Когда Алисия открыла глаза, то оказалось, что она лежит в ризнице. Викарий, с бледным лицом, вспотевший, сидел возле нее на корточках, держа за руку. Дверь была открыта, и с улицы врывался ледяной ветер. Старая леди находилась напротив, ее черные юбки разметались, как лопнувший воздушный шар. Лицо у свекрови побагровело.
— Ну, ну, — с беспомощным видом произнес викарий. — У вас был ужасный шок, моя дорогая леди. Совершенно ужасный. Не знаю, куда катится наш мир, если сумасшедшим позволено разгуливать на свободе среди нас. Я напишу в газеты и своему члену парламента. Действительно, что-то нужно делать. Это невыносимо. — Он откашлялся и снова погладил Алисию по руке. — И, конечно, все мы будем молиться. — От неудобной позы у викария начало сводить ноги, и он поднялся. — Я послал за доктором для вашей бедной матушки. Ее пользует доктор Макдафф, не так ли? Он будет здесь с минуты на минуту. Жаль, что он не член конгрегации! — В голосе викария звучала нотка обиды. Он знал, что доктор шотландец и пресвитерианин, и пламенно осуждал его. Врач, практикующий в таком районе, не имеет права быть сектантом!
Алисия с трудом попыталась сесть. Ее первая мысль была не о свекрови, а о Верити. Девушка никогда прежде не сталкивалась со смертью, и Огастес — ее отец, пусть они и не были близки.
— Верити, — произнесла Алисия пересохшими губами. — Что с Верити?
— Не беспокойтесь…
Викарий испугался, как бы у нее не началась истерика. Он понятия не имел, что нужно делать в таком случае, особенно в церковной ризнице. Утренняя служба была сорвана. Члены конгрегации либо разошлись по домам, либо стояли на улице под дождем: им любопытно было понаблюдать за последним актом этой кошмарной истории. Послали за полицией, которая должна прибыть прямо в церковь. Да, скандал был грандиозный. Викарию очень хотелось домой, к пылающему огню в камине. Его экономка подаст ленч, и эта здравомыслящая женщина никогда не позволит себе никаких «эмоций».
— Моя дорогая леди, — начал он снова, — не сомневайтесь, что о мисс Верити позаботились, проявив здравый смысл. Леди Камминг-Гульд увезла ее домой в своем экипаже. Конечно, мисс Верити очень расстроена — да и кто бы не расстроился от такого ужаса! Но мы должны вынести это испытание с Божьей помощью. О! — На его лице выразилось что-то вроде восторга, когда он увидел грузную фигуру доктора Макдаффа, который вошел, хлопнув дверью ризницы. Наконец-то можно снять с себя бремя ответственности! В конце концов, это доктор должен печься о живых, тогда как его собственный долг — заботиться о мертвых, поскольку никто другой не обладает надлежащим образованием.
Макдафф направился прямо к старой леди, не обращая внимания на остальных. Он взял ее за запястье и несколько секунд считал пульс, затем взглянул в лицо.
— Шок, — сказал он лаконично. — Сильный шок. Я рекомендую вам поехать домой и отдыхать столько, сколько будет нужно. Пусть вам приносят еду в постель, и не принимайте никаких посетителей, за исключением ваших близких — да и то если у вас будет такое желание. И не делайте ничего, требующего усилий, а также не позволяйте себе расстраиваться из-за чего бы то ни было.
На лице леди Фицрой-Хэммонд выразилось удовлетворение, румянец стал не таким ярким.
— Хорошо, — сказала она, поднимаясь на ноги с помощью доктора. — Ни минуты не сомневалась, что вы знаете, что делать. Я просто не могу больше это выносить! Не знаю, куда катится мир. Когда я была молодой, никогда не случалось ничего подобного. Люди знали свое место. Они были слишком заняты работой, чтобы осквернять могилы тех, кто выше их по положению. В наши дни слишком многие получают образование — вот в чем беда, знаете ли. У них появилась излишняя любознательность и аппетиты, которые им вредны. Это неестественно! Посмотрите, что здесь произошло. Даже в церкви теперь небезопасно. В конце концов, это даже хуже, чем если бы в Англию вторглись французы! — И, дав этот прощальный залп, леди Фицрой-Хэммонд заковыляла прочь, бешено стукнув палкой о дверь.
— Бедная леди, — пробормотал викарий. — Какой страшный удар — да еще в ее возрасте. Уж, кажется, она заслужила небольшую передышку от грехов мира.
Алисия все еще сидела на скамье в ризнице, вдыхая ледяной воздух. Внезапно она поняла, как сильно не любит свекровь. Она не могла припомнить ни одной минуты после помолвки с Огастесом, когда бы не чувствовала себя скованно в обществе старой леди. До сих пор Алисия не признавалась себе в этом — ради мужа. Но теперь в этом больше нет необходимости. Огастес мертв.
