-- Тысяча двести человек вкалывают полмесяца -- двеЁнадцать рабочих дней. Двенадцать умножаем на восемь часов, -- бормочет Марат, -- это девяносто шесть часов. И на тысячу двести... это сто тринадцать тысяч двести человекочасов.
Илья слушает раскрыв рот.
-- Вы возьмете кассу втроем за двадцать минут -- это примерно ноль девять человекочаса. И во сколько ж раз вы окажетесь умней докторов-кандидатов? Сейчас поЁсчитаем... Округленно -- в тридцать семь тысяч семьсот шестьдесят раз!
-- Потряска! -- Неизвестно, что потрясает Илью: сама цифра или легкость, с которой без клочка бумаги продеЁланы вычисления.
-- Помнится, ты возил на территорию оборудоваЁние? -- Илья кивает. -Машины проверяют?
-- На выезде.
-- На въезде -- нет?
-- Ввози, что хочешь! Была бы институтская машина.
-- Слава, слава дуракам! Въехать через ворота, а выйти здесь! -- Они как раз проходят мимо парадного подъезда.
-- Но въехать-то...
-- Зачем же я расспрашивал об этом шофере с детьЁми, как думаешь?
-- Марат, ты гений!
-- Не исключено.
x x x
-- Паша, ты в этом году хоть раз плавал? -- вопрошает Томин, входя к Пал Палычу в приподнятом настроении.
-- Довольно регулярно.
-- Да не в бассейне -- в реке!
-- А ты?
-- Сегодня, с утра пораньше. Травка на берегу, пернаЁтые поют, и девушки загорают... Райские кущи!
-- Если купался -- так с уловом?
-- Ох, как грамотно покупался!.. Предлагаю задержать В. И. Подкидина, тридцати четырех лет, ранее судимого.
-- А что мы имеем против В. И. Подкидина?
-- А вот слушай. Поехал я под Звенигород к инженеру Макарову. -- Томин вынимает пресловутую записную книжку и раскрывает на закладке. -- Он тогда по вызову не явился -- сидит в отпуску на садовом участке. Телефон свой записал сюда сам, с нашим "садоводом" общался на почве какой-то безусой земляники. Подкидин -- бригаЁдир-строитель, занимается отделочными работами. Так что за другом-маляром дело не станет. С участковым я в темпе созвонился, он в темпе прощупал квартирных соседей. Описывают Подкидина в самых мерзких тонах. Одно, говорят, спасенье, что увлекается сельским хозяйЁством и летом пропадает в деревне у родителей. Давай его изымать из оборота, а? Пока тихонько, чтобы дружки не запаниковали. Медлить нечего.
-- Да, пожалуй...
-- Опять в сомнениях? Купаться надо, Паша, купаться!
x x x
На сквере рядом со сказочными избушками и прочиЁми подобными атрибутами в песочнице весело возятся оба маленьких Барсукова. Сам он, сидя на скамейке, слушает по транзистору репортаж о футбольном матче. Марат следит за Барсуковым, выжидая удобного момента для знакомства. Взглянув на часы, подходит.
-- По-прежнему три -- два? -- азартно спрашивает он. -- Минуты полторы до конца?
Барсуков кивает. Марат присаживается рядом, оба поглощены событиями на стадионе. Но вот раздается рев болельщиков -- матч окончен. Барсуков выключает приЁемник, и они с Маратом обмениваются обычными в таких случаях фразами.
Тут плаксики, надумав что-то новое, приносят и складывают к ногам отца ведерки и лопатки.
-- Пап, мы на горку!
-- Валяйте.
-- Неотразимая пара! -- говорит Марат. -- Люблю ребенков, а своих нет.
-- Отчего? -- без особого интереса спрашивает БарЁсуков.
-- Не женат. То есть был, но... жестокая это проблема... А почему они не в детском саду?
-- То и дело простужаются. Отведу завтра.
-- Простуда -- бич городских детей. Единственное раЁдикальное средство -- несколько сезонов подряд на юге.
-- У всех свои рецепты.
-- Нет-нет!.. Простите, как вас зовут?
-- Алексей. Леша.
-- Марат.
Он протягивает руку, и Барсуков отвечает тем же.
-- Поверьте, Леша, юг -- это спасение. Меня самого только тем на ноги и поставили. Во младенчестве был довольно хилым существом. Не похоже?
-- Да, теперь не скажешь.
-- Сначала гланды, потом бронхи, потом легочные явления.
Марат напал на безошибочную тему: Барсуков обесЁпокоился, затосковал.
-- Я готов ради них в лепешку, -- говорит он. -- Но несколько сезонов...
-- Леша, если упустите сейчас, то на всю жизнь угнеЁтенное дыхание, серьезный спорт недоступен. А ведь растут будущие мужчины!
-- Несколько сезонов на юге я не осилю. ОрганизациЁонно, материально, всяко, -- хмуро говорит Барсуков.
-- Вы считаете мое поведение навязчивым?
-- Да нет, ни к чему не обязывающий разговор.
