— Ты еще и литературой увлекаешься? — тут же влез Аркадий. — Какая умница, а, Дима? А я вот, признаться, кроме «Трех мушкетеров» ничего не читал. И что ты, Димка, вдруг про этого писателя заговорил? Я тебе про свою работу, а ты каких-то покойников вспоминаешь. Тебе неинтересно?
— И как зовут ту женщину, что к тебе приходила?
— Психопатку? Юлия Шумова. Была такая фирма, «ППШ», которая за год развалилась.
— Чего-чего? Как называлась? — Глазов подумал, что ослышался.
— «ППШ». Петр Петрович Шумов. Ха-ха! А ты-то что подумал? Да, Шумов своих конкурентов расстреливал, как пистолет-пулемет! В упор. Родственнички-то полагали, что протянут без Шумова, а их те же конкуренты мигом скрутили в бараний рог. Все было завязано на этом Петре Петровиче. Это был танк, а не мужик, пер так, что деревья под ним трещали.
— И что ты решил с его женой?
— Отправил воздухом подышать. Хотя бабенка денежная, и на лицо приятная. Не такая, конечно, как твоя красавица-жена, да и годочков ей хорошо за тридцать, — и Мельников снова подмигнул Светлане. — Но знаешь, Дима, работа есть работа. Вот ты мне что скажешь? Где копать? Она же баба настырная. До большого начальства дойдет. Она уже сколько кордонов миновала! А прорвалась! Разумеется, ее «на новенького» спихнули. То есть на меня. В психушку ее упрятать? А?
Дмитрий понял все. Мельников спланировал свою жизнь четко: он начальник, у которого должна быть рабочая лошадь. Аркаше надо выслужиться, потом перетащить к себе Глазова, как талантливое приложение к собственной пробиваемости. Но сначала надо выслужиться. Мельников так и будет крутиться рядом, стараясь стать другом семьи. Он начнет с комплиментов жене, потом, скорее всего, предложит денег в долг, потом поможет с работой. И никуда ты не денешься от его заботы. Он, Дмитрий Глазов, нужен Мельникову.
И в глубине души, под толстым слоем обиды и раздражения, осело: а почему бы и нет? Мельников пробивной, а он, Глазов, смекалистый. Неплохой тандем.
— Дай мне ее адрес и телефон. Я с ней поговорю, — сказал он.
— Нет, серьезно? Убедишь ее заявление забрать? Слушай, я тебе буду страшно признателен, старик. Ну просто жутко признателен. Гринько я сам позвоню. Записывай.
Дмитрий черкнул у себя в блокноте адрес Юлии Шумовой. Он должен был поговорить с ней. Если у женщины есть деньги, то почему бы не взяться за ее дело? Все равно с Петровки ее погонят. А она, похоже, справедливости жаждет. Открывать свою частную сыскную контору — вещь хлопотная. Налогами задавят, бумаги всякие заставят писать. И надо иметь порядочный стартовый капитал. Возни много. Зачем все это, если можно просто предложить свои услуги и попросить скромное вознаграждение? Месяца два можно перекантоваться.
Что касается порядочности… Глазов же не виноват, что Аркадий Мельников не читает книг и не любит психологические триллеры. Хорошо, когда к делу прилагаются факты, а не ощущения. Флейту на суде можно предъявить, а то, что на ней исполняется, вряд ли.
И были еще смутные мысли насчет таинственного убийцы. В душе Глазов ему даже завидовал. Этакий граф Монте-Кристо в современном варианте. Только граф за себя мстил, а этот за человечество. Обиженные к нему взывают, и он несется на помощь. А потом снимает об этом фильм. Не бескорыстно, значит. Неплохо с этого имеет. Было очевидно, что убийца живет за границей, что он богатый и пользуется известностью в определенных кругах. Это были деньги. Работа не хуже любой другой. Глазов решил поэксплуатировать себя самостоятельно, а не отдаваться так сразу Мельникову. На ошибках учатся. Хватит ходить в коротких штанишках.
Мельников ушел в двенадцатом часу. Дмитрий добросовестно помыл посуду, поскольку жене завтра на работу, а ему нет. Пока он это делал, Светлана смывала косметику и накручивала волосы на бигуди. Потом она исчезла в комнате, и Глазов прокрался туда же спустя полчаса, полагая, что жена уже спит. Обычно тем оно все и заканчивалось. Но сегодня Света не спала, а была взволнована и побрызгала свои бигуди дорогой туалетной водой.
— Не спишь? — на всякий случай спросил Дмитрий.
— Слушай, Дима, я очень красивая?
Он отвел глаза от смешных рожков у нее на голове и буркнул:
— Разве любят за это? Спи.
— Ну почему ты такой зануда? И как это у тебя могут быть такие хорошие друзья, как Аркадий?
— Рядом с хорошим человеком и сволочь кажется порядочной, — не выдержал Глазов.
— Ты завидуешь. Он все делает правильно, а ты нет. Извини, Глазов, но ты — зануда.
