а не повар?
Долин небрежно вздохнул:
— Есть призвание, есть хобби. Одно другое оттеняет и позволяет наполнить жизнь. Вот ты, у тебя есть хобби?
Анна отправила в рот кусочек лазаньи. Это позволило ей ответить не сразу.
— Я фанатка своей работы, это может считаться оправданием?
Долин удивился. Анна видела, как на мгновение потемнел его взгляд и будто покрылся ледяной коркой.
— Нет, в самом деле, — Анна постаралась улыбнуться, — мне сложно переключиться с дела, которое я веду.
— А оно есть всегда — дело? Или бывают периоды затишья?
Девушка рассмеялась:
— Начальство не позволяет расслабляться! То сборы, то стрельбы, то повышение квалификации, то тренинги, то слаживания…
— Выходит, ты полностью счастливый человек, у тебя профессия и хобби совпадают.
Теперь пришла очередь Анны удивляться — тому, как ловко Долин не позволил ей почувствовать свою неполноценность, ограниченность. Как бережно он переставил акценты. Она перестала жевать и уставилась на него:
— Неожиданно… Не думала об этом.
— Но это так. Мне для ощущения наполненности нужно что-то еще: спорт, прогулки, тишина, кулинария… — Он широким жестом охватил сервированный для ужина стол. — Тебе — только работа…
Девушка вернулась к ужину, помолчала. Внутри разгоралась благодарность, жгло желание отплатить ему добром.
— Ты знаешь, мне иногда очень одиноко, — призналась она тихо. — Иногда мне кажется, что так много работы в моей жизни — не потому что я ее так люблю, а потому что нет никого важнее ее.
— А ты хотела бы, чтобы он появился? Этот «кто-то важнее»?
Анна пожала плечами. Подумав, подняла взгляд на мужчину:
— Я боюсь привязываться.
— Боишься, что все разрушится? Стандартная отговорка тех, кто пострадал от несчастной любви или стал свидетелем развала родительского брака…
В грудь Анны, туда, где обычно билось сердце, словно воткнули раскаленную иглу. Дыхание перехватило, горячая волна разлилась по телу, оставляя за собой выжженное поле пепла.
Это было так некстати, так неправильно, что Анна опустила голову, чтобы скрыть чувства. Но эмоции решили вконец испортить ей репутацию — из-под век выскользнула слеза и предательски скатилась на подбородок. Под носом тоже стало мокро. Анна, забывшись, шумно шмыгнула.
Рядом грохнул стул.
— Господи, я идиот, прости меня! — В одно мгновение Долин оказался рядом, обхватил девушку за плечи здоровой рукой.
Неожиданная забота, горячее мужское тепло, пробивающееся через ткань футболки, крепкая ладонь и пальцы, сжавшие плечо — этого оказалось достаточно, чтобы раскаленная игла в груди растаяла, оставив после себя острую боль. Говорят, большая звезда коллапсирует, сжимается, прежде чем взорваться, и оставляет после себя черную дыру. Боль, честно хранимая все эти годы в душе, также сжалась до размера червоточины и взорвалась, затопив сознание и оставив после себя абсолютную пустоту. Ни мыслей. Ни чувств. Ни желаний. Черную дыру, называемую памятью.
Анна прижалась к Алексею, обхватила его за талию и заплакала.
Он растерянно гладил ее по волосам, по плечам, бормотал извинения, вздыхал и предлагал то водичку, то вино. Анна плакала навзрыд.
Она сама не представляла, что внутри нее скопилось столько боли. Она сочилась из груди, как из открытой раны, заставляя захлебываться и задыхаться.
— Анют, — по-домашнему просто позвал Алексей, — ты плачь. Значит, время пришло…
И замолчал.
И это молчание, тихое мужское принятие ее боли и слез, подействовало на нее сильнее, чем слова и уговоры.
Она плакала, без стеснения вытирая мокрое лицо о темную ткань футболки.
Затем, отстранившись от Алексея, посмотрела снизу вверх — виновато и с благодарностью:
— Спасибо…
— Легче стало? — Он придвинул стул и сел рядом.
Анна кивнула.
Она схватила стакан с водой, залпом выпила. Шумно выдохнула. Растерла по щекам остатки слез:
— Все, больше не плачу…
Она видела по глазам Алексея, что он хотел бы понять, что произошло, что именно вызвало такой поток сырости, но тактично сдерживается. Анна шмыгнула носом. Указала на стол:
— Очень вкусно, правда.
Долин кивнул.
Мгновение доверия и полного единения почти растаяли.
Анна могла позволить им уйти окончательно, а могла остановить навсегда.
Или хотя бы продлить. Чтобы запомнить это тепло, что теплится в душе, греет сейчас и — она знала — будет греть и потом.
Она взяла Алексея за руку и потянула в гостиную. Усадив на диван, опустилась рядом.
Девушка двигалась плавно, и Алексей ловил себя на мысли, что она будто бы всегда находилась здесь, в его доме, в его гостиной. Будто отражение пламени в камине — такая же огненная и настоящая. Он молчал и смотрел на девушку. Та прятала взгляд, снова вытирала слезинки, скопившиеся в уголках глаз.
— Ну, теперь, после всего, что между нами было, рассказывай, — проговорила она, наконец, и нервно засмеялась. Подобрала под себя ноги, устраиваясь поудобнее.
Алексей не понял:
— О чем?
— Почему я не в твоем вкусе? Ты припомнил мне наш недавний разговор, теперь моя очередь. Я не в твоем вкусе — почему?
Алексей почувствовал, как растет внутри неловкость, ладони вспотели, хотелось вытереть их о джинсы. Но это означало выдать собственное волнение, поэтому он сдерживался. Попробовал отмахнуться:
— Да тут и говорить не о чем. Вот есть люди, которым нравится гороховый суп, а кому-то борщ. И то, и то неплохо само по себе, но… дело вкуса решает все.
Он приподнялся, чтобы пересесть на соседнее кресло, но Анна вовремя схватила его за руку и удержала на месте. По тому, как она прищурилась, Алексей понял — он выдал себя с головой. Вздохнул и отвел взгляд. Положив здоровую руку ладонью вниз на подлокотник, рассеянно забарабанил пальцами по мягкой обивке.
— Интересная аллегория, — девушка хмыкнула. — А кто в этой классификации я? Гороховый суп или борщ?
Алексей вспылил:
— Да причем здесь вообще это?! Мне просто нравятся немного другие женщины… Более мирные, что ли.
Нервное напряжение окончательно растаяло и теперь Анна провоцировала его.
— Просто у тебя никогда не было фээсбэшницы, тебе на самом деле не с чем сравнивать. А мы знаешь какие!..
— Какие? — Долин перевел на нее взгляд.
— Ловкие. Сильные. И страстные. Где ты еще встретишь умную женщину с хорошей спортивной подготовкой и острым пониманием скоротечности бытия?! — Она лукаво улыбалась, будто продолжая играть с мужчиной, по-кошачьи дразня.
Алексей не понимал, куда она клонит, поэтому фыркнул:
— С чего женщины вообще решили, что мужикам нужно вот это «на мне как на вулкане»? — Он поднял раскрытую ладонь и принялся загибать пальцы: — Банально. Неинтересно. Утомительно. Бездушно. И физиологически неоправданно.
— А физиологически-то неоправданно почему?
— Да потому что любая физиология в здоровых отношениях должна подкрепляться не количеством фрикций, а эмоциональной близостью, которая основывается на взаимном чувстве. Его поэты любовью зовут.
Он почувствовал себя старым и занудным.
