– Гляди, мужик какой! – увещевала баба Нюра. – Давно он у нас? А хозяйство как поднял! Фермер! И зажиточный. Это ничего, что лицо маленько подпорчено. Вон девки за ним так и шныряют, а ты? Он же к тебе сам набивается. На кой мужику язык иностранный? Чтоб с тобой встречаться. Вот дура-то… Упустишь мужика! А ты ведь не молодая уже, шутка ли – тридцать годков…
Но Лиза не умеет пригревать, а тем более отваживать баб. Да и с чего баба Нюра решила, что ему необходимо «пригревание»? Кажется, он ни в чем не нуждается. И ни в ком. С Лизой вежливо и уважительно обходится, намеков с его стороны на какие-то отношения, о которых долдонит баба Нюра, не было. Собственно, Лиза не рассчитывает на крепкие отношения. Мать-одиночка – на деревне всеми осуждаемое явление до сих пор. Впрочем, к Лизе все относятся хорошо, а она привыкла рассчитывать лишь на себя, давно уже перестала лелеять надежду выйти замуж.
Андрей ввалился, как медведь, – шумно, внеся с собой в дом морозную свежесть и праздничную атмосферу. Он поставил свертки на комод, сбросил тулуп и громко сказал:
– Гостей не выгоните? А то ребята разбрелись кто куда, одному встречать Новый год как-то скучно. Так не выгоните?
– Нет, конечно, – рассмеялась Лиза. – Хотя не ждали. Ты проходи.
Он отдал ей большой пакет, произнес:
– Это на стол.
– Ну, зачем же… У нас все есть.
– Всего быть не может, а с пустыми руками в гости не ходят, – откликнулся он. Потом выбрав из груды пакетов коробку, упакованную в блестящую бумагу, подошел к Вероничке. – Как думаешь, Вероника, что поручил мне передать тебе Дед Мороз?
– Я большая, в Деда Мороза не верю, – сосредоточенно склеивая тесто, ответила девочка.
– Да ну! – удивился он. – А кто же тогда передал вот это?
Он содрал обертку с коробки, и… Вероничка ахнула, схватившись за щечки руками в муке. Кукла! Барби! Настоящая, с длинными белокурыми волосами!
– Мама! – воскликнула она. – Можно взять?
– Ну, бери, раз Дед Мороз передал, – вздохнула Лиза. – Только руки вымой. И щеки, они у тебя в муке.
Вероника умчалась к умывальнику, а Лиза пожурила Андрея:
– Зачем тратился? Эта кукла слишком дорого стоит.
– Так Новый год же… – улыбнулся он. – Знаешь, я в детстве всегда ожидал, что на Новый год получу какой-нибудь необычный подарок. Но не получал. Тебе помочь?
– Помоги. Лепи пельмени, а то теперь Вероничке не до них.
– Есть, лепить пельмени! – шутливо козырнул он и уселся за стол. – У, какие красавцы! На манты похожи.
Лиза начала распаковывать принесенное Андреем. Теперь на столе появились шампанское и коньяк, маслины и маринованные грибы, копчености.
…Андрей и еще двое офицеров, уволившихся из армии, приехали в деревню три года назад. Поселились втроем в одном доме, купленном по дешевке. Все трое не женаты, так что у одиноких баб с их появлением в деревне и головная боль появилась – как мужиков заарканить. А те взялись за дело смело, как отчаявшиеся люди берутся за все, за любую работу, когда речь идет о том, чтобы выжить. Взяли в аренду надел земли и развалившуюся ферму, которую отремонтировали сами. Поначалу деревенские крутили пальцем у виска, глядя на приезжих мужиков. Никто не верил, что у парней, не имеющих опыта в сельском хозяйстве, что-нибудь путное получится. Но… через три года начинающие фермеры превратились в самодостаточных людей, к которым теперь нанимаются на работу из всех окрестных деревень. Они разделили ферму на две части: в одной начали выращивать крупный рогатый скот, а во второй свиней на продажу. На мясо-то всегда спрос есть! Уже через год расширились – построили еще и небольшую птицеферму. А в новом году фермеры собираются запустить собственный перерабатывающий мясоцех.
Планы их простираются далеко, например, хотят закупить несколько коров молочной породы за границей. Конечно, не все у них гладко идет, и долги есть, случаются и убытки, но, как говорят, кто хочет, тот добьется. Андрей уже заговаривал, что помощь Лизы ему необходима как воздух. Ведь придется ехать за границу, а где переводчика брать? Своя-то переводчица не подведет…
Без пятнадцати двенадцать Лиза переоделась и пригласила Андрея и дочку к столу.
* * *
Черкесов открыл бутылку шампанского, налил в стакан и замер, глядя на пузырьки. Разве так он обычно встречал Новый год?
