– Вам, конечно, виднее, – согласился Сивере. – Я могу идти? Голова разболелась.
– Можете, – отозвался усатый полицейский, возвращая паспорт. – Только гостиницу не покидать.
Тут уж историк усмехнулся и произнес:
– А как вы себе это представляете? По воздуху, что ли? И рад бы, да не смогу.
Александр Юрьевич действительно испытывал сейчас сильную головную боль. Но не из-за бессмысленного разговора с комиссаром Куруладзе, а потому, что в какое-то мгновение вдруг почувствовал, как его словно пронзила острая игла – в висок, пройдя сквозь мозг. Это было странно-неприятное ощущение, мучительное и вместе с тем озаренное пронзительным светом. Перед ним как бы приподняли занавес, всего лишь на доли секунды, но он успел увидеть нечто поразительно страшное и необъяснимое, какую-то дьявольскую мизансцену, алогичную метафизическую фантасмагорию, микросхему и алгоритм будущих событий, в которых именно ему – Александру Юрьевичу Сиверсу – надлежит исполнить главную роль.
Его как песчинку затянуло в поднимающийся к небу смерч, нежданно возникший среди тишины и покоя, и изменить что-либо уже невозможно. Прозоров прав: обратно дороги нет. Но почему, почему так произошло и что именно все это означает? Неужели его пребывание здесь далеко не случайно, а кем-то или чем-то предрешено? Искусно задумано и спланировано? И в людских ли умах? Сиверсу показалось, что его нарочно выманили из Москвы, из уютной квартиры, из кабинетных раздумий, чтобы явить миру и показать нечто невиданное. Зачем, с какой целью? А все обитатели «Монастырского приюта» – тени, призраки, ожившие на некоторое время фантомы. А может быть, и соучастники хитроумной бесовской игры. Так ли?
Откуда в его почтовом ящике появился рекламный проспект с видом на готический монастырь? Хорошо, допустим, теперь в ящики бросают любую дрянь, кто-нибудь да клюнет. Но почему он, трезвомыслящий историк, неожиданно убедил самого себя – консервативнейшего из всех людей – взять и приехать в это богом забытое место? Смог проглотить наживку вместе с крючком. Есть ли это свобода воли или предначертанность судьбы? И Прозоров… Этот-то что тут делает?
Нет, все не случайно, все расписано в каком-то инфернальном сценарии. А гибель человека из фуникулера? И эта загадочная брюнетка Анна, старик из рода Романовых, плутоватый хозяин гостиницы и все прочие… Чертовщина какая-то. Взять хотя бы Багрянородского с его фальшивой интонацией и полунамеками. Так и хочется дать в морду, чтобы отвязался. Что же теперь делать? И почему эти две старухи приняли его за какого-то Скабичевского из Ковно? Откуда они могли знать, что когда-то давным-давно в детстве родители действительно называли маленького Александра на польский манер Янеком? Была такая причуда.
Выходя из библиотеки, Сивере растирал пальцами виски. От всех этих вопросов, внезапного озарения и полного непонимания всего происходящего и возникла головная боль, застрявшая в мозгу длинной спицей.
– Били? – послышался рядом голос Багрянородского.
– Ну вас! – отмахнулся Александр Юрьевич.
«Странный монастырь, очень странный» – так думал Сивере, поднимаясь по каменным ступеням крутой лестницы к верхней террасе. Его сейчас больше занимали не происходившие в монастыре события, а сама архитектура. Он еще прежде заметил не свойственную этой отдаленной от Центральной Европы местности готическую направленность монастыря. Мастера, потрудившиеся в нем, определенно знали схему кладок каркаса, стрельчатых арок и крестовых или звездчатых сводов. А внутренний интерьер, статуи, консоли? Положим, внешность любого здания – это макияж, и на один и тот же объем можно навесить что угодно: и готику, и барокко, и ампир, хоть мавританские кружева. А к какому веку отнести это творение? Одиннадцатый? Тринадцатый?
Выбравшись на террасу, Александр Юрьевич обратил внимание на плоскую вертикальную стелу, стоящую на постаменте. С лицевой стороны она была покрыта орнаментальным резным узором с большим крестом в центре. У подножия был изваян герб: мифическая голова, держащая в зубах кольцо, к которому были прикованы два льва, а между ними – орел, сжимающий в когтях овечку.
