Она свернула к дому, потом в знакомый проезд. Марк еще не возвращался. Это ее не удивило. Невзирая на дрянную погоду, они с Арчером решили устроить новый тур водных гонок вокруг буя. Марк сказал, что плохая погода настоящему яхтсмену не помеха и отменить гонки их может заставить только ураган.
Эбби вошла в дом. Внутри было сумрачно. Из окон лился неяркий светло-серый свет пасмурного дня. Эбби уже собиралась включить настольную лампу, как вдруг услышала негромкое тарахтение автомобильного мотора, доносившееся с Брустер-стрит. Она выглянула в окно.
К дому приближался бордовый фургон. Поравнявшись с проездом, машина поползла еле-еле. Похоже, водитель фургона внимательно разглядывал машину Эбби.
«Запереть двери. Немедленно запереть двери!»
Эбби подбежала к передней двери, лязгнула тяжелой задвижкой и дополнительно закрылась на цепочку.
А задняя дверь? Она заперта?
Эбби бросилась в кухню. На задней двери не было задвижки. Только врезной замок с кнопкой фиксации. Эбби нажала кнопку и пододвинула к двери тяжелый стул, подперев им дверную ручку.
Вернувшись в гостиную, она встала за шторой и осторожно выглянула в окно.
Фургон уехал.
Эбби вертела головой, оглядывая улицу. Никого. Только мокрые тротуары.
Она не стала задергивать шторы и включать свет. Сидя в темной гостиной, она ждала, когда фургон появится снова. Может, заявить в полицию? Но что она скажет? Ей никто не угрожал. Эбби просидела так почти час. Ни фургона, ни Марка.
«Ну возвращайся, — мысленно просила она. — Слезь со свой дурацкой яхты и вернись домой».
Эбби представила, каково сейчас Марку на палубе «Моего пристанища». Ветер хлопает парусами. И вода. Вода сверху, вода вокруг. Бурлящая вода под серыми небесами. Похожая на речную. Совсем как под мостом Тобин, где утонул Кунстлер.
Она позвонила Вивьен. Там еще сидели бабушкины гости. В трубке слышались раскаты смеха и громкая китайская речь.
— Эбби, я тебя очень плохо слышу. Повтори свой вопрос, — попросила Вивьен.
— В команде трансплантологов работал еще один врач. Он умер шесть лет назад. Ты его знала?
— Да, — выкрикнула Вивьен. — Но, по-моему, это было не так давно. Года четыре.
— Ты что-нибудь знаешь о причинах самоубийства?
— Это было не самоубийство.
— Как?
— Подожди немного. Я перейду к другому аппарату.
Эбби не знала, сколько ей пришлось ждать. Все это время из трубки доносились всплески смеха и речь, в которой Эбби не понимала ни слова. Наконец Вивьен подняла трубку другого телефона.
— Да, бабуля, я взяла. Можешь вешать.
Смех и китайская речь смолкли.
— Ты сказала, это было не самоубийство. Тогда что?
— Отравление угарным газом. В системе отопления возникла неисправность, отчего в доме начал скапливаться угарный газ. Этот доктор не один погиб. Отравились его жена и маленькая дочка.
— Постой. Ты ничего не путаешь? Я говорю о человеке по имени Лоренс Кунстлер.
— Не знаю я никакого Кунстлера. Должно быть, это случилось до моего прихода в Бейсайд.
— А тогда кто отравился угарным газом?
— Анестезиолог. Работал на месте Цвика. Имени не помню, а фамилия вертится на языке… Вспомнила. Хеннесси.
— Он работал в команде трансплантологов?
— Да. Совсем молодой. Его только-только приняли в штат клиники. Но проработал он недолго. Помню, как-то перед смертью говорил, что подумывает вернуться обратно на Запад.
— Ты уверена, что это был несчастный случай?
— А как еще называть отравление угарным газом?
Эбби смотрела на пустую улицу и молчала.
— Эбби, у тебя еще что-то случилось?
— Меня сегодня преследовала какая-то машина. Фургон.
— Я тебя внимательно слушаю.
— Марк до сих пор не вернулся. Уже почти стемнело. Он должен был бы вернуться. У меня из головы не выходит смерть Аарона. И того человека, о ком я тебя спрашивала, — Лоренса Кунстлера. Он спрыгнул с моста Тобин. И теперь ты рассказываешь мне про анестезиолога Хеннесси. Получается, три смерти.
— Точнее, два самоубийства и один несчастный случай.
— Многовато для врачебного персонала одной больницы.
— Выходит за рамки статистики? А может, работа в Бейсайде отрицательно сказывается на врачах. Вгоняет их в депрессию.
Шутка получилась плоской, и Вивьен это поняла. Помолчав, она спросила:
— Ты всерьез считаешь, что тебя кто-то преследовал?
— А что ты говорила мне сегодня? «Пойми, Ди Маттео: это никакая не паранойя. Ты мешаешь не только Воссу».
