Лунева принял помощник городского прокурора Рудольф Николаевич Константинов. Молодой, но уже заметно лысеющий, он был одет подчеркнуто небрежно: вытертые джинсы, черная безрукавка с рекламным рисунком, ботинки, которых сапожная щетка не касалась по меньшей мере неделю. Вид представителя закона, сидевшего в служебном кабинете за казенным столом, покоробил Лунева, хотя, подумал он, может, честному юристу и не хватает денег на приличный костюм, а брать взятки он ещё не научился.
Константинов встретил посетителя с недовольным и утомленным лицом. О том, что Лунев — боец спецназа, он не знал, и это делало его ещё менее гостеприимным.
Помощник прокурора всегда считал, что служит закону и обществу в городском масштабе, а вовсе не отдельным гражданам. Посему его нервировало, когда настырные искатели правосудия пытались вторгаться в следствие. Тем не менее Константинов никогда не грубил: посетителя нетрудно отшить и вежливостью.
— Прошу понять меня, — говорил он, — мы живем в новых условиях, к которым, к сожалению, общество ещё не привыкло. Это в советские времена в городе убивали раз в неделю, не больше. И вся прокуратура, вся милиция становились на уши. Сейчас у нас на каждом следователе висит по пять-шесть дел об убийствах…
— Впечатляет.
Помощник прокурора угадал иронию и поджался.
— А вы бы шли в правоохранительные органы, помогли бы в борьбе с преступностью.
— Это мысль. Придется пойти. А пистолет мне дадут?
Доброжелательный тон Лунева успокоил служителя закона. Он не знал, что чем спокойнее Лунев выглядел внешне, тем сильнее кипела злость в его душе.
— Вы не переживайте, товарищ Лунев. Все пойдет своим чередом. Уже возбуждено уголовное дело. Назначен следователь…
Константинов говорил бесцветным, а точнее, казенным голосом. Он считал, что такая манера успокаивающе действует на посетителей, особенно если те пытаются возмущаться.
— Могу я с ним поговорить?
Константинов почесал затылок, потом пригладил волосы на лысеющей голове.
— В принципе — да. Но не сейчас. — Помощник прокурора перелистал страницы перекидного календаря. — Следователь Серков Владимир Эдуардович через два дня выходит из отпуска. Вернется и сразу займется делом Прахова.
— Разве это не потеря времени? Человека убили вчера, следствие начнется послезавтра. Уходит оперативность…
— А вот так и живем.
В голосе Константинова было столько горечи и уныния, что Лунев понял — ругаться нет смысла. Он обычный ишак, которого заставляют тащить груз, не спрашивая, сколько в состоянии выдержать его спина. Точно так же и самого Лунева в Чечне заставляли одним блокпостом держать участок долины шириной в три километра. И стоило боевикам просочиться стороной, начиналась выволочка: «Сержант! Ты допустил! Недоглядел. Спите вы там, дармоеды!» Хотя в штабе прекрасно знали об абсурдности претензий. С них ведь тоже таким же образом снимали стружку слой за слоем, чтобы не дремали, не спали, а шевелились, даже если на это нет сил.
Константинов пристально посмотрел на Лунева.
— Что, ваш приятель хороший человек был?
— Вместе воевали.
— Чеченец?
— Русский.
— Я не о том. Что он собою представляет?
Отвечать Лунев не захотел, хмуро спросил:
— Так мне что, самому начинать следствие?
Константинов заметно встревожился.
— Не надо частного сыска. Не надо. Свернете шею и нам следы запутаете. Вернется Серков, зайдите к нему. Расскажете, что сочтете нужным. Только, ради бога, без самодеятельности.
Лунев встал.
— Спасибо, я понял. Будьте здоровы.
Из прокуратуры он направился в микрорайон Светлореченский, где жила осиротевшая семья Прахова. От остановки автобуса двинулся пешком через пустырь вдоль оврага, поросшего кустами сирени, по тропинке, на которой убили Бориса.
Место, где произошла трагедия, он угадал сразу: бурьян здесь был вытоптан старательными сыщиками, искавшими вещественные доказательства.
Лунев постоял, склонив голову в молчании. Тогда под Ачхоем, в садах за рекой Фортангой, он выследил того снайпера. Боевик выбрал позицию среди ветвей старой яблони и занимал её в предрассветных сумерках. Лунев, который с вечера залег в кустах на берегу небольшого ручья, всю ночь пролежал на земле и в сыром тумане продрог до костей. Но терпение было вознаграждено.
В пятом часу утра Лунев заметил боевика; серая пелена, подрагивавшая над землей, закрывала его до пояса.
Подойдя к дереву, снайпер забрался на него и первым делом закурил.
