– Да уж, – хмыкнул Шилов, все это время потрясенно молчавший. – Обеспечивал «многоразовое использование» доноров!
– Вот подонок, настоящая скотина! – сказала Ивонна, и я посмотрела на нее с удивлением: до этого момента у меня и мысли не возникало, что уста этой интеллигентной женщины способны выговорить такие слова.
– А как Немов вообще вышел на «черных трансплантологов»? – спросила я. – Нельзя же просто ходить по больницам и спрашивать, не хочет ли кто криминального приработка?
– Вот для этого он и связался с Бобом, – объяснил Карпухин. – Дело в том, что у Боба очень широкая сфера деятельности – и в связи с этим обширные знакомства в криминальном мире. Только вот Немов не подумал, что за все придется платить: раз связавшись с криминалом, уйти уже невозможно!
– Да уж, коготок увяз – всей птичке пропасть, – пробормотал Олег.
– Слушайте, Артем Иванович, а почему никому из клиентов Немова не пришло в голову требовать собственного клонирования? – спросила я, пораженная этой, такой простой, мыслью. – Если уж он утверждал, что овладел технологией клонирования, то что, собственно говоря, мешало ему клонировать взрослых людей?
– Да, – кивнул Леонид, – интересное замечание между прочим!
– А у меня есть ответ и на этот вопрос! – хлопнул рукой по столу майор и обвел нас торжествующим взглядом, словно фокусник, у которого в рукаве всегда припасена пара белых кроликов или, на худой конец, клетка с канарейкой. – У Немова и на это имелась «легенда». Он говорил, что для получения «клона», или гомункула, необходимо вынашивание женщиной, суррогатной матерью. А потому «клон» начнет развиваться так же, как и любой обычный ребенок. Именно поэтому для получения взрослого «клона» потребуется столько же времени, сколько и для взросления обычного человека, рожденного естественным путем!
– Неплохо! – воскликнул Леонид. – Причем – чистая правда, тут Немов ничуть не солгал! На самом деле, на данный момент известен лишь один потенциальный способ получения клона – путем переноса ядра и последующего вынашивания суррогатной матерью. Для получения взрослого клона (чисто теоретически, разумеется), пришлось бы, во-первых, отказаться от вынашивания эмбриона и выращивать, так сказать, гомункула. Во-вторых, нужно изобрести некий «ускоритель роста», чтоб, как в русских сказках, помните: «...рос он не по дням, а по часам...»?
– В общем, – подытожил Лицкявичус, – Немов обеспечил себе «научное» прикрытие со всех сторон! Воспользовавшись тем, что многим знакомо имя его отца, Бориса Немова, и мистическими слухами, витавшими вокруг этого имени, он мошенничал, уверяя богатых клиентов в том, что владеет технологией клонирования, унаследованной от покойного папаши-профессора. На деле же он производил никаких не клонов, а родных братьев и сестер детей этих клиентов, выращенных вдали от биологических родителей!
– Между прочим, – проговорил задумчиво Шилов, – я слышал, что одна женщина с больной дочерью, которой требовалась пересадка стволовых клеток, родила сына именно с целью проведения этой операции. Конечно же, она не собиралась «потрошить» его или делать инвалидом, но, согласитесь, разве это не аморально – брать что-то у ребенка, который даже не может выразить свое несогласие?
– Девочка выжила? – спросила я.
– Да, и у нее все в порядке. У мальчика – тоже. И тем не менее...
– С другой стороны, – ответил на это Лицкявичус, – давайте рассмотрим альтернативную ситуацию: мальчик вообще не появился бы на свет, если бы не нужда в его стволовых клетках! У него же не отобрали почку или печень, в конце концов?
– То, что вы обсуждаете – отвратительно! – возмутилась Ивонна. – Давайте закончим этот разговор – хорошо уже то, что дело решилось более или менее положительно. Однако не надо забывать: судя по записям Татьяны Шанькиной, «суррогатных» матерей было гораздо больше, чем тех, до кого успел добраться Немов со своей бригадой. К счастью, теперь они в безопасности.
– Должны ли мы найти этих людей и сообщить им о том, что в их семьях растут чужие дети? – спросил Павел.
– Не знаю, – покачал головой Лицкявичус. – Это очень сложный вопрос. Боюсь, что, процесс над Немовым и Бобом будет носить открытый характер, поднимется настоящая паника, и все бывшие пациенты «Шага» кинутся в суды и прокуратуру!
