– Просился, – кивнул Снимщиков, внутренне замирая. – А что? Проблемы?
– Да вот думаю, спихнем это убийство пропащей Сочельниковой, и можешь смело топать в отпуск. Как тебе, устроит?
Веретин нарочно называл Сочельникову не пропавшей, а пропащей, все никак не забывались ему неприятности двухлетней давности. Когда столкнулись поверх его головы несколько влиятельных особ, отстаивая кто своих протеже, кто свои интересы. Еле-еле тогда удержался в этом самом кресле, аж штаны задымились, настолько близок был к увольнению.
– Конечно, устроит, Игнат Степанович!
Снимщиков так обрадовался, что аж с места вскочил, еще минута-другая, и точно полез бы к Веретину с поцелуями. Вовремя вспомнил о субординации и о том еще, что давно огрубел, давно перенаправил свою нежность со всего неблагодарного человечества в одно-единственное русло. Но руку все же протянул начальнику и тряс ее потом непозволительно долго, то и дело повторяя:
– Очень признателен, очень, Игнат Степанович! Спасибо вам! Огромное спасибо! А с убийством Сочельниковой, думаю, никаких проблем не будет! Прежде чем дело в прокуратуру отдавать, я с этой Софьей Андреевной лично поработаю.
– Уж поработай, Олег Сергеевич, уж поработай, – коротко улыбнулся Веретин, вспомнив о карцере в подвале, куда они обычно направляли молчунов.
Снимщиков вышел из кабинета Веретина едва не вприсядку.
В отпуск! Сейчас!!! О таком щедром подарке мечтать даже не приходилось! Ему же теперь весь отдел обзавидуется. Снова шептаться начнут за его спиной.
Не успел прийти, сразу звание! Не успел толком поработать, тут же отдельный кабинет. Пускай и небольшой, прямо-таки крохотный, но все же отдельный.
Ну и пускай шепчутся, пускай злословят, ему от этого жарко, что ли? Жарко будет через недельку, когда он на острова отправится со своей…
Вот только стоило вспомнить о Таисии, как обдало теплой волной изнутри, и сразу засмеяться в полный голос захотелось.
Тая, Таечка, Таисия…
Любимая его, нежная его девочка! Как же он любил ее, жаждал, лелеял! Только она после смерти его матери занимала то самое место в его сердце, которое отвечало за нежность, ласку и, наверное, любовь.
Да, несомненно, он ее любил! А как иначе, если думал о ней все время. Если постоянно ждал встречи с ней. И еще… Ему было очень удобно с ней, очень. Удобно и бесхлопотно.
Снимщиков вернулся в свой кабинет, больше напоминающий собой кладовку. Уселся за стол и тут же потянулся к телефону. Набрал, почти не глядя, знакомый номер и тут же замер с трубкой возле уха.
– Алло, – пропела Таисия мило и заспанно. – Алло, слушаю вас.
– Привет, – пробормотал Олег севшим до хрипоты голосом.
Постоянно вот так. Стоило ему ее услышать, как с голосом творилось черт-те что. Наверняка та самая нежность была тому виной, которую он испытывал к милой своей девочке. Второй ведь такой не было на всем белом свете.
– Олег! Ой, привет! – проворковала милая. – Который час? Я что-то разоспалась, даже не слышала, как ты уходил. Как дела?
– Дела? Дела, думаю, просто отлично. – Он улыбнулся, живенько представив ее в их общей постели.
– Да? А в какой связи? – Таисия звучно зевнула и закончила сквозь неоконченный зевок: – Повышение или как?
– Про повышение пока речь не шла, а вот про отпуск начальство заикнулось, – осторожно начал Олег.
Давить на нее было нельзя. И раньше времени рассказывать о том, какие у него планы на этот самый отпуск, тоже. Пусть это будет для нее сюрпризом. Глупо же, согласитесь, рассказывать любимой женщине о том, что задумал на каком-нибудь солнечном берегу сделать ей предложение. Какой же это сюрприз, если она все будет знать заранее?
Нет. Он не скажет ей, как давно и как долго вынашивал в голове эту идею. Как сотни раз представлял себе тот самый вечер, перебирая множество вариантов.
Либо они выйдут в море под парусом. И когда земля уже скроется из глаз и они останутся совсем одни, он, волнуясь, достанет из кармана заветную коробочку с заветным колечком и скажет ей наконец те самые слова, которые, он был уверен, ждет с нетерпением каждая женщина.
Это должно было быть непременно очень красивым и запоминающимся на всю жизнь.
Белоснежная палуба. Мягкие волны, едва ощутимо плескающиеся о борт парусника. Низкое небо, унизанное миллионами звезд, и ее глаза, сияющие от счастья в тот самый момент, когда она скажет ему «да».
