — Да, поросенок-то ничего оказался. Пожалуй. Рим мне понравится.
— С ним не сравнится ни один город в мире.
Он сунул сигарету в рот, чиркнул спичкой и пустил дым мне в лицо.
— Кстати, как тут поживает буйная Хелен?
— Кто-кто?
— Хелен Чалмерс. Ты ведь ее нянька или что-то в этом роде, нет?
Я услышал тревожный звонок. Максуэлл обладал нюхом на скандал. Если у него возникнет хоть малейшее подозрение, что между Хелен а много что-то есть, он будет копать до конца.
— Я был ее нянькой ровно один день, — небрежно бросил я. — С тех пор ее почти не видел. Старик попросил меня встретить ее в аэропорту и отвезти в отель. Я полагаю, она занимается в университете.
Брови у него подпрыгнули.
— Она… что?
— Занимается в университете, — повторил я. — Слушает там какой-то курс по архитектуре.
— Хелен?! — Он подался вперед, уставился на меня и рассмеялся. — Смешнее я еще сроду ничего не слыхал. Хелен слушает курс архитектуры! Ну и ну! — Он откинулся на спинку стула и заржал. Люди оборачивались и смотрели на нас. У него и впрямь был такой вид, будто он услышал самую смешную шутку века. Я же не видел в этом ничего смешного. Мне понадобилось все мое самообладание, чтобы не вскочить со стула и не двинуть его по смазливой роже.
Отсмеявшись, он поймал мой взгляд. Возможно, он понял, что мне вовсе не смешно, потому что постарался сдержать себя и, как бы извиняясь, махнул рукой.
— Прости, Эд. — Он вытащил носовой платок и приложил к глазам. — Если бы ты знал Хелен, как знаю ее я… — И снова засмеялся.
— Послушай, чему тут смеяться? — сказал я резко. — В чем дело?
— Это действительно смешно. Только не рассказывай мне, будто она и тебя провела. До сих пор из всего штата «Телегрэм» единственный, кто ее не раскусил, — ею старик. Не верю, чтобы ты в ней не разобрался.
— Я ничего не понимаю. О чем ты?
— Ну, значит, ты действительно мало с ней общался. Я полагал, она втрескалась в тебя: похоже, падка на крупных здоровых мужчин. Она что, и в Рим заявилась в очках, в туфлях на плоских каблуках и с косой?
— Я по-прежнему ничего не понимаю, Джек. Что все это значит?
— Все это? — Он улыбнулся. — Похоже, ты счастливее, чем я думал, или несчастнее — это смотря как судить. Там, дома, о ней знают все ребята. У нее плохая репутация. Когда мы прослышали о том, что она отправляется в Рим, а старик хочет, чтобы ты за ней присматривал, мы все подумали, что твоя песенка спета. Она бегает за любым, кто носит брюки. И она даже не пыталась к тебе приставать? Ну не заливай!
Я почувствовал, как меня бросило в жар, потом в холод.
— Это для меня нечто новое, — небрежно заметил я.
— Ну-ну. Она гроза мужчин. Ладно, я признаю, у нее все при ней: глазки типа «иди сюда», внешность, формы, при виде которых ожил бы и труп, но беда в том, что она может втравить парня в историю. Не будь Чалмерс самой крупной фигурой в прессе, все газеты Нью-Йорка по меньшей мере раз в неделю давали бы о ней скандальную хронику. Она избегает огласки только потому, что ни одна газета не хочет ссориться со стариком. А так она вляпывается в любое дерьмо. И только из-за того, что она оказалась замешанной в убийстве Менотти, она смылась из Нью-Йорка и примотала сюда.
Я тихо сидел, уставившись на него. Менотти был известным нью-йоркском гангстером, невероятно богатым, влиятельным, в прошлом убийца. Он занимался профсоюзами, публичными домами, и знакомства с ним лучше было не заводить.
— Какое она имела отношение к Менотти? — спросил я.
— По слухам, она была его любовницей, — сказал Максуэлл. — Ее везде видели с ним. Один тип сказал мне, что именно на ее квартире его и угрохали.
