– Лена, ты слишком любишь загадки. Тебе нужно чаще разгадывать кроссворды.
– Ну, пожалуйста! – умоляюще протянула она, – Вы до чего-нибудь додумались?
– Завтра, Лена, мы приедем на дачу к профессиональному мыслителю. Он кандидат философских наук и, по совместительству, мой дядя. Очень колоритный старикан. Учёную степень получил ещё в те времена, когда преподаватели не искали сокровища, и не организовывали похищения собственных учениц. Процесс обдумывания у него поставлен на твёрдую научную основу, так что, давай, не будем опережать событий.
О, молодость, молодость! Она уже совсем забыла о том, что всего какие-то несколько часов назад её жизнь висела на волоске. Тайны прошлого уже совсем захватили её, и она была готова говорить о них всю ночь напролёт.
– Меня больше всего в твоём рассказе насторожило упоминание о гильотине.
– Как раз самое неправдоподобное во всех этих слухах, – подивилась Лена моей наивности.
– Как знать. Рассказов о зверствах бар пруд пруди, чего в них только нет. Но ни в одном, заметь, ни в одном, нет упоминания о гильотине. Почему подобный слух прерогатива только Скребицких? И ещё. Гильотина очень специфическая вещь. Она придумана, чтобы упростить процесс убийства. С её помощью лишить человека жизни может любой. Дёрнул рычажок и дело сделано. А если по соседству находиться тюрьма, где заключённый содержится, закованным в кандалы, например, то есть, не способным к сопротивлению…
Вы думаете, барин сам казнил людей?
– Леночка, я ещё раз повторяю, думать будет мой дядя, я лишь сопоставляю факты.
– Но ведь всё очень сходиться.
– А ещё у меня создалось впечатление, что мы имеем дело с двумя разными группами людей. Одни, к которым косвенно принадлежишь и ты, ищут что-то в районе бывшего масонского храма в Киндяковке. Других, тех, что следили за мной и искали наследников Отто Зольдберга, больше интересует дворец в Тереньге. Кстати, ты не знаешь, как складывалась его судьба после революции?
– Жил в Тереньге, работал агрономом в районном сельхозуправлении.
– Долго?
– Не знаю. Но в 1922 году ещё точно жил здесь. Мне попадалась его анкета, которую он заполнил в это время, как иностранец.
– Он разве не бывший российский подданный?
– Бывший. Просто родился он в Лифляндской губернии, а она в 1922 году уже была суверенной Латвией. Вот его и записали в иностранцы. Спрашивали, не собирается ли он уехать на родину.
– Собирался?
– Написал, смотря по обстоятельствам.
– В Инзе он работал механиком на заводе, а в Тереньге агрономом. Вроде, самые разные профессии?
– Может, просто хорошо в технике разбирался. По образованию он был всё-таки агроном. Школу специальную закончил и в университете учился, в Германии.
– В Германии!? – я даже подпрыгнул.
– Ну да. Был там вольнослушателем. Сам так указал в анкете, – удивилась моей реакции Лена.
– Значит, в Россию он приехал в 1904 году из Германии?
– А что?
– В это самое время начал свою шпионскую карьеру на Восточном направлении Вальтер Николаи. Ещё одно совпадение. Которое по счёту.
Впрочем, чудесное здание всё ещё остаётся незаконченным.
Виктор Гюго. Собор Парижской Богоматери
Почему люди так любят приключения? Опасности, хлопоты, бессонные ночи. Какое удовольствие можно находить в комариных укусах, промокшей от росы одежде, трудностях и смертельной усталости? Ответ может быть только один. Всё это так приятно вспоминать тихим спокойным вечером в дружеской компании. Когда за окном монотонно постукивает мелкий летний дождик, на стол водружён вёдерный самовар, помнящий ещё эпические времена Российской империи, и некуда торопиться, а свет включать ещё вроде бы рано.
Счастлив человек, у которого вот в такой скучный дачный вечер, есть в запасе история о каких-нибудь удивительных приключениях, тайных обществах или исчезнувших сокровищах. Мы сидели на кухне и говорили. Я предложил было разжечь камин в дядиной комнате, но старый ценитель застольных бесед предпочёл кухню.
– У камина хорошо мечтать и хандрить, – сказал он, – а обсуждать сложные вопросы нужно на кухне. За чаем.
Напиток аристократов и философов! Помню, помню. На Лену наш седовласый мудрец произвёл впечатление сногсшибательное. Она слушала его, раскрыв рот, и боялась пропустить даже одно слово. Дяде это льстило. Он теперь повязывал шею шёлковым платком и при разговоре, как-то особенно изящно стал помахивать рукой.