— Согласен. Теперь я могу спать?
— У меня что-то сон пропал, — Светлана потянулась к Глазову губами, и он почувствовал запах крема.
— Пить надо меньше, — буркнул Глазов и вытер рот. — Водку зачем с Аркашкой пила? А теперь лезешь.
— Я чуть-чуть. Расслабиться. С ним поболтать приятно. Странно, что он еще не женат.
— Разборчивый слишком.
— Это хорошо, — она зевнула. Потом сказала: — Ну?
— Что ну?
— Любовь у нас будет? Я жду!
— Мажешься на ночь всякой дрянью, а потом любви хочешь, — разозлился он.
— Ну, знаешь! — не выдержала Светлана. — В конце концов, я тебя кормлю!
— Нет, это уже полное свинство! Как будто ты не видишь, что я и так мучаюсь! Вместо того, чтобы пожалеть, ты еще добиваешь! С Мельниковым целуйся!
Глазов взял подушку и ушел в кухню, на раскладушку. Ссора с женой укрепила его в принятом решении: достать большие деньги и швырнуть ей в лицо. «И с чего это ее так развезло?» — подумал Дмитрий, засыпая.
Прежде чем идти к Шумовой, Дмитрий решил убедиться в правильности своих ощущений, хотя ощущения — вещь нематериальная. На следующий день он проснулся с мыслью о том, что теперь у него есть дело. Работа и душевная тоска — вещи несовместные. Глазову надо было срочно достать те два фильма, снятые Андре Никольски, с которыми он уже сталкивался, и попытаться найти еще хоть один неизвестный ему фильм. Пока Глазов видел их только два. Но, судя по сюжету и времени показа, это были фильмы малобюджетные и не кассовые. Так называемое кино не для всех. Душевные терзания, психологические изыскания, долгие нравоучительные рассуждения о том, что хорошо, а что плохо… Словом, тоска.
Что тут поделаешь? Писатель Аким Шевалье был гораздо талантливее и удачливее, чем режиссер Андре Никольски. Пятьдесят процентов кинематографа держится на сюжете о Золушке, остальные пятьдесят составляет история графа Монте-Кристо. Все свое творчество Андре Никольски посвятил второму. Он честно выжимал из последних пятидесяти процентов все возможное. Создал образ героя-мстителя, человека бескорыстного и провозгласившего себя Судьей и Вершителем Судеб. В последнем Глазов убедился, найдя еще два фильма американского режиссера. Похоже, это было все, что снял Никольски.
Первым делом Глазов все их просмотрел, убив на это целый день. Историю друга-предателя и повесть о несовершеннолетней девушке, родившей ребенка, он уже видел раньше. Третий фильм Глазову не понравился совершенно. Это была история врача-убийцы. Семья эмигрантов, состоящая из отца, его двадцатипятилетней дочери и ее маленького ребенка, едва сводит концы с концами. И вдруг у единственного кормильца семьи случается приступ аппендицита. В больницу его кладут, но врач ждет денег за операцию и оттягивает ее, как только может. Но денег дочь найти не в состоянии. Медицина в Америке дорогая, а бедным эмигрантам лучше вообще не болеть, поскольку страховки у них нет и средств на лечение тоже. Кончается тем, что отец умирает, а женщина с маленьким ребенком оказывается на улице. И она вынуждена себя продавать, чтобы заработать хоть какие-то деньги. И то же письмо, адресованное неизвестному мстителю. Врача в итоге находят мертвым в собственном гараже, где он задохнулся от выхлопных газов.
Дмитрий сразу не мог понять, чем ему этот фильм неприятен. Он просто не получился, и все. Музыка, использованная в картине, была Глазову незнакома. Пожалуй, чересчур слащавая для такого злого сюжета. Солирует флейта, но порою ее заглушает оркестр. Глазов уже понял, что флейта — любимый музыкальный инструмент Андре Никольски. Но… Здесь надо было негодовать, а режиссер умилялся. Он с такой слащавостью снимал бедную маленькую девочку, несчастного ребенка, которого мать выставляла на улицу, чтобы принять очередного клиента, что Глазову стало противно. То, что происходило в больницах России, на самом деле было гораздо хуже. Дмитрий сам недавно столкнулся с бесплатной медициной, когда жена удаляла пресловутый аппендицит. В больнице, по месту прописки, запросили столько, что они предпочли платную клинику. Глазов так и не понял, зачем его жене выдали страховой полис, а когда возмутился, ему вежливо объяснили, почему надо за операцию заплатить. Хотите нормального отношения — платите деньги, не хотите платить, значит, вам плевать на свое здоровье. Слава богу, что Светлана недотянула до того момента, когда дело могло закончиться печально. Правда, долго потом возмущалась, что уплыли сбережения, отложенные на летний отдых. Нет, фильм Дмитрию не понравился. Какое, к черту, торжество жизни, когда медицина убивает? А как же клятва Гиппократа?