Около двух месяцев назад Менотти зверски убили в трехкомнатной квартире, снятой для любовных свиданий. Приходившая туда женщина скрылась, и полиция не могла отыскать ее. Убийца тоже сбежал. Все считали, что Менотти убит по приказу Фрэнка Сетти, соперничавшего с ним гангстера, которого выслали из США как посредника в торговле наркотиками. Как полагали, жил он теперь где-то в Италии.
— Какой тип? — спросил я.
— Эндрюс, который, как ты знаешь, всегда в курсе всех дел. Он обычно знает, что говорит. Возможно, на этот раз он ошибся. Одно я знаю наверняка: она везде ходила с Менотти, а в Рим улетела вскоре после того, как его убили. Швейцар дома, где удавили Менотти, дал Эндрюсу довольно точное описание замешанной в этом деле женщины: оно полностью соответствует внешности Хелен Чалмерс. Наши люди заткнули этому швейцару рот, прежде чем до него добралась полиция, так что огласки удалось избежать.
— Ясно, — сказал я.
— Ну если ты не можешь поделиться со мной смачными подробностями ее римской жизни, тогда, похоже, она перепугалась и взялась наконец за ум. — Он оскалился. — Честно говоря, я разочарован. По правде, когда я услышал, что сменю тебя, то решил и сам попробовать к ней подкатиться. Она действительно стоящая баба. Поскольку тебе велели присматривать за ней, я рассчитывал услышать, что вы уже не просто знакомые, а нечто гораздо большее.
— Неужели ты думаешь, я настолько безмозгл, чтобы путаться с дочерью Чалмерса? — горячо спросил я.
— А почему бы и нет? С ней стоит позабавиться, а когда она берется за такое дело, то следит, чтобы старик никогда ничего не узнал. Она таскается по мужикам с 16 лет, а Чалмерс до сих пор ничего не знает. Если ты не видел ее без очков и этой мерзкой прически, считай, что ты ничего не видел. Она потрясная деваха, более того, как слышал, безмерно страстная. Если она когда-нибудь пожелает позабавиться со мной, уж я не стану ее останавливать.
Каким-то образом мне удалось увести его от темы Хелен и вернуться к делам. Побыв с ним еще час, я отвез его обратно в отель. Он сказал, что наутро придет в корпункт, чтобы утрясти все дела, и поблагодарил меня за угощение.
— Ты и впрямь счастливчик, Эд. — сказал он при расставании. — Иностранный отдел, можно сказать, лучшее место в нашей газете. Есть ребята, которые руку бы позволили себе отсечь, только бы заполучить его. Я-то нет, мне он не нужен. Очень уж там похоже на каторгу, но для тебя… — Он оборвал себя на полуслове и улыбнулся. — Парень, который упускает таких девчонок, как Хелен… Да на что ты еще способен, кроме как заведовать иностранным отделом, черт возьми!
Довольный своей шуткой, он хлопнул меня по спине и пошел, посмеиваясь, к лифту.
Я сел в машину и поехал домой по забитым транспортом улицам. Во время поездки я о многом передумал. В правдивости Максуэлла я нисколько не сомневался. Я знал, что Эндрюс отвечает за каждое свое слово. Значит, она путалась с Менотти. А с кем же она путается здесь? Если в Нью-Йорке ее тянуло к мафиози, вполне возможно, что и тут дело обстоит так же. Неужели в этом и кроется объяснение ее шикарной жизни? Неужели кто-то из них содержит ее?
Раздеваясь и ложась в постель, я уже сомневался, что сяду в тот поезд на Сорренто. На кой мне такая девица? Если я хочу заведовать иностранным отделом — а Максуэлл не станет болтать, не будучи уверенным, — значит, рисковать назначением — безумие. По выражению Максуэлла, отдел был «жирным куском» в нашей газете. Стоило Чалмерсу узнать, что я — любовник его дочери, а меня не только лишат этой должности, но и выпрут навсегда из редакции.
