— Странно, — Гуляев удивился, — какая разница?
— Александр Васильевич — потомственный борец с огнем. Его дед, отец, он сам сражались с этой стихией всю жизнь. Сычев — блюститель профессиональных традиций и русского языка. Говорит, что у Даля в словаре вообще нет слова «пожарник». «Пожарщик» — это погорелец. Пожарный — борец с огнем. Слово «пожарник», уважая московских пожарных, никогда не употреблял Гиляровский.
— Вы знаете, мне он уже понравился, ваш Сычев, — восхитился Гуляев. Лосев продолжал:
— Еще не вздумайте ни всерьез, ни в шутку сказать ему: «Пламенный привет!» Это будет катастрофой. Наконец, Александр Васильевич употребляет обращения «голубчик» или «сударь». Вы уж не обижайтесь.
— Сплошные условия, — усмехнулся Гуляев, — но они принимаются.
Рубцов и Гуляев обошли всю зону арсенала. За ними серым облаком тянулись полчища кровососов. Гнус звенел над ушами, лез в глаза и носы. Комары норовили устроиться на шее. Гуляеву на укусы было плевать — шкура толстая, дубленая, не сразу такую прокусишь, но возить на своем горбу захребетников он не намерен был. Через каждые два шага Гуляев хлопал рукой по загривку, и кляксы собственной крови расплывались по ладони.
Никаких дефектов электротехнического ограждения они не обнаружили. Ряды бетонных столбов с белыми набалдашниками изоляторов на металлических крючьях тянулись из конца в конец просеки, выровненные по ранжиру.
Сторожевые вышки высились как крепостные башни. Часовые на них — словно инопланетяне: лиц не видно из-под накомарников — с любопытством провожали инспекцию взглядами.
Вечером появились первые подозрительные неясности. Посеял сомнение подполковник Телицын.
— В серьезной проверке нуждаются два момента. Прежде всего надо выяснить природу взрыва.
— Что вы имеете в виду? — спросил Гуляев. — Разве детонация не могла быть самопроизвольной? Оттого, что в негодность пришел какой-нибудь взрыватель?
— Пресса часто сообщает о самопроизвольных взрывах. На деле тринитротолуол, или тол, детонирует только от мощного взрывного импульса. Его дает специальный взрыватель. Поэтому на складах снаряды хранятся в виде «не окснар». Так мы называем «не окончательно снаряженные» боеприпасы. У них вместо взрывателей ввернуты нейтральные пробки. Думаю, надо искать следы специального подрыва. И еще: неясен объем боеприпасов, которые находились в хранилище.
— Что вас смущает?
— Тысяча тонн — это шестьдесят семь тысяч гаубичных снарядов. Стандартная грузоподъемность железнодорожного вагона позволяет перевезти две с половиной тысячи снарядов, или тридцать семь с половиной тысяч килограммов. Для перевозки тысячи тонн снарядов требуется около двадцати семи вагонов.
— Вывод?
— Емкость взорванного хранилища не позволяла разместить то количество боеприпасов, которые там находились по учету.
— На момент взрыва?
— И до и в момент.
Услышь такое Гуляев лет пятнадцать назад в пору следовательской молодости, он бы загорелся охотничьим азартом.
Сейчас он спокойно сказал:
— Будьте добры, Федор Иванович, поработайте в этом направлении. Чем, как говорят, черт не шутит.
***
— Коля. — Голос в телефонной трубке звучал настороженно. Таким сообщают о житейских гадостях и неприятностях. — Слыхал новость?
У Лунева упало сердце, во рту появился привкус ржавого железа. С утра он ощущал неясное беспокойство и сейчас был уверен, что услышит нечто, чему не придется радоваться.
Лунев сразу узнал голос приятеля, Андрея Ковалева — однокашника по военному училищу и сослуживца по спецназу.
— Коля, Бориса убили…
Голос Ковалева дрогнул, сорвался, и он замолчал. Молчал и Лунев. Произнести банальное «не может быть» не позволяла совесть. Лунев слишком сильно был привязан к Прахову, чтобы выразить чувства, которые его обуревали.
Капитану Прахову он был обязан жизнью. В Чечне, под Бамутом, спецназовцы «зачищали» аул Ачхой-Мартан, разыскивая в подвалах и развалинах боевиков, не успевших уйти в горы. Когда группа «Боец» вышла на западную окраину аула, из садов выстрелил снайпер. Пуля попала Прахову в ногу, раздробила малую берцовую кость.
Лунев бросился к упавшему командиру.
— Коля, стоять! — остановил его Прахов и добавил слова далеко не уставные, но весьма выразительные.