-- Не совсем так, Леша. Я действительно могу вам помочь!
x x x
Подкидин беззаботно идет по улице, и все вокруг вызывает его доброжелательный интерес. Повернув за угол, он сталкивается с Томиным. Порой случается, что наткнувшиеся друг на друга пешеходы не могут сразу разойтись, вместе делая шаг то в одну сторону, то в другую. Внешне и Томин с Подкидиным без толку топЁчутся у края тротуара, но к этому добавляется короткий тихий диалог:
-- Подкидин?
-- И что?
-- Уголовный розыск. Вы нам нужны. Садитесь в маЁшину!
Машина без опознавательных милицейских знаков уже притормозила около них, и задняя дверца приглашаЁюще распахнута.
И еще один человек, оказавшийся за спиной у отшатЁнувшегося Подкидина, говорит ему в затылок:
-- Спокойно, Подкидин, без глупостей.
Обмякший, посеревший, садится он в машину. ЧеЁловек, стоявший сзади, садится рядом с ним, Томин впереди. Машина отъезжает, не привлекая ничьего вниЁмания.
В кабинете Знаменского -- Подкидин, Томин, у двеЁри -- помощник инспектора и понятые.
-- Подпишите протокол задержания.
-- Ничего не подписываю! -- Подкидина трясет как в лихорадке.
Томин вносит соответствующую пометку в протокол, отпуская понятых, засвидетельствовавших отказ.
-- Сейчас придет хозяин кабинета, следователь по особо важным делам. Он задаст вопросы, которые его интересуют.
-- По особо важным?! Да за мной никаких дел, не то что важных! Вот встану и уйду! Стрелять, что ли, будеЁте? -- Он и впрямь встает и делает движение к выходу.
Страж у двери преграждает ему путь.
-- Плохо начинаете, Подкидин, -- предупреждает Томин. -- Себе во вред. Вы ведь задержаны как подозреЁваемый.
-- По-до-зре-ва-емый! В чем же, хотел бы я знать! -- Подкидин возвращается и стоит лицом к лицу с ТоЁминым.
-- Я сказал: кража. Подробней объяснит следователь.
-- Понятно... Нашли меченого... Эти штуки и фокусы я знаю! Я вам не помощник на себя дело шить! Все! Рта не открою, слова не скажу! -- Он опускается на место, вынимает пачку "Беломора", щелкает зажигалкой.
Пал Палыч молча проходит и садится за стол, заполЁняет бланк допроса. Произносит, как положено:
-- Я, следователь Знаменский... такого-то числа в помеЁщении следственного управления допросил... Как вас зовут?
-- Никак не зовут, -- говорит Подкидин, пуская дым в потолок. -Показаний не даю, объяснений не даю. Будьте счастливы своими подозрениями... Это я выражаЁюсь культурно, на русский язык сами переведете.
-- У вас нет оснований принимать в штыки следоваЁтеля, -- изумляется Пал Палыч.
-- Можете записать в протокольчик, что я вас... обоЁжаю! -- Это звучит не лучше, чем оскорбление.
-- В подобном стиле намерены разговаривать и дальЁше? -- холодно, но с любопытством наблюдает его Пал Палыч.
Подкидин молчит.
-- Если вы отказываетесь защищаться от наших подоЁзрений... -- Пал Палыч делает выжидательную паузу, но, не дождавшись ни слова, договаривает: -- тогда нам остаЁется вас изобличать.
-- Дав-вай-те! Изобличайте! Горю нетерпением!
Что испытывает Подкидин на самом деле, выкрикиЁвая эти рваные фразы, неведомо, но выглядит он донельЁзя развязно и нагло.
x x x
Вероника Антоновна Былова в волнении ведет крайне важный для нее разговор с бывшей женой сына.
-- Да, -- горячо говорит Вероника Антоновна, -- да, я боялась гор! Какая мать не боялась бы, Стелла? Особенно после той трагедии. Колю и Дашеньку Апрелеву я любила как родных. Такие были чистые, счастливые! Помнишь, как Дашенька чудесно смеялась?
-- Помню, -- с едкой горечью произносит Стелла. -- А Коля был хирург божией милостью. Он мог бы спасти сотни людей.
-- Да, смерть не выбирает. Невыносимо знать, что Коля с Дашенькой погибли!.. А Марик был рядом, его чудом миновало! Я до сих пор боюсь, что он не устоит и опять пойдет "покорять вершины"!
-- Не бойтесь, не пойдет, -- с презрением к Марату произносит Стелла.
-- Но ты же ходишь?
-- Я -- да.
-- Стелла, -- приближается Вероника Антоновна к главному, -- он винит меня в том, что вы разошлись!
-- Вас? К вам я не имею претензий, -- бесстрастно возражает Стелла.
-- Но если все-таки я была неправа перед тобой... в чем-то... то по неведению, по недомыслию...
Сказано столь искренне, что Стелла смягчается.
-- Вероника Антоновна, разве мы когда вздорили? Зачем этот покаянный тон? Со мной вы были ласковы и терпеливы. Я же не умела простых вещей. Норовила все состряпать из консервов и крупы. Словом, не подаЁрок в дом.
-- О, ты очень скоро научилась, дружочек!
-- Положим, не скоро, но научили меня вы. Как-то ухитрились между гастролями.