А если не будет парусника, тогда пускай будет уединенный столик в ресторане под открытым небом с такой же сумасшедшей россыпью светил, до которых, кажется, рукой подать, стоит только захотеть дотянуться. И снова ее сияющие от невероятного счастья глаза и короткое «да» в ответ…
– Отпуск? – Таисия неожиданно озадачилась. – Ты хочешь в отпуск, милый? Прямо сейчас?
– Да. Хочу, – признался он и рассмеялся ее удивлению. – А кто не хочет в разгар бархатного сезона! Каждый, кого ни спроси!
– Вот ты и спросил бы, – пробормотала Таисия, как-то не очень обрадовавшись.
– Да? А у кого? – Он все еще продолжал улыбаться, не почувствовав перемены в ее настроении.
– У меня для начала! – Ее голос повело на резкость. – Спросил бы, милый, для начала у меня, а хочу ли я сейчас в отпуск? Какие вообще у меня планы на ближайшие дни, недели, месяцы?
– Ну… Спрашиваю… – Он внутренне содрогнулся от непонятной перемены в ней. – Спрашиваю, милая, какие у тебя планы на ближайшие дни, недели, месяцы?
– Планов у меня очень-очень много, дорогой, – чуть сбавив обороты, проговорила Таисия и вздохнула. – И все они напрямую связаны с тобой.
– Вот и у меня тоже, – осторожно начал Снимщиков, но она снова перебила его.
– В мои планы сейчас совершенно не вписывается никакой отпуск, Олег, – тоном старой училки назидательно проговорила Таисия и чем-то зацокала в трубке, будто указкой по доске постучала. – Все мои планы сейчас – это твоя карьера, милый! Карьера!!! А это прежде всего работа! И никакого отдыха, отпуска, безмятежного переворачивания с боку на бок на солнце. Ты понимаешь, о чем я говорю?
– Да, но… Но не совсем.
Он не на шутку озадачился ее разговорами о карьере. Он, конечно же, за карьеру, да. Причем двумя руками! И работать он готов, что, собственно, и делает с утра до ночи. Но ведь и отдыхать тоже когда-то надо. А если отдых напрямую связан с его планами на ее руку и сердце, то, как говорится, сам бог велел.
Где еще, спрашивается, он может сделать ей предложение подобного рода? На водонапорную городскую башню затащит и скажет: «Представь, милая, что мы в Париже!..» – так, что ли? Или в один из местных ресторанов поведет, где его и ее, кажется, всякий знает. И этот всякий непременно будет таращиться в их сторону и наблюдать за тем, как он достает из кармана коробочку темно-вишневого бархата…
Нет, нет, нет!!! Это отвратительно до пошлости. Он так не хочет. Он хочет, чтобы непременно было красиво, чтобы запомнилось и передавалось из уст в уста, из поколения в поколение. Чтобы это стало со временем их семейной реликвией, легендой – это славное, красивое воспоминание.
– Что ты не понял, Олег? – снова резко заметила Таисия.
– Я не понял, что ты имеешь в виду, говоря о моей карьере.
Он совершенно размяк и расстроился и оттого, как она с ним говорила, и оттого, что все его планы, кажется, летят в тартарары. К тому же каким идиотом он будет выглядеть в глазах Веретина Игната Степановича? Просил, просил отпуск, а потом вдруг решил отказаться? Что за детский сад, подумает он, и правильно, между прочим, подумает.
– И никакой не детский сад! – возмутилась Таисия. – И твой Веретин, между прочим, пускай бога и зятя благодарит, что столько времени переработал. Пора пришла…
– Пора какая? Для чего пришла? – насторожился Снимщиков и с опаской покосился на дверь.
Не любил он подобных разговоров в рабочих стенах по телефону, не любил. Мало ли, у чего и у кого есть уши! Но слишком уж заинтриговала его Таисия, чтобы он сейчас так вот сразу соскочил с этой темы, оставив ее до вечера.
– Пора уступить кресло молодым и крепким, милый, – с многозначительным смешком пояснила Таисия. – Как думаешь, кого я имею в виду? Не догадываешься?
– Нет, – соврал Олег, хотя сразу догадался, о ком речь.
О нем! Речь шла именно о нем! Его желает протащить будущий тесть в начальствующее кресло, потеснив Веретина.
Вот так так! Вот это новость! Ради такой новости можно и отдыхом на золотых песках пожертвовать.
Тонкая струйка пота резво сбежала по позвоночнику под брючный ремень. И спине тут же сделалось холодно.
– Таечка, милая, давай до вечера, а? – взмолился он, потому что она вдруг принялась развивать тему его скорого назначения, не особо церемонясь в выражениях в адрес нынешнего начальника. – Не нужно такие вещи по телефону, хорошо?
Если она и обиделась, то никак этого не показала. Напротив, промурлыкала что-то милое и трогательное срывающимся шепотом. Вот за это, кстати, он ее тоже ценил.