Лунев залег за развалинами, и до него дошло: снайпер завалил командира, чтобы к нему на помощь кинулись другие. И тогда можно будет щелкнуть ещё одного или даже двух человек.
Прахов разгадал замысел снайпера и отказался от помощи ребят. Он заполз за раму сгоревшего грузовика, сделал себе перевязку и пролежал на солнце до сумерек, когда его смогли отправить в госпиталь.
Лунев тогда понял, что командир спас ему жизнь.
И вот Прахов погиб.
Легче всего слова «искреннего» соболезнования произносят те люди, кого утрата задевает меньше всего. Президент страны, посылающий на гибель тысячи солдат в Чечне, со скорбным видом может объявить всенародный траур в память десятка шахтеров, погибших при обвале шахты. И ничего. А ты, тяжело переживающий гибель друга, мучаешься из-за того, что никакие слова не передадут твоей боли.
— Как его убили?
— Задушили удавкой. Подкололи шилом. Избивали. До или после смерти — не знаю. Сломано четыре ребра.
— Кто ведет следствие?
— Городская прокуратура. Коля, что мы станем делать?
Таков уж был Андрей. Он умел только предполагать. Решать за него всегда приходилось другим — жене, командирам.
Андрей зарекомендовал себя прекрасным бойцом, но сам командиром никогда быть бы не мог. Зато прикажи ему — расшибется в лепешку, ляжет костьми и, даже смертельно раненный, дойдет, доползет, сделает все и только потом умрет.
— Андрей, — Лунев уже приказывал, — оповести ребят. Собери деньги. Сколько сумеешь. Поезжай к Маше. Ей надо помочь. Я приеду позже.
Теперь Лунев знал — Андрей включится в дело и все доведет до конца.
Вспомнилась операция, которую группа «Боец» провела незадолго до отъезда в Чечню.
Сорокалетний бездельник, некий Пупок, обкурился и, вооружившись охотничьим ружьем, загнал двух соседок в свою квартиру. Сам же позвонил в милицию и потребовал миллион рублей на «поправку здоровья», грозясь убить заложниц.
В милиции это показалось шуткой телефонного хулигана. Однако выслали наряд для проверки. Когда милиционеры позвонили в дверь квартиры. Пупок открыл огонь.
Будь Пупок в квартире один, его можно было оставить там до тех пор, пока не очухается. Но две женщины оказались под угрозой, и надо было действовать.
Прахов заметил, что рядом с окнами квартиры Пупка проходила пожарная лестница. На уровне пятого этажа имелась металлическая распорка между ней и стеной, встав на которую, можно было даже заглянуть в окно кухни. От лестницы до стекла расстояние не составляло и двух метров. Если положить доску между распоркой и подоконником и проползти по ней на животе до стекла или прыжком преодолеть провал, а затем выбить раму, то легко попасть в квартиру.
Андрей выбрал второй вариант. Он надел перчатки, сферический защитный шлем, натянул на плечи куртку и взобрался на перекладину. Там принял устойчивое положение, прицелился, надел поверх шлема большую алюминиевую кастрюлю — её Андрею одолжила одна из хозяек, чья невестка оказалась в заложницах у Пупка.
Придерживая кастрюлю за ручки, Андрей оттолкнулся от распорки и бросился в окно вперед головой.
Зазвенело разбитое стекло.
Отвлекая внимание Пупка, те, кто стоял у двери, начали громко колотить в нее. Андрей, ворвавшийся в комнату через кухню, без труда скрутил несостоявшегося террориста.
— На кой тебе была нужна кастрюля? — спросил Николай, когда все было закончено.
— Ха! — Андрей говорил совершенно серьезно. — А если бы треснул шлем?
— И что?
— А то. Выплачивать за казенку, когда зарплату не дают по два месяца, я не намерен. Жена меня со света сживет.
Решение надеть на шлем кастрюлю было одним из немногих, принятых Андреем самостоятельно. Но когда в городской газете появился криминальный репортаж, в котором Андрея называли «инициативным и решительным бойцом», никто в группе антитеррора не возражал, Андрея уважали.
Прежде чем поехать к Праховым, Лунев отправился в городскую прокуратуру.
Учреждение, для которого в иных государствах строят здания, именуемые «дворцами правосудия», размещалось в ветхом кирпичном доме с выложенными на фронтоне цифрами «1905». Он был свидетелем русско-японской войны. Денег у города хватало только на то, чтобы подкрашивать раз в десять лет фасад, обновлять побелку в кабинетах. Словно для того, чтобы подчеркнуть нищету российского правосудия, а также показать, в чьих руках власть, коммерческая фирма «Восток трейдинг» вбухала в ремонт своего особняка несколько миллионов долларов. И теперь он стоял напротив прокуратуры, словно новая палехская шкатулка.