Пробило двенадцать. Черкесов выпил холодное шампанское и стал заедать икрой, зачерпывая ее чайной ложкой прямо из банки. Ради праздника все же пробовал включить телевизор, и сначала экран засветился, но потом что-то там щелкнуло, затрещало, изображение исчезло, и Черкесов поспешил ящик выключить. Из всех прелестей цивилизации у него остались электрический свет, который он, правда, не включал, чтоб никто не увидел, и радиола. Он подумал, что современному человеку невозможно жить без газа, телевизора, ванны… О, ванна! Горячая вода! А как хорошо было бы сейчас развалиться на чистой постели… Даже жену можно стерпеть вместе с тещей, только бы вернулось былое. Но… это невозможно. Однако и так жить невозможно.
Черкесов снял перчатки и подышал на руки. Ноги его стояли на утюге, однако тепло по телу не разливалось. Видимо, остыл он до последней клеточки. Кстати, если он тут сдохнет, то когда его найдут? Наверняка поздней весной или летом, когда… От неприятной мысли Черкесов подскочил, придвинул поближе к себе ведро и подкинул в тлеющие угли ножку от следующей табуретки. Нанизав креветку на шило, поднес ее к языку пламени.
– Не дождетесь, – бубнил он, обращаясь неизвестно к кому. – Я выживу. Я вам всем покажу! Что-нибудь придумаю. Я найду тех, кто меня убил, найду…
Одну за другой он поджаривал креветки и поедал их, не испытывая наслаждения.
Спал Черкесов на отцовской кровати, натянув на себя два холодных одеяла и укрывшись с головой. Приснились ему взрыв «самурая» да еще… собственные похороны, отчего он проснулся вскоре в холодном поту, а потом долго лежал, думая, как жить дальше. Бежать надо… А если к приятелю двинуть в Москву? Он занимает ответственный пост, способен помочь, у него есть связи. Дадут указание из центра отыскать убийц, а Черкесову приятель найдет пока временное местечко.
Приняв решение ехать в Москву, Василий Романович уже спокойнее отнесся к своему вынужденному затворничеству и незаметно заснул вновь. Уже без гадких сновидений.
* * *
Лиза уложила Вероничку, а новую куклу поставила на видное место, чтобы, засыпая, девочка видела ее. До сих пор Лиза сама шила для своей дочки игрушки, а еще рисовала на картоне и вырезала кукол, а малышка рисовала им одежки. Дорогих игрушек в доме не было.
Лиза вышла к Андрею, села за стол и отпила из бокала шампанского. Наступила неловкая пауза, хотя им было о чем поговорить. Но именно сейчас все темы куда-то делись, не шли на ум.
Безусловно, Лизу удивило появление Андрея. И насторожило одновременно. А он смотрел на нее открыто, не скрывая восхищения, что тоже смущало, потому что раньше он не вел себя так. Нет, разумеется, Лиза чувствовала, что нравится ему… Да и он нравился ей – человек-то хороший. Но это еще не повод. Однажды ее уже закрутил вихрь любви, а потом… осталась на бобах.
Вокруг Андрея и без Лизы девчат полно вертится – не пересчитать. Ходили слухи, что он захаживал сначала к одной из деревенских, потом к другой. Захаживал тайно, под покровом темноты, значит, не хотел, чтобы его посещения стали достоянием гласности. Только в деревне не спрячешься, быстро все становится известно. Сегодня к Лизе Андрей приехал открыто, машину оставил у ворот. Уже завтра об этом будут судачить, но, кажется, его не волнуют разговоры. А Лизу волнуют. Не может же он по-настоящему увлечься тридцатилетней женщиной? Для мужчины тридцать два года – это, можно сказать, начало жизни, а для женщины тридцать… Разве что в полюбовницы он ее наметил. Но Лизу не устраивает статус любовницы.
– Лиза… – произнес наконец Андрей проникновенно.
– Я постелила тебе в моей комнате, – поспешила она пресечь то, что витало в воздухе. – А сама лягу с Вероничкой.
Он усмехнулся, хитро сощурив глаза. Подлил себе коньяка, а Лизе шампанского, и… они вдруг разговорились. Лишь под утро разбрелись по комнатам.
Два дня спустя, рано утром, Черкесов трусцой – заодно и согрелся! – добежал до станции, сел в электричку и через сорок минут приехал в Ростов-на-Дону. Был он голоден, как бездомный пес, поэтому прежде выпил кофе и проглотил две сосиски в кафетерии, насладившись наконец вкусом хлеба. А потом решительно двинул на рынок.
Черкесов встал у ларьков с одеждой, набросив дубленку на плечи, а часы держал в руке. Людей было немного. Видимо, все еще праздновали, имея запас продуктов, а мимо промышленных товаров вообще редко кто проходил. Несмело, стыдясь – хотя его мало кто знает в этом большом городе, да и не ходит городское начальство по рынкам, – Черкесов протягивал часы прохожим. Один паренек остановился, спросил, сколько стоят.