— Но я все-таки имела в виду Восса. В меньшей степени Парра. У них есть причины давить на тебя. Только зачем им пугать тебя каким-то фургоном? И какое отношение это имеет к Аарону и тем двоим?
— Сама не знаю, — призналась Эбби.
Она забралась на стул с ногами. Для тепла. Для самозащиты.
— Но мне почему-то становится все страшнее. Я часто думаю об Аароне. Я передала тебе слова детектива. Может, смерть Аарона и не самоубийство.
— У него есть доказательства?
— Если и есть, мне он их не сообщил.
— Но он мог рассказать Элейн.
Это мысль. Конечно. Вдове, которая хочет знать обстоятельства смерти мужа и требует подробностей.
Повесив трубку, Эбби нашла номер Элейн Леви. Она собиралась с духом, чтобы позвонить. За окнами совсем стемнело, а Марк все не возвращался. Морось сменилась типичным осенним дождем, изматывающим своей монотонностью. Эбби задернула шторы и включила свет. Весь свет. Ей хотелось света и тепла.
Наконец Эбби набрала домашний номер Элейн Леви.
В трубке прозвучало три длинных гудка. Эбби откашлялась, собравшись оставить сообщение на автоответчике. Но вместо традиционного обращения в трубке трижды пронзительно пискнуло, после чего включилась запись: «Набранного вами номера не существует. Пожалуйста, будьте внимательнее и повторите попытку…»
Эбби повторила попытку, сосредоточенно нажимая каждую кнопку. И опять — четыре гудка, три писка и стандартное уведомление: «Набранного вами номера не существует…»
Ей показалось, что телефон ее предал. Почему Элейн сменила номер? Кто мешал ей своими звонками?
К дому подъехала машина. Эбби подбежала к окну и заглянула в щель между шторами. По проезду медленно двигался «БМВ».
Она молча вознесла благодарственную молитву.
Марк вернулся домой.
— Да, я знал их обоих, — сказал Марк, наливая себе еще один бокал. — Ларри Кунстлера знал лучше, чем Хеннесси. Тот проработал у нас недолго. А вот Ларри — он был одним из тех, кто меня сюда пригласил. Я знал его еще по университету. Отличный был парень. — Марк поставил бутылку на стол. — На редкость отличный парень.
Мимо прошел метрдотель, провожавший к соседнему столику броско одетую женщину. Едва та подошла, ее встретил хор восторженных голосов:
— Ну вот и наша красавица… Какое чудесное платье!
Их наигранное веселье показалось Эбби вульгарным. Даже неприличным. Она бы предпочла провести этот вечер дома, вдвоем с Марком. Но ему захотелось праздника. Им ведь так редко выпадали совместные свободные вечера. И потом, они до сих пор не отпраздновали помолвку. Марк заказал вино, произнес тост, после чего пил бокал за бокалом уже без всяких тостов. Бутылка почти опустела. В последнее время он все чаще прикладывался к выпивке.
Эбби смотрела, как Марк допивает последнюю порцию, и думала: «Это все стресс и мои проблемы. Они же и по Марку бьют».
— Почему ты никогда не рассказывал о них? — спросила Эбби.
— Да как-то повода не находилось.
— Я удивляюсь, что никто не вспомнил их имен. Особенно после смерти Аарона. Команда за шесть лет потеряла троих коллег, и никто не сказал о них ни слова. Поневоле начинаешь думать, что вы боитесь вспоминать о них.
— Не боимся. Просто нам очень тяжело вспоминать об этом, вот мы и стараемся не бередить раны. Особенно в присутствии Мэрили. Она была знакома с женой Хеннесси. Даже устроила для той праздник «Детский душ»[9].
— Для ребенка, который тоже погиб?
Марк кивнул:
— Мы были в шоке, когда узнали. Представляешь? Была семья — и нет. Мэрили до сих пор не может спокойно слышать о Хеннесси. У нее начинается истерика.
— А это действительно был несчастный случай?
— За несколько месяцев до гибели они купили дом. Там барахлила система отопления. Они все собирались ее заменить, да так и не собрались… Да, это был несчастный случай.
— Но смерть Кунстлера — не несчастный случай?
— Нет, — вздохнул Марк. — Ларри покончил с собой.
— Как ты думаешь, почему он это сделал?
— А почему Аарон это сделал? Почему вообще люди сводят счеты с жизнью? Мы можем назвать с десяток причин. Но по правде, Эбби, мы не знаем. Никогда не знаем. И никогда не понимаем. Мы смотрим на общую картину жизни и говорим: «Жизнь меняется к лучшему. Она всегда меняется к лучшему». Я не знаю, какая последняя капля толкнула Ларри на самоубийство. Но в целом причина мне понятна. Он перестал видеть картину целиком. Он утратил жизненную перспективу. Его горизонты сузились. Когда такое происходит, люди распадаются. Если человек перестает видеть будущее, он теряет все.
