– Где? – повторил Епихин, чувствуя, что теряет рассудок.
– Я же сказала – в могиле... Там, оказывается, столько всего... Как-нибудь я расскажу.
– Послушай... – Епихин помолчал, пытаясь найти в доме, на улице, в самом себе хоть что-нибудь, на что можно опереться и выбраться на твердую почву здравости. – А вот снимок на твоем столе... Я его раньше не видел...
– Это на празднике города... Какие-то торжества были в парке Горького, и мы решили сходить.
– Когда это было?
– Может быть, неделю или две назад... А что?
– Уже после того, как его убили?
– Да, недели через две после смерти... Он же на снимке в черном костюме... Ну, в чем похоронили, в том и пришел. У них там с гардеробом не слишком... Выбора, можно сказать, никакого.
– Так, – словно преодолевая сопротивление сросшихся суставов, Епихин поднялся, подошел к шкафчику, куда Катя поставила недопитую бутылку «Гжелки», налил себе в чайную чашку, щедро налил, почти доверху, и медленно выпил.
– Зачем? – удивилась Катя. – Тебе же вести машину?
Епихин промолчал.
– И Коле ничего не оставил... Он придет, а выпить нечего...
– Он и там выпивает?
– Выпивает он здесь, а туда возвращается уже под хмельком. Не любит из новой бутылки, открыть не может... Он там ослаб немного... Поэтому я всегда оставляю ему початую бутылку и пробку не завинчиваю. Сверху кладу на горлышко, но без поворота...
– И часто он сюда наведывается?
– Он без меня здесь частенько бывает и всегда оставляет какой-нибудь знак... Вот! Смотри! – Катя радостно вскочила со скамьи и, подбежав к подоконнику, взяла в руки маленький бумажный цветок. – На его могиле от дождя все расплылись, это он, наверно, со свежей могилки... Надо же... Какой молодец! Спасибо, Коля!
– Обо мне он говорил что-нибудь? – спросил Епихин.
– Нет... Никогда ни слова... У него там другие знакомства. Я попыталась что-то сказать о нашей фабрике... Нет, ему это неинтересно.
В этот момент произошло что-то странное... За кухонной дверью возникло какое-то движение. Верхняя часть двери была сделана из мелких застекленных ячеек, и за ними не то тень прошла, не то какое-то затемнение.
Это заметила и Катя, и Епихин.
– Тихо, – прошептала она. – Пришел все-таки... Какой молодец, – она крепко держала Епихина за рукав, не позволяя ему рвануться следом за тенью. Но в конце концов ему удалось вырваться, он бросился к двери, распахнул ее, выскочил в коридор...
Там никого не было.
Но за поворотом опять что-то промелькнуло, солнечный квадрат на полу пересекла уже знакомая тень. Епихин рванулся вперед, добежал до конца коридора...
Там было пусто.
Ему показалось, что тень все-таки была и скрылась за дверью. Однако, когда он подбежал к двери, оказалось, что ее попросту нет. Перед ним была стена, обшитая вагонкой. Он принялся стучать в стену, попытался отковырнуть доску, но не получилось.
– Что ты делаешь, Валя? – раздался сзади голос Кати. – Там стена. Ой, смотри! – Катя наклонилась и подняла с пола еще один цветочек, такой же, какой взяла с подоконника – маленький, бумажный, голубой...
– Думаешь, Николай принес? – спросил Епихин.
– Валя, ты извини его... Он такой пугливый стал... Наверное, хотел войти, но увидел постороннего и ушел. И ты, Коля, прости нас, пожалуйста, – сказала Катя, глядя в слепящий солнечный квадрат, в распахнутую на улицу дверь.
Епихин вышел на крыльцо, осмотрел улицу, обошел вокруг дома, но, не увидев ничего примечательного, вернулся, вылил в чашу остатки водки и выпил всю до дна.
Обратную дорогу машину вела Катя, а Епихин, разметавшись на заднем сиденье, просто спал. Видимо, его нервная система не выдержала впечатлений, которые свалились на него в этот день. И опять же «Гжелка» сделала свое дело. Иногда во сне Епихин вскрикивал, постанывал, взмахивал руками, отбиваясь от кого-то, но тут же опять затихал, обессилев, словно слова, взмахи требовали от него непосильного напряжения. Иногда он невнятно бормотал, но Катя смогла разобрать только одно слово с каким-то незнакомым и, как ей показалось, мистическим звучанием – «Алтагир»...
Что оно означало, Катя не знала, да особенно и не задумывалась. На ее губах блуждала легкая неопределенная улыбка.
Наутро Епихин пришел с бумагами, которые обещал показать Кате. Был деловит, легок в движениях, но все это было как бы в дурном исполнении. Вот он изображает порывистость, вот он демонстрирует легкость, впадает в деловитость... Все эти, вроде бы хорошие качества сливались в мелковатую суетливость.
