Президент был явно озадачен.
- Простите, Хэнк, но я что-то не понимаю...
- Ну хорошо, только у нас, к сожалению, мало времени, - сказал Форрестол. - Так вот, за последние годы все больше людей - я имею в виду обыкновенных средних американцев, а не каких-нибудь там хиппи и прочих ненормальных - стало с каким-то параноическим предубеждением относиться к научным исследованиям. Например, они считают, что ядерные реакторы - это какие-то монстры в духе Франкенштейна, а вовсе не источники дешевой энергии в эпоху, когда иссякают ресурсы природного топлива. Генная инженерия, по их мнению, представляет собой опасность для здоровья человека, а совсем не важный инструмент в поисках средств для борьбы с раком; автоматизация им видится как угроза их благосостоянию; инсектициды...
Президент поднял руки, сдаваясь.
- Все понял, но при чем здесь Снэйт?
- Я как раз подхожу к этому моменту. Снэйт - ученый. И ему почти удалось осуществить то, чего всегда страшился обыватель, считая, что рано или поздно ученые до этого дойдут: начнут пересаживать мозг, выращивать в пробирке зародышей, выводить клоны, гибриды человека и животного... - Он сделал паузу. - Есть и еще одно обстоятельство: Шнайдер опасается, что, когда здание лаборатории рухнуло, некоторые из мутантов могли попасть в море. А если это произошло и если эти существа обладают способностью размножаться, мы можем столкнуться с проблемой, аналогичной проблеме пчел-убийц, только в десять тысяч раз более сложной.
Президент пожал плечами.
- Пускай этим займется флот и начнет операцию по розыску и уничтожению этих существ.
- Флот этим уже занимается. Но не в том дело, - продолжал Форрестол. Подумайте, если Снэйту удалось провести все эти опыты на одном из Багамских островов, то чего могут достичь ученые в Массачусетском, Стэнфордском, Калифорнийском и Корнеллском университетах...
- Хэнк! - захихикал президент. - Хэнк, а может, Снэйту удались его эксперименты именно потому, что он не работал в Калифорнийском технологическом институте или в Корнелле!
- Это все прекрасно, но попробуйте-ка объяснить это людям, которые начнут пикетировать университеты и научные учреждения, работающие на оборону. Но это еще не самое страшное. Советники Шнайдера полагают, что, как только уляжется шум, связанный с этой историей, мы столкнемся с доселе неведомыми нам настроениями, которые охватят страну и перевернут вверх дном всю нашу жизнь.
- Не понимаю вас, - отрезал президент.
Форрестол на секунду умолк, обдумывая, с чего начать.
- Мы проводим определенную программу здравоохранения, не так ли? Тогда зададим себе вопрос: что произойдет со всей этой программой, если люди узнают о существовании технологии, с помощью которой можно выращивать человеческие органы, не отторгающиеся организмом? Представляю, что тогда начнется! Каждый бездельник, который вздумает заменить какой-либо орган, будет требовать операции и вопить, что он имеет на это право! Господин президент, если мы начнем выращивать новое сердце для каждого, кто в нем нуждается - я говорю пока только о сердце, - придется делать сто тысяч трансплантаций в год! А помимо этого, еще пересадки почек - ведь сейчас в Соединенных Штатах заболеваниями почек страдают не менее девяти миллионов человек. А кроме того, еще печень, поджелудочная железа...
- Ну и что? Если все это необходимо людям и мы можем себе это позволить, почему бы этого не делать?
- А вы представляете себе, в какую сумму нам это влетит? - спросил Форрестол. - Господин президент, мы ведь говорим о беспрецедентном уровне медицинской техники. Предположим, что в рамках нашей программы здравоохранения мы сумеем обеспечить пересадку органов, но ведь это будет стоить государству сотни миллиардов долларов в год. И еще одно: если даже мы сумеем выделить такие суммы, то простой экономический анализ показывает что подобная затея лишена здравого смысла. В условиях усиленной автоматизации производства у нас и так уже множество людей оказались лишними.
- Итак, вы хотите, - сказал президент, - чтобы я тормозил прогресс медицинской науки? Позвольте мне в свою очередь задать вам вопрос: а вы представляете себе, что было бы, если б кто-нибудь решил, что не следует делать людям прививки или давать антибиотики?
