влюбленных парочек своих однокурсников. Но почему-то никто не обращал на Лиду никакого внимания.
«И что во мне не так? – грустно размышляла девушка, привычно заплетая волосы в толстую косу, свою неизменную прическу еще с детского сада. – Может, худая слишком? Так ведь и Иринка как жердь, но все равно не одна…»
И невдомек ей было, что Иринка, в отличие от нее, была веселой, улыбчивой и простодушной, поэтому парни и тянулись к ней.
Так и окончила Лидия университет, не познав любви. Да и хорошими друзьями как-то обзавестись не получилось. И одиночество из печалившего обстоятельства превратилось в привычку. Холод, заползший со смертью матери в душу, ужалил и сердце, парализовав, лишив способности испытывать какие-либо чувства.
После университета ее, выпускницу с красным дипломом, тут же определили на место преподавателя географии в одну из местных школ. Строгий, волевой характер, аккуратность – всегда волосок к волоску, – длинная тугая коса, темные костюмы, которым неизменно отдавалось предпочтение, очень подходили новому статусу: ученики, в том числе старшеклассники, слушались Лидию Степановну и даже немного побаивались. Только одно огорчало молодую женщину: она так и жила в доме отца и мачехи. Квартиру, на которую она так рассчитывала, став учителем, ей почему-то так и не выделили, несмотря на многочисленные обращения в инстанции.
Игоря Лидия повстречала необычно и неожиданно.
Как-то вечером возвращаясь с работы, где засиживалась дольше положенного за проверкой тетрадей, она вдруг обратила внимание на милую парочку, неспешно идущую впереди. Высокий белобрысый парень неуклюже приобнимал за талию тоненькую хихикающую девушку и о чем-то ласково мурлыкал ей в ушко. Девушка не отвечала, только лишь поглаживала руку кавалера. Сама не зная почему, Лидия решила не обгонять влюбленных, хоть те и шли еле-еле.
Нагретый теплым майским днем воздух волшебным образом будоражил кровь и мысли, будто сам бог любви наполнил его своим околдовывающим дыханием. Вечерние тени мягко танцевали вокруг, длинные, грациозные, как темные лебеди на закатном полотне озера. Лида неспешно шла за парой, и сердце ее, вдруг ожившее от прикосновения весны и чужого счастья, тихо, понемногу, оттаивало в груди. Нестерпимо хотелось, чтобы и ее кто-нибудь вот так обнимал, уводя куда-то – куда угодно! – подальше от серости и одиночества, в котором она безрадостно прозябала. Но, конечно же, чуда не случилось: она так и шла одна, с завистью вглядываясь во влюбленных, ловя каждое их движение.
Тут парень ласково провел ладонью по светлым волосам своей подруги и, покраснев, спросил:
– Солнышко, а хочешь, я тебя… ну, это… в парикмахерскую свожу? А? Хочешь?
Девушка кокетливо рассмеялась, тряхнула искрящимися в закатных лучах волосами.
– А тебе чего, Петь, моя прическа не нравится?
– Да нет, что ты… – смутился еще сильнее незадачливый кавалер. – Просто сейчас, вроде, короткие стрижки в моде, мне сеструха говорила. Вот я и подумал… Может, ты хочешь… Сеструхе вот мамка не разрешает, говорит, это все дурацкие заграничные штучки. Косы все плести заставляет, как детсадовку какую.
Девушка вдруг остановилась, повертела в пальцах надоевшие, вечно мешающие и путающиеся пряди, которые и ее заставляли укладывать в косы, и решительно, по-бунтарски, кивнула:
– А давай! Пусть маманя чуток побесится, ей полезно. Новая прическа как раз к джинсам, которые я кое-как у отца выпросила, очень подойдет.
Парень просиял, обнял девушку за плечи и повел в сторону парикмахерской, что находилась в паре домов.
А Лидия осталась стоять столбом посреди медленно погружающейся во мрак аллеи. Пальцы ее нервно теребили кончик толстой аккуратной косы.
Дома она долго изучала свое отражение в зеркале. То распускала, то вновь сплетала красивые каштановые локоны. С самого раннего детства носила она косу, и никогда ей в голову не приходило расстаться с ней или сменить прическу. И везде: в школе, в институте, на работе – все считали ее тем, чем стоит гордиться. Или просто лицемерили?..
– Советская девочка и косички, – говорила когда-то давным-давно, кажется, в другой жизни, ее мать, – это как вишенки и веточка. Вроде бы и без веточки ягода другой не становится, и все-таки, без нее вишню и не нарисуешь. Что выйдет-то? То ли клюква, то ли брусника. Другое дело – с веточкой! Давай заплету.
И в комсомоле Лиду всегда ставили другим девушкам в пример как самую аккуратную, чем она тихо гордилась. А что теперь? Все ее непримерные ровесницы давно замужем, детей воспитывают, а она, комсомолка, спортсменка и уже начавшая отцветать красавица, бродит по вечерним улицам и завидует чужому счастью.
Лида расплакалась. Сильно, до боли, до тошноты и темных пятен в глазах. Впервые за долгие годы. Рядом ведь все равно только не менее несчастное отражение в зеркале. Успокоилась лишь тогда, когда виски вспорола острая вспышка.
Решение пришло само собой. Лида, стиснув зубы, вытащила из ящика стола большие ножницы. Лезвия хищно блеснули в свете лампы, жадно клацнули. Женщина зажмурилась и жалобно пискнула, когда по ее спине скользнула вниз, по-змеиному изогнувшись, отделившаяся от головы коса. Слушая свое частое прерывистое дыхание, Лида так и стояла перед зеркалом, не открывая глаз и вцепившись в повлажневшие колечки ножниц и будто ожидая чего-то. Но все было по-прежнему. Мир не рухнул. И ощущения не изменились. И Лида, наконец, разлепила склеенные подсохшими слезами ресницы. Избегая встречи с зареванным отражением, торопливо опустила взгляд. Свернувшись ребристым калачиком, у ног ее покоилась коса. На одном конце слабо поблескивала заколка. Точно крупная слеза, одиноко покатившаяся по бледной Лидиной щеке. Не смея выбросить на помойку столь неотъемлемую часть себя, женщина поспешно сунула косу в нижний ящик комода.
На следующий день все знакомые: и ученики, и учителя, даже подслеповатая школьная техничка, – восхищались новой прической Лидии Степановны. Даже директор, случайно встреченный в коридоре, подметил изменения, произошедшие в учителе географии, и одобрительно поиграл густыми бровями, чем несколько смутил женщину. Да она за всю свою жизнь не получала столько внимания и комплиментов, сколько за один этот день! Возвращаясь с работы, Лидия на радостях даже решила заглянуть в магазин модной одежды. Благо, сегодня как раз выдали аванс.
Там-то с ней и заговорил темноглазый и басистый, будто дьякон, мужчина, представившийся Игорем Даниловичем. Сначала Лидия сильно смущалась. Может потому, что он был значительно – лет на пятнадцать – старше. А может, потому что был первым мужчиной, знакомящимся с ней вот так запросто, не из-за каких-либо сближающих обстоятельств вроде общей работы, общего подъезда или чего-то вроде. Причем он явно и с большим интересом разглядывал ее.
Говорили они долго. Сначала о каких-то незначительных мелочах: о погоде, городских новостях, недавно прошедших выборах и театральной программе этого