Ему предстояло дело не просто рисковое, а попросту говоря, некрасивое.
Ему предстояло предъявить Кате свои права на фабрику.
Не больше и не меньше.
Не зря же он выкрал из стола Долгова чистые листы бумаги, но с печатями и подписями – такие заготовки можно найти, наверное, на каждом небольшом предприятии. Бестолковые руководители, доверяя друг другу гораздо больше, чем требуют разум и здравомыслие, заранее их готовят, чтобы в минуту крайней необходимости вписать нужный текст и сразу получить полноценный документ. Вот и запасся Епихин подобными заготовками. Юридически они были безукоризненны – штамп предприятия в верхнем левом углу, круглая печать внизу, подписи руководителя предприятия, главного бухгалтера...
Нашелся и грамотный, не отягощенный нравственностью юрист, специалист именно в области передела имущества. Вот он и подготовил для Епихина потрясающе неуязвимые тексты. Едва Катя взглянула на документы, которые заботливо положил перед ней Епихин, она сразу все поняла. Подробно говорить о содержании бумаг не стоит, чтобы не раскрывать преступную технологию подобных деяний, но вкратце...
Пожалуйста.
Учитывая разные обстоятельства, активную деятельность, вклад личных средств в организацию и становление предприятия, передать в полное владение ангар номер один и ангар номер два...
Кому, вы думаете?
Правильно.
Епихину Валентину Евгеньевичу или как там его...
С условием, что он будет ежемесячно выплачивать определенную сумму в порядке погашения, или, лучше сказать, в порядке вспомоществования Долгову Николаю Петровичу и законной жене его Долговой Екатерине Степановне. Но! Но только в случае успешной деятельности предприятия и финансовой возможности для выплаты вышеназванной суммы.
А кто знает, насколько успешной была деятельность предприятия за отчетный период? Правильно – Епихин, директор предприятия и распорядитель средств.
Катя внимательно прочитала все документы, а их было не так уж и много – пять-шесть, некоторые были даже заверены нотариусом. Этого было вполне достаточно. Любой юрист подтвердит, что часто хватает и одного приказа, подписанного директором и главным бухгалтером. Естественно, при условии соблюдения всех формальностей.
– Это все? – спросила Катя.
– Есть еще два-три документа, но я впопыхах их не нашел, принесу позже. Если какие-то вопросы...
– Сколько же ты определил мне в месяц?
– Катя, – укоризненно протянул Епихин. – Ну зачем же так... Мы можем поговорить нормально...
Катя сидела, низко опустив голову, не решаясь посмотреть Епихину в глаза. Документы, которые лежали перед ней, были настолько подлыми, что она не представляла, как Епихин может произносить слова, как вообще может находиться здесь, в кабинетике, с ней рядом.
– Валя, ты хоть представляешь себе, что это за бумаги? – Она наконец подняла голову и посмотрела на него в упор.
– Обычная деловая документация. А что?
– Но я не подписывала этих документов... А тем не менее здесь стоит моя подпись... Как понимать?
– Просто забыла, наверно... Тебе столько всевозможной документации приходилось подписывать... Тебя даже упрекнуть в этой забывчивости нельзя, – Епихин смотрел на нее, не отводя глаз. Взгляд его был тверд и спокоен.
– Да, Валя... А как же дальше жить?
– Все, что я тебе говорил раньше... Все остается в силе.
– Ты хочешь сказать, что готов Жанну прогнать?
– Почему прогнать... Нет надобности ее прогонять. Нас с ней ничто не связывает.
– Ты имеешь в виду, что вас не связывает штамп в паспорте?
– Не только... Мы с ней никогда друг другу ничего не обещали.
– Значит, так... Открыл дверь, под зад коленом и вернулся к накрытому столу, за которым мы с тобой продолжаем веселиться. Так?
– Ты все обостряешь, Катя. В жизни так не бывает...
– А как бывает?
– В жизни все проще.
– Ты спрашивал, нет ли у меня вопросов...
– Внимательно тебя слушаю...
– Валя... А совесть?
– Что совесть? – уточнил Епихин.
– Молчит?
– Мы с ней в ладу.
После вчерашних потрясений Жанна поднесла ему полстакана водки, он заснул и спал крепким, целебным сном до самого утра. А проснувшись, почувствовал себя гораздо лучше. Переживания отдалились и померкли, они казались даже смешными, и он отнесся к ним, как к очередному недоразумению, которые случались с ним последнее время. Он нашел им объяснение простое и будничное – переживания, связанные с его затеей, которая, между прочим, удалась блестяще, так вот эти переживания и вызвали легкие напряжения психики. Это объяснимо, это бывает со всеми в разных жизненных обстоятельствах, случилось это и с ним. Видимо, ненадолго, видимо, скоро все пройдет и забудется, выветрится, как выветрится дух прежнего директора из этого вот кабинетика...