- Мы бы не столкнулись с проблемой перенаселения: ведь к концу следующего столетия мы будем жить как сельди в бочке! - Форрестол взял со стола плакетку, на которой был начертан лозунг Гарри Трумэна: "Здесь кончается волокита", и стал рассеянно похлопывать ею по ноге. - Не поймите меня превратно. Я вовсе не хочу сказать, что мы вообще не будем заниматься пересадкой органов по желанию больных, - продолжал он примирительным тоном. - Я лишь хочу сказать, что до поры до времени не следует об этом широко распространяться, пока у нас нет твердой уверенности, что мы сможем обеспечить такие операции всем желающим. Бог мой, нам и так хватает хлопот со всей этой программой здравоохранения!
- Так что же вы предлагаете?
- Попытаться договориться с адвокатом Снэйта. Скажем, мы снимаем обвинение в убийстве и вместо этого он признает себя виновным в совершении ряда мелких правонарушений, например таких, как нелегальная медицинская практика и уклонение от уплаты налогов.
Президент посмотрел на него как на сумасшедшего.
- Хэнк, с вами можно рехнуться! Мы посылаем наших людей на самолете в зону урагана, нарушаем суверенитет другой страны - и все лишь для того, чтобы кто-то предстал перед судом за уклонение от уплаты налогов?!
- Ну хорошо! - Форрестол пожал плечами. - Для полноты картины можно будет добавить, скажем, еще отказ от дачи показаний и насильственное похищение людей. Все равно для Снэйта это будет подарок по сравнению с обвинением в убийстве. А мы тогда можем не затрагивать тех аспектов дела, в которых мы не заинтересованы.
Президент покачал головой.
- Нет, так не пойдет! - мрачно произнес он. - С самого начала моя администрация действовала в открытую, и мы будем верны себе до конца.
- Господин президент, - нетерпеливо перебил его Форрестол. - Сейчас нам не до высокопарных фраз. Ситуация экстремальная, времени терять нельзя.
- Все равно вам не удастся подбить меня на манипуляции с правосудием. Черт побери, Хэнк, после того, что произошло с Никсоном, меня удивляет ваша позиция. Вы меня огорчаете. Крайне огорчаете.
- Это ваше последнее слово?
- Да, последнее!
С таким видом, будто он делает это с явной неохотой, Форрестол вытащил из кармана несколько листков бумаги и подал президенту.
- Тогда взгляните на это...
- Что это? - спросил президент, шагнув к письменному столу за очками.
- Список бывших пациентов Снэйта. Его только что передали по фототелеграфу из Майами.
Президент начал просматривать список.
- Черт побери! - захихикал он. - Интересно, что скажет председатель Национального комитета республиканской партии, когда узнает об этом.
- Читайте, читайте...
Президент с неподдельным интересом стал просматривать вторую страничку. Дойдя до половины, он поднял глаза.
- А кто этот человек, однофамилец моего брата?
- Господин президент, это и есть ваш брат. - Форрестол извлек из кармана свернутый в рулон фотоснимок и передал президенту. - Нам в руки попали видеопленки операций, проведенных Снэйтом. Он утверждает, будто снимал их на видеопленку для разработки методики трансплантаций, на самом же деле он просто хотел обезопасить себя. Я попросил наших людей в Майами прокрутить видеопленку, где снята операция, сделанная вашему брату, затем переснять и увеличить некоторые кадры и переслать их мне по фототелеграфу. Боюсь, что никаких сомнений в отношении того, кто был этот пациент, ни у кого не возникнет...
Несмотря на грим, нанесенный на лицо президента для выступления по телевизору, видно было, как он побелел.
- Но как же так? Когда он успел сделать эту операцию?
- Года два назад. Мы проверили по газетным сообщениям - газеты писали тогда, что ваш брат лег в больницу для "незначительной" хирургической операции.
- Правильно. Ему вырезали грыжу...
Форрестол покачал головой.
- Ему пересадили почку. Хотя вполне возможно, он и не знал, что донор был умерщвлен Снэйтом. Возможно, ваш брат просто считал, что покупает себе место под солнцем. Но если сейчас этот факт станет достоянием гласности, это погубит и его, и вас.
Президент обогнул письменный стол и подошел к окну. С минуту он стоял молча, уставившись на памятник Вашингтону сквозь зеленоватое пуленепроницаемое стекло. На улице быстро темнело, шел дождь. Не оборачиваясь, президент спросил:
- Если мы даже договоримся со Снэйтом, то как избежать гласности? Ведь уже слишком много людей знают о его операциях, верно?
- Не так уж много, если посчитать. Те, кто знакомился с вещественными доказательствами его дела, сами захотят, чтобы все было шито-крыто. Так что это не проблема. А если Снэйт будет осужден - неважно за что, - то и ФБР успокоится.
