каблучков за дверью.
Холодная тяжесть металла скользнула в ладонь. Все чаще в последние дни он брался за «маузер», его успокаивала тяжелая неподвижность и холод оружия. Как бы ему хотелось слиться с этой прохладой, стать таким же холодным и равнодушным, обрести покой и недвижимость стали.
Владимир представил, как холодный металл врывается в его сердце, гася нестерпимый, пожирающий его пламень, освобождает, дарит покой, долгожданный, страстно желаемый.
Палец дрогнул, грохот выстрела разорвал перепонки, острая мгновенная боль…
Где же избавление… Где?
– Что вы наделали? Что вы наделали?
Норкочка… он уходит… гаснет… хорошо…
– Что вы стоите? Бегите, встречайте карету «Скорой помощи»! – тормошил Веронику худой незнакомый мужчина, она бессмысленно смотрела на него невидящими глазами, потом сообразила, поднялась с колен и поспешила вниз на улицу встречать доктора.
Зачем? Ведь Володя умер. Умер! Или еще не поздно, еще можно спасти?
Барон скользким, вороватым взглядом окинул комнату и незаметным движением вынул из кармана маленькую серебряную коробочку, торопливо расстегнул несколько пуговиц на рубашке распластанного на полу Маяковского и поднес к груди умирающего шкатулку. Едва заметная теплая вспышка плеснула по полированным бокам шкатулочки.
Барон резким, уверенным движением сдернул с шеи умирающего золотую цепочку, торопливо опустил ее вместе с алым, налившимся пламенем камнем в шкатулочку и, подняв глаза, встретился с угасающим взглядом поэта.
– Вот так, – беззвучно прошептал барон, кривя губы, – проходит слава мира. Прощайте. Вы велики, как и мечтали.
Он встал, протолкался к двери, в комнату уже набились какие-то людишки, и, не оборачиваясь, поспешил вниз по лестнице.
Он успел, он все рассчитал вовремя. Как и было предсказано его предками, момент агонии всегда можно предугадать заранее. Конечно, этот мальчик оказался на редкость силен, но и его силы были небесконечны, теперь его уделом стала вечность.
В сутолоке, плаче, возгласах, суете никто не обратил внимания на исчезновение худого высокого человека в пальто. Никто его даже толком не рассмотрел и не запомнил, рассуждал барон, упруго шагая по тротуару, и теперь, теперь можно покинуть эту обезумевшую страну с ее громкими лозунгами, безумными идеями, нелепыми планами и трагическими перспективами. Да, да. Именно трагическими. Невозможно даже вообразить, что этот кровавый шабаш приведет ко всеобщему благоденствию. Нет, нет. Пора уезжать!
Барон свернул с проспекта в переулок, на всякий случай свернул во двор, небольшой, застроенный неряшливыми дровяными сараями, шмыгнул в незаметную щелочку между стеной и забором и выбрался в другой двор, отряхнул пальто и внезапно налетел на стену дома, с силой ударившись лбом об оголившиеся кирпичи.
– Что происх… – попытался сообразить барон, с трудом удержавшись на ногах, но получил сильнейший удар по голове и, уже падая, увидел лицо нападавшего. – Вы? Как же так? Почему? – Барон получил еще один удар по голове, и последнее слово, которое он хотел сказать, так и не слетело с его уст. – Сволочь.
А чужая, крепкая рука скользнула барону в карман и извлекла оттуда небольшую бархатную коробочку.
Глава 1
19 апреля 1958 г. Ленинград
– Зиночка? Зинуля? – стонал Афанасий Петрович, лежа в кабинете на диване и потирая рукой пылающую грудь. – Зиночка! Плохо!
– Ну что выть-то? – заглядывая в кабинет, грубо поинтересовалась Анфиса, то ли приживалка, то ли домработница. Беспардонная, нагловатая, совершенно отбившаяся от рук, но почему-то до сих пор не уволенная.
– Анфиса, где Зинаида Дмитриевна? Позови.
– Нету ее, ушедши, – сухо сообщила Анфиса, без всякой жалости взирая на страдающего Афанасия Петровича.
– Как нет? А где же она? – забеспокоился страдалец, забыв на минуту о сердце.
– Ушла.
– А куда?
– Она передо мной не отчитывается. Платье красное жоржетовое надела, цветок белый, такой большой, на плечо приколола, шляпку новую надела, и «пишите письма». Полчаса уж, как ушла.
– А что же она мне ничего не сказала? Куда же она, поздно ведь уже, скоро ужин… – еще больше заволновался Афанасий Петрович.
– А вот так тебе и надо! Нечего было на молодой жениться! – злорадно заметила Анфиса, приваливаясь к дверному косяку. – А то выдумал, седина в голову – бес в ребро! Ему бы о душе подумать, а он вертихвостку молодую в дом привел!
– Анфиса!
– Ну ничего, она тебе даст прикурить, старому греховоднику!
– Я не старый!
– Это тебе не Ниночка, святая душа! Ушла из собственного дома с одним чемоданчиком, да если бы я ей шубу да пальто и ботики не отвезла, так ведь к зиме бы голой осталась.
– Ладно прибедняться-то! Ты ей еще и одеяло атласное отвезла, и подушки, и еще бог знает что!
– Да, отвезла, потому как порядочный человек квартиру бы жене отдал, а не