– Вот потому-то я уверен, что процесс будет закрытым, – сказал Карпухин. – И еще потому, что в него окажутся вовлечены богатые и облеченные властью люди, которым огласка не нужна: не забывайте, кем были клиенты Немова! Вряд ли их удастся привлечь к суду в качестве обвиняемых, ведь они легко докажут, что Немов ввел их в заблуждение. Дай бог, они хотя бы согласятся свидетельствовать против него!
– А еще, – добавила я, – давайте-ка вспомним, что десять детей пострадали от незаконной трансплантации, а их родители теперь знают, что не являются биологическими!
– Они же вырастили этих детей, – возразил Лицкявичус. – Именно они – их родители, а дети – не клоны, не гомункулы, а обычные ребята, пусть и разной с ними крови. В чем-то Немов все же прав: они никогда не получили бы ребенка, если бы не «Шаг» и эта схема, а так, по крайней мере, в течение нескольких лет они имели возможность пребывать в счастливом заблуждении. Не думаю, что знание, полученное в результате расследования, изменит их отношение к детям.
– И я предлагаю за это выпить! – провозгласил Карпухин, высоко поднимая свой бокал. – И за статью Олега Гришаева, конечно же, которая буквально взорвет этот город!
...Уже при выходе из ресторана Лицкявичус остановил меня, легонько тронув за локоть.
– Я хотел поблагодарить вас за то, что некоторое время справлялись с этим делом без моего участия, – сказал он. – Я понимаю, что именно на вас, Агния, неожиданно свалилась вся ответственность, и вы, честное слово, проделали очень хорошую работу.
Я отказывалась верить своим ушам: глава ОМР меня хвалил, более того – говорил «спасибо»!
– А Лариса... – начала я.
– Все дело в ней, – кивнул Лицкявичус. – И за это я тоже должен благодарить вас: вам пришлось отвечать перед следователем, столько всего наслушаться... Сейчас моя дочь в безопасности – Карпухин помог. Возможно, она все же получит условный срок, но зато теперь Ларой занимаются люди, которые без надобности не станут ее подставлять. Этот ее сожитель – человек очень серьезный, и она боится за свою жизнь, независимо от того, станет она сотрудничать со следствием или откажется. Она действительно важный свидетель по делу о наркотрафике, и, вполне вероятно, наказания ей вообще удастся избежать.
– Значит, это вы с Карпухиным устроили Ларисе побег из больницы?
Он лишь неопределенно пожал плечами.
– Вы хороший отец, – сказала я.
– Нет, – покачал он головой. – Нет, я так и не стал Ларе хорошим отцом, и, возможно, поэтому она попала в эту ситуацию. Если бы я мог все изменить... Хотя, не знаю – возможно, это просто запоздалое раскаяние, а на самом деле я все равно не стал бы ничего менять в своей жизни, даже если бы смог.
И я почему-то в этом ни капли не сомневалась.
Склонившись над колыбелькой, Руслан крутанул висевший над ней музыкальный мобиль. Розовые и желтые слоники, ослики и лошадки весело поскакали по кругу под песенку «Мой маленький пони». Смех и радостное гуканье стали ответом на эту нехитрую манипуляцию: близнецы отзывались на каждое изменение в окружающем мире. Последнее обследование показало, что оба мальчика, Борис и Глеб, абсолютно здоровы и развиваются совершенно нормально.
Как же прозорлив, оказывается, был профессор, когда как-то вечером пригласил его к себе на дачу.
...Они сидели у камина, немного выпивали, немного играли в шахматы. А потом Борис Геннадьевич вдруг сказал:
– Они ни за что меня не выпустят, Русик! Если надо, грохнут даже, но за бугор не отпустят.
Руслан знал о том, что Немову предложили прекрасные условия в Штатах, в одном из ведущих научно-исследовательских институтов страны, и он уже давно созрел для эмиграции. Но все в его окружении, включая семью и коллег, понимали, что мысль эта скорее всего утопическая. Конечно, время уже было не то, и ученых не гноили сотнями в лагерях, но и свобода воли, провозглашаемая на каждом углу, реально еще не наступила.
– Ты мой самый лучший ученик, – продолжал профессор. – Я думал, что сын продолжит мои исследования, но он еще маленький, да и к тому же не слишком-то умен, по-моему. Похоже, права старая русская пословица о том, что на детях-де природа отдыхает. Только тебя я могу просить об этом.
– О чем, Борис Геннадьевич? – с замиранием сердца спросил Руслан: он чувствовал, что профессор собирается доверить ему тайну, о которой будут знать только они двое и больше никто во всем мире!
– До сих пор ты лишь выполнял часть работы, не понимая, к чему она должна в итоге привести. Но ты, мой юный друг, достоин большего – гораздо большего!
