такого. – В больнице лежали? Серьезное что?
– Нет, всего лишь давление скакнуло.
«Врет поди, – подумала Петровна, – с кризом месяц не держат».
– Бедняжка! Так малину ж тогда вам кушать нельзя! – снова всплеснула она руками.
– Ничего, варенья наварю, родственникам раздам, их у меня много.
Признаться, тут Лидия Степановна кривила душой. Потому что незачем каждому знать, что кроме дочери Таисии да кота Борьки в ее жизни – больше никого. Нет, родственники, конечно, были: братья, старый-престарый дядя да мачеха, которой, должно быть, перевалило уже за сотню лет. Но Лидия не общалась с ними добрую половину жизни. Не потому что была такой стервой, просто… Так уж вышло. Иногда жизнь все решает за нас, совершенно не заботясь о том, чего мы хотим.
Лидия глубоко вздохнула. Тонкая ярко-красная струйка зазмеилась по бледным пальцам, торопливо поползла по руке.
Петровна внимательно наблюдала, как падают в уже почти полное ведро крупные малинины; ни одна не помятая, будто пальцы женщины отрывали их от родной ветки вовсе не для того, чтобы с помощью мясорубки превратить в бесформенную массу.
– Слушай, Лида, а ты Сойкиных знаешь? – как-то вдруг посерьезнев спросила Галина, забыв об официальном «вы».
Лидия, наконец, обратила к ней прохладный по-осеннему взгляд. Не свойственная соседке интонация заинтересовала ее.
– Сойкины? – переспросила она, мысленно пробегаясь по длинному списку знакомых фамилий. – Это те, у которых дочь на отдельной даче живет? – В ее голосе зазвенела сталь. Непорядок, когда родители всячески потакают капризам своих чад, тем более в таких серьезных вопросах, как покупка недвижимости. Ну зачем, скажите на милость, девчонке, которая только окончила школу, собственная дача? Ничего хорошего из этого не выйдет, Лидия Степановна была в этом уверена.
– Да, да, те самые, – торопливо закивала Галина, отчего-то бледнея.
– Ну и?
– Убили Динку несколько дней назад, ты знаешь?
Сорванная ягода выпала из пальцев Лидии, заалела размазанным пятном в траве.
– Нет, нет… Я же только вчера приехала, – выдохнула она, будто была не в силах принять услышанное. Перед глазами тут же возникло улыбчивое лицо светловолосой девочки, которая была всего на несколько лет младше ее Таисии.
– Вот такие дела, – грустно ответила Галя, теребя попавший под руку желтый цветок. Ей всегда было непросто говорить о смерти, но молчать – еще сложней. – Прямо на даче и убили. Да как жестоко, как жестоко, господи… – Голос ее прервался жалобным всхлипом, после чего она добавила: – Ко всем полицейские приходили, спрашивали, кто что видел. Да толку…
Лидия отставила в сторону ведро, подошла к соседке, легко опустила руку на поникшее плечо.
– Ты зайди ко мне, Галочка, – как можно ласковей позвала она, – чаю попьем. Что мы тут, через забор-то…
Спустя несколько минут они уже пили горячий смородиновый чай. Добрым, успокаивающим теплом заполнял он тела, отогревал вдруг озябшие души. Обе женщины были матерями, а для любой матери ничего не может быть страшнее, чем смерть ребенка, пусть и чужого, почти незнакомого. А Дина была именно ребенком, хоть так пыталась казаться взрослой.
Лидия Степановна глядела в окно, за которым все так же весело играл летними красками равнодушный к человеческим бедам день.
– И кто только мог такое совершить? – тихо спросила она то ли себя, то ли шмыгавшую носом Галину.
Та горько покачала головой.
– Кто ж знает… Говорят, ищут.
– Ищут, – с ноткой недоверия повторила Лидия. – У общества ведь охрана есть, плату за нее хорошую берут, а такое творится.
– Ох, Лида! Да что с этой охраны толку? Сидят в своей будочке, чаи гоняют и зарплату получают. Да и не ходить же им по всем участкам, спрашивая, все ли в порядке. Лето ведь, народу везде полно, воры не ходят. Другое дело зимой.
Лидия отпила из чашки. Вздохнула.
Помолчали, размышляя каждая в своем. Галя – о Тане Сойкиной, Дининой матери, с которой они хорошо общались, можно сказать, даже дружили. Теперь женщину увезли в больницу с инсультом. А завтра ведь похороны… Галя и представить себе не могла, как Таня будет жить дальше, если еще оклемается, без своей горячо любимой девочки, своей единственной отрады. Стало страшно. Да так, что хоть кричи. У самой Петровны было трое сыновей. Старший четыре года назад женился. И без каждого из них она не могла представить своей жизни. А Дина у Татьяны одна. Была одна… Ничто не расскажет о человеке лучше, чем прошедшее время: родился, женился, умер.
Был…
Лидия же размышляла о том, что не мешало бы обзавестись собакой. Она не очень любила домашних животных: шерсть, лишние траты и все такое. Но собака – отличный охранник и защитник. И Таисия была бы на седьмом небе от счастья, она всю жизнь мечтала о пушистом друге.
«Странно, почему я об этом думаю? – одернула себя женщина. – Чего мне бояться? Кому я, старуха, нужна? Да и с чего решила, что убийства будут продолжаться?»
Ответом было лишь странное сосущее чувство тревоги, которого цепкий и рациональный ум учительницы не мог объяснить.
Тут повисшее молчание нарушил тихий, но вполне явный звук – дробь быстрых, приглушенных травой шагов. Женщины одновременно прислушались.
Дверь распахнулась, впустив в комнату яркий сноп плавающих в солнечном свете пылинок и высокую девушку с большим рюкзаком за плечами.
– Привет, мама, – улыбнулась она Лидии Степановне. – О, и теть Галя здесь! Здрасьте!
Лидия сдержанно поприветствовала дочь кивком, осведомилась:
– Почему не позвонила? Я не знала, что ты приедешь.
Девушка неторопливо прошла вглубь комнаты, стащила с затекших плеч рюкзак, поставила у дивана, где сидела Петровна, уселась рядом.
– Целый день звонила, – ответила она, с прохладой глядя на мать. – Ты трубку не брала.
Учительница мысленно отругала себя за глупость: она действительно забыла взять с собой мобильник, уходя собирать малину.
– Как практика, Таечка? – подала голос пришедшая в себя Галина.
– Да ничего, – отозвалась девушка, – вполне обычная скукота. Универ мыли, общагу, садили кусты какие-то.
Соседка заговорщицки улыбнулась: ее дети тоже всегда так говорили.
Лидия Степановна подала дочери чашку чая.
– Что значит скукота? Это же так приятно – деревья сажать, в порядок родной университет приводить, – назидательно проговорила она, пристально глядя на дочь, будто пытаясь рассмотреть ее мысли. Та же неопределенно пожала плечами и отпила чай.
– Ну, может.
– Тай, а ты Дину Сойкину зна… – начала было Галина, но суровый взгляд Лидии заткнул ей рот не хуже крепкого мужского кулака, сунутого под нос.
Таисия чуть приподняла бровь. Удивилась, наверное, чего так мать сердится, подумала Петровна.
– Знаю, а что?
– Ничего. Галина Петровна просто… – вмешалась было мать, но соседка быстро перебила ее:
– Пойду-ка я лучше, девчонки.