С содроганием она вспомнила тело на церковной скамье, которое уже видела на столе в морге. Там еще был этот маленький человечек в белом халате, ужасно счастливый в своей комнате, полной трупов… Слава богу, по крайней мере, тот полицейский более здравомыслящий. Вообще-то он даже был по-своему весьма мил…
И тут, словно ее мысли вызвали его, распахнулась дверь, и перед Алисией появился Питт. Он отряхивался, как большая мокрая собака, с его пальто летели брызги. Она не ожидала появления полиции, и теперь ее начали одолевать страхи. Почему? Почему Огастес снова поднялся из могилы, как упорное напоминание о прошлом, мешая ей шагнуть в будущее? Ведь будущее так заманчиво. У нее появились новые знакомые — особенно тот элегантный и стройный мужчина, обладающий юмором и обаянием, которые уже давно утратил Огастес. Может быть, и он был таким в молодости, но Алисия его тогда не знала. Ей хотелось танцевать, болтать о забавных пустяках, петь за спинетом[2] что-нибудь кроме гимнов и торжественных баллад. Алисии хотелось влюбиться и говорить легкомысленные и рискованные вещи, хотелось иметь прошлое, о котором стоит вспоминать — как у старой леди, которая вновь проживает свою юность, читая сотни писем. Несомненно, в них есть и печаль, но также и страсть, по крайней мере, если верить рассказам свекрови.
Полицейский внимательно смотрел на нее ясными серыми глазами. Он был самым неопрятным существом из всех, кого она знала, — вид у него был совсем неподходящий для церкви.
— Мне жаль, — мягко произнес он. — Я думал, с этим покончено.
Она не нашлась, что ответить.
— Вы знаете кого-нибудь, кто мог бы это сделать, мэм? — продолжал инспектор.
Алисия взглянула ему в лицо, и перед ней разверзлась ужасная бездна. Она полагала, что это анонимное преступление, совершенное какими-то безумными вандалами. Ей приходилось слышать об осквернении могил и о похитителях трупов. Но, оказывается, по мнению этого странного человека, оно может быть личным, направленным против Огастеса — или даже против нее!
— Нет! — Она задохнулась. — Нет, конечно же. — Алисия чувствовала, как кровь приливает к лицу. Что подумают люди? Огастеса дважды выкопали из могилы, как будто кто-то не желает, чтобы он обрел покой — или чтобы она его забыла…
Кто же мог такое сделать? Единственное, что пришло ей в голову, — старая леди. Разумеется, она бы разозлилась при мысли, что Алисия может снова выйти замуж, да еще так скоро — на этот раз по любви!
— Я понятия не имею. — Она старалась говорить как можно спокойнее. — Если у Огастеса и были враги, он никогда о них не говорил. И мне трудно себе представить, чтобы кто-то из его знакомых — какие бы чувства к нему они ни питали — сделал такое.
— Да, — кивнул Питт. — Это выходит за пределы обычного мщения. Здесь ужасно холодно. Вам бы лучше отправиться домой, согреться и поесть. Вы больше ничего не можете здесь сделать. Мы позаботимся, чтобы для него было сделано все, что нужно. Полагаю, викарий уже отдал надлежащие распоряжения. — Он направился к двери, затем повернулся к Алисии. — Вы совершенно уверены, что это ваш муж, мэм? Вы отчетливо видели его лицо, может быть, это кто-то другой?
Алисия покачала головой. Она ясно увидела перед собой труп с сероватой кожей — этот образ был реальнее, чем холодные стены ризницы.
— Это был Огастес, мистер Питт. В этом не приходится сомневаться.
— Благодарю вас, мэм. Мне очень жаль. — Он вышел и закрыл за собой дверь.
Оказавшись на улице, Томас окинул взглядом прихожан. На их лицах было написано сочувствие, и все притворялись, будто задержались здесь случайно и уже собираются уходить. Питт зашагал по дорожке, направляясь на улицу. Это дело потрясло его, хотя преступление было не особенно серьезным. Ежедневно творились вещи куда как хуже — избиения, грабежи, убийства… И тем не менее это безобразие сильно его задело: ведь он привык считать, что смерть неприкосновенна.
Зачем же, черт возьми, кому-то понадобилось так упорно выкапывать тело старого аристократа, чья смерть произошла от естественных причин? А может быть, таким странным способом кто-то пытается сказать, что это не так? Возможно ли, что лорда Огастеса убили и кто-то об этом знает?
Во всяком случае, после повторного осквернения могилы он, Томас Питт, не может смотреть на это дело сквозь пальцы. Нельзя просто снова похоронить труп — и ждать…
