Я вернулся в здание вокзала в поисках помещения, где можно было бы оставить до лучших времен увесистую дорожную сумку. Попутно проверил висящие на стене таксофоны – местный и междугородный. В трубках – я в этом и так был почти уверен – ничего, кроме полной тишины, услышать не удалось.
Камера хранения оказалась незапертой и тоже совершенно пустой, если не считать алюминиевого чайника и пачки из-под печенья на столике, застеленном выцветшей и изрезанной во многих местах клеенкой. Здесь же лежал средних размеров ключ от накладного, по всей видимости, замка, и я решил его прикарманить.
Затем прошел через дверь с табличкой «Посторонним вход воспрещен» и проверил двери кабинетов и прочих служебных помещений. Все они оказались запертыми, но к одной из них подошел найденный в камере хранения ключ.
Внутри не обнаружилось ничего интересного – маленькая комнатушка хозяйственно-канцелярского назначения. Несколько металлических шкафчиков, либо пустых, либо со спецодеждой, стеллаж, где обнаружилось несколько папок с бумагами, да книг специальной литературы плюс допотопный шифоньер и не менее допотопный офисный стол с выдвижными ящиками и молчащим телефоном под настольной лампой. В шифоньер я спрятал большую дорожную сумку и пакет, предварительно достав из нее банку консервов, остатки тостового хлеба и небольшую бутылку минеральной. Потрапезничав, рассовал по внутренним карманам документы, банковские карты и деньги, взял пачку сигарет с зажигалкой, и положил наготове ключ от помещения, решив дальше двигаться сравнительно налегке – с собой у меня была только небольшая сумка на ремне с необходимым набором того, что не дает человеку опускаться…
Но перед выходом проверил содержимое ящиков стола. В верхнем нашелся журнал приема-выдачи чего-то. Мне хотелось посмотреть на последнюю отмеченную дату, но несколько страниц было вырвано, и информации я не получил. В других ящиках обнаружились комплект вагонных ключей, складной нож с вылетающим лезвием (не бандитский, всего лишь made in China, но если у вас такой обнаружит милиция, доказывать, что вы не верблюд, придется основательно), а также небольшой моток капронового шнура с крючком. Все это не оттягивало сумку, потому я решил взять трофеи с собой, после чего покинул вокзал и отправился по известному мне адресу.
– …Все телефоны молчали? – уточнили вы.
– Да, все, какие мне попадались.
– У вас не было мобильного?
– Был. Но беда в том, что я забыл его подзарядить в поезде, пока была возможность, а потом, когда ушел с вокзала, оставил зарядник в дорожной сумке. Все равно его некуда было включать.
– Вы сразу пошли в офис вашего заказчика? У вас не возникло желания выйти на перрон еще раз, посмотреть, нет ли другого поезда, например? Потом, наверняка где-нибудь могла стоять электричка – они проходят довольно часто.
– Верно, так я и сделал. Электричка стояла на четвертом пути. Двери закрыты, токоприемники опущены, кабины и вагоны пустые. И все тихо. Я постоял минут десять, за это время слышал только шум ветра.
– И никакого движения?
– Никакого. Из живых существ только вороны и голуби. Да еще увидел трех собак, бегающих по путям. Знаете, я побоялся оставаться на перроне, и скрылся в вокзале. Не внушали доверия эти собаки – как-то нехорошо они выглядели.
– Ясно. Продолжайте.Адрес офиса был мне известен. Как и адрес квартиры директора – все же у нас с ним когда-то отношения были чуть больше, чем просто деловые. От вокзала до его квартиры путь неблизкий. Пересекать пешком город, подобный тому, в каком я очутился – занятие не для слабонервных. Был бы транспорт…
Но офис, где он вел бизнес, должен находиться гораздо ближе. Вот туда и можно заглянуть, может, все-таки удастся разобраться, что тут, черт возьми, произошло…
Июньский день вступил в свои права, но высокие облака были уж очень плотными; солнца не видно, небо тусклое. Ветер подвывает в проводах и шелестит гоняемым по асфальту мусором. Где-то каркает ворона. Звуков же, присущих цивилизации, нет и в помине… Довольно прохладно, но осадки, вроде бы, выпадать не собираются.
Это и к лучшему. Неизвестно, что хуже в моем положении – бродить по жаре или под струями дождя. И без того тошно.