Девушку мы поселили в небольшой комнатке на втором этаже, где обычно спал я, а мне, как самому привычному к походам и лишениям, пришлось перебираться со стареньким матрасом на веранду. Нужно сказать, для чудных июньских ночей это не самый худший вариант. Когда после тревог и бурь снова оказываешься в тихой и безветренной гавани, где ничего не происходит, и жизнь течёт от завтрака до обеда, и от ужина до вечернего чая, особенно сильно ощущаешь всю благотворную силу безмятежного покоя. Не нужно никуда бежать, ничего искать. Можно только думать. Неторопливо и обстоятельно.
Но даже этого делать не хотелось. Пусть этим займётся тот, кому это положено. Профессиональный философ. Он и не пытался перекладывать сию тяжкую ношу на чужие плечи. В первый же вечер наш капитан рассадил свою команду вокруг самовара, и мы отправились в путешествие на корабле мысли, самое захватывающее из всех, какие только могут быть.
– Ведь для мысли нет недоступного. Она в мгновение ока переносит нас по временам и странам, создаёт и разрушает целые города, ведёт нас в кельи отшельников и дворцы королей, перемешивает правду и вымысел.
После такого вступления трудно не вдохновиться. Но мне, как раз хотелось поскорее именно отделить правду от вымысла, о чём я и сказал увлечённо витийствующему философу. Поседевшего в идеологических битвах ветерана это ничуть не смутило.
– Без воображения невозможно связать факты в соответствующую цепочку. Они так и останутся россыпью случайных событий. Как ты, скажи на милость, сложишь в одну корзину масонский храм, клад, закопанный в заброшенной усадьбе, революционеров, немецких разведчиков, современных проходимцев? На первый взгляд, это вещи бесконечно далёкие друг от друга. Но мы уже имели счастье убедиться, что всё это очень тесно переплетается в потёмках истории.
Начнём с конца. В Ульяновске появляется некий Вильям Смит. О нём самом неизвестно практически ничего. Но зато мы немало знаем о его интересах. Этот дяденька интересуется симбирским масонством. Почему? Зачем какому-то иностранцу все эти дела давно минувших дней? И почему именно симбирским?
– Просто, для отвода глаз, – Я решил немного укоротить затянувшееся вступление.
– Очень похоже на то, – согласился дядя. – В действительности этого историка интересовала госпожа Перси-Френч. Наша прекрасная собеседница больше всех знает об этих поисках. Я прав?
Лена только ждала момента, чтобы броситься вслед за манящим огоньком тайны. Она снова напоминала охотницу:
– Он проявлял очень большой интерес к родословной Киндяковых, предков Екатерины Максимилиановны по матери.
– А Скребицкие, ваш дворец в Тереньге?
– О них даже не упоминалось.
Дядя Боря удовлетворённо прикрыл глаза:
– Масонский храм, как мы видим, этого джентльмена тоже не очень интересовал. Его протеже лишь порасспросил кое-какую поверхностную информацию по этому вопросу, чем и ограничился. Следовательно, главный интерес этого Смита лежит в прошлом рода Киндяковых. Почему?
Пауза получилась эффектной. Никто не проронил ни звука, понимая, что у задавшего вопрос, уже имеется ответ.
– Ваш преподаватель, Леночка, был уверен, что его друг Билл ищет какие-то сокровища, возможно, некую реликвию. На банального кладоискателя этот тип мало похож, вряд ли он притащился в российскую глубинку и ухлопал кучу денег, чтобы добраться до фамильных сервизов или шкатулки с драгоценностями.
Пришлось воззвать к объективности:
– Такая женщина, как наша Екатерина Максимилиановна, вполне могла позволить себе удовольствие иметь очень много драгоценностей. Её заветная шкатулочка запросто могла бы потянуть на миллионы долларов. За таким кушем не грех и за тридевять земель съездить.
Дядя согласно закивал и тут же не оставил от моего утверждения камня на камне:
– Объясни, мой мальчик, глупому старику, зачем человеку, ищущему спрятанные драгоценности история рода? Ему больше пользы принесут планы, описания зданий, усадеб. Представь себе, что Остап Бендер, в поисках бриллиантов мадам Петуховой, вдруг начинает выяснять, кем была её покойная прабабушка.
– Жаль, что Ильф и Петров упустили эту сюжетную линию.
– Они юмористы, а не фантасты. А вот если мы предположим, что этот Смит сам не знал, что ищет – всё сразу встаёт на свои места. Удивлены таким парадоксом? Но ведь он совершенно ничего не знал о Киндяковых – это очевидно.