– Оч-чень интересно… – прошептал Сивере, всматриваясь в орнамент. Княжеский герб рода Прошянов. Александр Юрьевич не мог ошибиться. Как историк, он обладал профессиональной памятью на имена и даты. Теперь он вспомнил и о существовании подобных «пещерных монастырей» в Гегамских горах, о храмовых ансамблях Айриванка, высеченных в скалах. Не так уж и далеко отсюда. Значит, Прошянов занесло и в это место. Может быть, под этой стелой захоронен кто-нибудь из их рода? Сивере сидел на корточках и разглядывал постамент, а в это время позади него раздался голос подкравшегося Багрянородского:
– Чего это вы там потеряли?
– Пуговицу, – выпрямляясь, огрызнулся историк. – А что вы за мной ходите?
– Есть интересная новость. Докладываю. Пока этот болван Куруладзе изображает из себя Пинкертона и проводит кретинские допросы, я побеседовал с Матвеем Матвеевичем и другими постоянными постояльцами отеля. И кое-что вытряс.
– А почему вы мне «докладываете»? Я вам что – генерал?
– Слушайте, слушайте. Братья Афонины жили в одном номере. И часто ссорились. Дело даже доходило до драки, по уверению того же Матвея Матвеевича. Он был их соседом и невольным свидетелем этих семейных скандалов. Чего-то там не могли поделить. Чего-то такое, что нашли здесь, в «Монастырском приюте». Тут ведь целый кладезь для археологов. Надо только смотреть сквозь стены. Смекаете? Вот и вы что-то углядели в этой хачкаре, не так ли? – и Багрянородский кивнул в сторону стелы с крестом и княжеским гербом. Потом продолжил, опасливо оглянувшись на уходящую вниз лестницу: – Братья Афонины приехали сюда не как туристы или отдыхающие. Они имели определенную цель. Потому что постоянно рыскали вокруг, простукивали кладку, залезали во все норы и щели. Об этом говорят все постояльцы-старожилы.
– Ну и? – надменно спросил Сивере. – Докладывайте дальше, майор.
– Ну и вывод: то, что они нашли, явилось причиной смерти одного из них. А вот где второй брат – загадка. Что вы по этому поводу думаете?
– Ничего. И надо добавить: даже не хочу ничего думать. Пусть этим занимается Куруладзе.
– Куруладзе – дурак. Он до сих пор уверен, что никакого убийства не было, а просто-напросто групповая галлюцинация. И через пару дней братья Афонины появятся здесь. Как же, ждите! Тс-с!.. – тут Багрянородский проворно отступил в сторону и начал всматриваться в темный провал лестницы.
Послышались чьи-то легкие шаги. Так могла ступать только женщина. Сивере почему-то уже догадался, кто это.
Бледная брюнетка, так напоминающая мраморную статую, взошла на террасу. В красном облегающем платье она выглядела чрезвычайно эффектно. Даже вызывающе-соблазнительно, хотя строгие черты лица не располагали к фривольному общению. И вообще во всем ее облике было нечто пугающее, но одновременно и завораживающее, словно ледяное дыхание смерти.
– Извините, я думала, здесь никого нет, – негромко произнесла женщина, глядя прямо в глаза Сиверсу. И тот отчего-то поежился. Она прошла мимо них и остановилась на другом конце террасы.
– Анна Горенштейн, вдова, тридцать один год, – прошептал всезнающий Багрянородский. – Чрезвычайно богата, одинока и подвержена нервическим приступам. Помните, как она истерично кричала, когда Афонина вытолкнули из фуникулера? Приехала сюда лечить душевную скорбь, а тут…
Он не окончил фразу, поскольку брюнетка направилась к ним.
– Вы не могли бы оказать мне одну услугу? – обратилась она к Сиверсу. При этом щеки ее слегка порозовели. На Багрянородского она вообще не обращала никакого внимания, словно его тут и не было. Или это просто стояло одно из каменных изваяний.
– Я? – удивился историк. – Отчего же нет… Как же. Могу.
– Видите ли… – тут она замолчала, впервые с удивлением взглянув на Багрянородского: что это еще тут такое? Пауза стала затягиваться. Сиверсу пришлось слегка подтолкнуть настырного частного детектива в плечо.
– Ухожу-ухожу, – усмехнулся Багрянородский, подняв руки. – Не стреляйте в спину.
Когда он исчез, загадочная брюнетка промолвила:
– Затрудняюсь объяснить. Вопрос очень щекотливый. Словом, вы не могли бы провести со мной сегодняшнюю ночь?
Александр Юрьевич опешил, застыв с полуоткрытым ртом. Прошло несколько секунд, прежде чем он вновь обрел дар речи:
– Простите?
– Стоп, задний ход. Вы меня неправильно поняли. Речь не о сексе. Просто вы мне кажетесь здесь наиболее благородным и положительным человеком. А в номере у меня… какие-то непорядки. И я не знаю, к кому обратиться. Я боюсь, – добавила она тихо.