«Нахалюга, — злорадно подумал Лунев, — ну, такое мы не прощаем».
Он поправил резкость оптики и взял боевика в перекрестие. Целил не в голову, а чуть ниже шеи. Дымка была сильной, и промазать не хотелось.
Выстрел ударил глухо, тут же утонув в вате тумана.
Лунев видел, как тело снайпера закачалось и рухнуло на землю. Подойти к нему Лунев не захотел. В сад пошли другие. Они и рассказали, что снайпером был тщедушный мужичок, похоже, туберкулезник, с бритой наголо головой и с зеленой повязкой моджахеда на лбу. На прикладе его винтовки обнаружили пять процарапанных рисок — счет пораженным целям.
На винтовке, из которой положил снайпера, Лунев делать меток не стал…
Лунев свернул к оврагу, продрался сквозь кусты сирени и оказался на круглой плешке, вытоптанной до голой земли. На голых кирпичах, сложенных столбиками, сидели четверо мальчишек лет по пятнадцати. Они играли в карты и покуривали, передавая сигарету один другому. Увидев незнакомого человека, смутились. Один спрятал окурок за спину. Другой начал торопливо собирать карты.
— Здорово, мужики! — Лунев старался говорить жизнерадостно, чтобы разрядить обстановку недоверия и натянутости. — Минздрав предупреждает: курение опасно для жизни. Кто хочет жвачку?
Он с хрустом разорвал упаковку «Стиморола» и высыпал на ладонь содержимое.
— Налетайте!
За жвачкой потянулись руки.
— Можно тут у вас в холодке посидеть?
— Ну. — Замурзанный круглолицый мальчишка с короткой стрижкой, должно быть, считался за главного. — Сидите сколько угодно.
— Хорошо тут у вас. Тихо, прохладно. Играете на интерес или на ставку?
Парнишка, сунувший карты в карман, глянул на Лунева настороженно.
— На щелбаны.
— Мы тоже так пацанами играли.
Ребята восприняли сообщение с одобрением: засмеялись, зашевелились.
— Да, орлы, правда, что тут у вас мужика убили?
Луневу претило называть Прахова «мужиком», но иначе в такой обстановке спросить о нем было нельзя.
— Точно, положили, — за всех ответил круглолицый.
— Говорят, стрельба была?
Лунев наводил тень на плетень, чтобы завести ребятишек. И сразу добился успеха.
— Во свистят! — Круглолицый не выдержал неправды.
— Туфта. — Его поддержал тот, что убрал карты. — Ножом пырнули.
— Они что, косые были?
— Не, нормальные.
Лунев дружески ткнул круглолицего в плечо.
— Да не о том я. Поддатые они все были или как?
— Хромой, которого они прихватили, нормальный. А кодла вся на газу. Может, пили, может ширялись. Вело их всех, это точно.
— И что, двое на одного?
— Ну да! Шестеро.
— На одного? Ну, мужики, не верю.
— Сука буду! — Круглолицый отчаянно забожился. — Вот, Леха тоже видел. Мы здесь играли…
Леха, худенький лет двенадцати парнишка с блестящими черными, как у мышонка, глазами, подтвердил:
— Точно. Шестеро.
— И откуда кодла? Из ваших домов?
— Нет, чужие. Из наших один Бабай был.
— Бабай? Это такой длинный, тощий? Жердяй?
Леха возмутился неосведомленности собеседника: кто же в их микрорайоне не знает ханыгу Бабая?
— Ну что вы! Он маленький, метр с кепкой. И уши в стороны. Сантехник из «красной высотки»…
— А-а, — протянул Лунев. Теперь ему оставалось узнать, что такое «красная высотка», и дело наполовину сделано. Лунев дружески хлопнул Леху по спине: — Валяйте, играйте. И смотрите, на глаза кодле не попадайтесь.
— Мы знаем, — солидно заявил круглолицый. — Не дураки…
***
Под началом прапорщика Лукина солдаты поставили вокруг зоны разрушения временное ограждение. На металлические стержни, вколоченные в землю, навесили белую пластиковую ленту с широкими красными полосами. На огражденной таким образом территории поставили две палатки — для охраны и следственной группы.
Работа пошла по трем направлениям.
Эксперты ковырялись в развалинах, стараясь выяснить причины взрыва.
На месте шестого хранилища, уничтоженного взрывом и огнем, грудами лежали обожженные, изогнутые и оплавленные остатки автоматов Калашникова. Лейтенант Войлок из службы вооружений округа и несколько солдат разбирали груды этого металлолома.
Поначалу, увидев объем предстоявшей работы, Войтюк посмотрел на Гуляева с испугом.
— И это все нам надо перебрать? Сорок тысяч штук?! Ни хо-хо! Сдуреть можно.