Иду прочь от вокзала по широкой асфальтированной улице. Если не ошибаюсь, не так давно она носила имя Энгельса, теперь на табличках читаю – «улица А. Колчака». Ну что ж, все в духе времени… Правая сторона – вдоль «красной линии» пятиэтажки, все сплошь с офисами и магазинами на первых этажах, левая – старые двух– и трехэтажные дома. Кое-где прямо на окнах квартир написано крупно «Продам», а то и «Sale» – прямо-таки в столичном духе. Первые этажи, с подоконниками вровень с асфальтом, как правило, сложены из кирпича, над ними надстроено из потемневшего бруса. В первых этажах либо парикмахерские, либо ателье-мастерские… Один из домов почти полностью сгорел – обугленные балки нелепо торчат в разные стороны. На конце одной из них дремлет ворона. Неподалеку пожарная автоцистерна – стоит тут по всем признакам далеко не первый день, если не первый месяц. Размотанные пожарные рукава валяются на тротуаре.
По-прежнему нет ни единого намека на то, что в этих домах хоть кто-то живет. Я захожу то в один подъезд, то в другой, наугад стучу в двери квартир… Пытаюсь попасть в магазин или аптеку – входы у многих крепко заперты, кое-где двери выломаны. Гастроном №7 на углу Колчака и Старокаменской разграблен – особенно хорошо заметно, где в нем ранее находился винный отдел. В расположенном поблизости здании сбербанка тщательно рылись – наверняка рассчитывали на хорошую поживу; вопрос только, удалось ли чего найти.
– …Улица Колчака? – вы очень удивились.
– Да, так было написано.
– От железнодорожного вокзала к зданию сбербанка ведет улица, которая действительно раньше называлась Энгельса. Но ее переименовали не в Колчака, а в Януша Корчака, уважаемый. Возможно, на какой-то из табличек заглавная буква «Я» была похожа на «А», а фамилию вы уже сами домыслили. Ведь могло же такое быть, если вы своими глазами увидели якобы разграбленный седьмой гастроном!
– Почему «якобы»? Да и насчет названия улицы я вряд ли ошибся.
– Это вы так думаете. Ладно. Вы нашли офис?
– Да, и довольно быстро.Из комнаты донесся приглушенный вскрик, что-то покатилось по полу. Карина опять грубо выругалась. Сергей вошел в комнату, некоторое время ошалело смотрел на то, как девица затаптывает окурок на полу. В комнате ощутимо воняло табачным дымом, несмотря на приоткрытые оконные рамы; наверное, за все время с того момента, как в эту квартиру въехали Лихомановы, курили здесь впервые.
– Послушай, я же тебе русским языком сказал: здесь не курят! – зло произнес Сергей. – И я тебе запрещаю свинячить! Давай, быстро прибирай тут!
– Да ты кто, в натуре, такой, чтобы мне запрещать?! – взвилась Карина.
– Я хозяин этого дома! – заявил Сергей. – И потом – я предупреждал, что не надо ругаться при моем сыне… Давай, бери тряпку, отмывай пол. Что за дурдом! Да ты еще линолеум прожгла!
Карина выпучила на Сергея глаза – большие, голубые, но с неестественно большими зрачками, а потому казавшиеся слегка безумными. Сергей с неохотой признавался себе, что он побаивается эту девицу и ждет от нее какой-нибудь гадости. И вот – прошло всего несколько часов, а свинство уже цветет пышным цветом. И пахнет.
– Да ты вообще масть не чухаешь, что ли? – искренне удивилась Карина. – Мне же в падлу с тряпкой шнырять.
– Почему? – наивно спросил Сергей.
– Да нельзя мне! – почти с отчаянием выкрикнула девица. – Это же для опущенных занятие – полы мыть…
Действительно, день только начался, а столкновение интересов уже имело место в квартире Лихомановых. Маленькую комнату прочно оккупировали бандиты, и теперь хозяева были вынуждены потесниться, чтобы устроить место в зале для Нади. Егору было проще – убедившись, что на чулан никто не претендует, и что взрослым не до него, он занавесил проем пледом и включил компьютер. Судя по реву самолетных двигателей и стрекоту пулеметных очередей, сын окончательно завязал с виртуальными монстрами и прочей нежитью (чему Сергей был только рад), переключившись на авиасимуляторы.
Женщины выглядели потерянными. Ира с трудом верила во все происходящее, хотя бы потому, что впервые за все время своей семейной жизни потеряла возможность хоть как-то влиять на ситуацию; она чувствовала, что потеряла управление квартирой, и если бы могла, то сравнила бы свое ощущение с чувством рулевого, чей корабль вдруг перестал слушаться поворотов штурвала, а машины не реагируют на команды и несут судно совершенно неведомым курсом. Надя в свою очередь убедилась, что приехала погостить не в самый удачный момент, и потихоньку прикидывала возможность убраться восвояси. Квартира ее сестры казалась теперь не самым уютным местом на свете, да и более глупая женщина могла бы догадаться, что Ирине сейчас не до Надежды с ее проблемами на любовном фронте.
