Расплескивая грязные лужи, "лендровер" свернул во двор и остановился напротив подъезда Татьяны. Илларион заглушил двигатель и затянул ручной тормоз.
Тарасов уже поднял воротник и положил ладонь на ручку дверцы, готовясь нырнуть под мокрый снег, который незаметно превратился в ледяной монотонный дождик, но Илларион остановил его, положив руку на плечо.
Игорь обернулся.
- Что, командир? - спросил он.
- Да черт его знает, - сказал Илларион совершенно искренне. - Как живешь, сержант?
- Ты чего, командир? Видимся же, считай, каждый божий день. Нормально я живу, не жалуюсь. А вот у тебя, я вижу, что-то не в порядке. С Танькой, что ли, поссорился? Так это ерунда, помиритесь. Она же на тебе помешалась, только и слышишь от нее - Илларион да Илларион, ни о чем другом говорить не может. Сроду с ней такого не было. Прямо заколдовал ты ее. Так что не горюй, все будет в норме. А хочешь, я с ней поговорю? Она у меня умная, все понимает, не то что некоторые, которым только шмотки да косметика от мужика нужны... чтобы, понимаешь, других мужиков клеить. Так поговорить с Танькой?
- Не надо, - сказал Илларион, стараясь не отводить глаза. - Я с ней не ссорился. Как можно с ней ссориться, сам подумай?
- Еще как можно! - Тарасов рассмеялся, сверкнув крепкими зубами. - Мы даже дрались, помню, лет до пятнадцати. Она, зараза, крупная была, а я мелкий такой, все норовил за волосы ее.., они у нее длинные были, не то, что теперь.
- Позорище, - сказал Илларион и перегнулся через спинку сиденья, чтобы взять букет. - Стыд, срам и безобразие. А еще сержант спецназа, командир экипажа спасателей!
- Так это когда было! - ответил Игорь.
- Да, сказал Илларион, - время идет. Подержи букет, я запру машину.
Глава 15
В полутемной комнате медленно перемещались в танце пары. Пар было немного, но в однокомнатной квартире Татьяны Тарасовой не хватало места даже для такого мизерного количества танцующих, и они все время сталкивались, цепляясь локтями. В комнате было душно, по запотевшим стеклам тек конденсат, а торшер в углу светил как бы сквозь туман - на кухне засели курильщики, и дым через открытую дверь расползался по всей квартире. Илларион нарисовал на запотевшем стекле улыбающуюся рожицу и тут же стер ее - нарисованная улыбка получилась печальной.
В углу за отодвинутым к стене столом кто-то вполголоса спорил о политике и, в частности, о чеченской войне, оперируя фактами, почерпнутыми из программы "Время". Время от времени спорщики переходили на крик, но тут же, спохватившись, снова принимались заговорщицки сипеть, то и дело звякая наполняемыми рюмками и слепо тыча вилками в остатки закуски. Игорь Тарасов, одетый с элегантной небрежностью, которую можно позволить себе только за очень большие деньги, непохожий на самого себя, совершенно преображенный, танцевал с какой-то редакционной девицей.
У девицы было красивое, сильно накрашенное лицо, короткие иссиня-черные волосы, длинная шея, прямые плечи, плоская грудь, узкие бедра и великолепные, хотя и несколько тонковатые на вкус Иллариона, ноги, удлиненные высокими каблуками. Иллариону показалось, что девица обладает весьма дорогостоящими привычками, и он с невольной улыбкой вспомнил утверждение Игоря, что какая-нибудь девушка непременно "западет" на его новые ботинки. Дело было, конечно, не в ботинках, но в целом бывший сержант оказался прав. Это наводило на грустные размышления, и Илларион поспешно отыскал взглядом Татьяну.
Татьяна танцевала с каким-то шарообразным субъектом, заросшим рыжеватой, тщательно подстриженной, прореженной и надушенной, но от этого не менее отталкивающей щетиной. Сегодня она была красива какой-то особенной, ранящей красотой, и у Забродова болезненно, словно в предчувствии близкой разлуки, сжалось сердце.
Поймав его взгляд, Татьяна радостно помахала ему рукой, и Илларион улыбнулся в ответ. Шарообразный субъект что-то втолковывал Татьяне, время от времени снимая с ее талии жирную руку и энергично жестикулируя для пущей убедительности, и Иллариону стало жаль его: толстяк танцевал с самой красивой женщиной в мире и даже не замечал этого, бездумно тратя минуты редкого счастья на пустую болтовню. Танец в паре с Татьяной вызывал у него столько же чувств, сколько вызвало бы танго с больничной табуреткой, и Забродов с грустью подумал о том, что в наше время люди совершенно разучились получать удовольствие от таких простых вещей, как общение с красивой женщиной, когда ты одинок, глоток воды, когда хочешь пить, еда, когда голоден, и сон, когда валишься с ног от усталости. Все удовольствия давно смешались в неразличимую серую массу, чудовищный, приправленный алкоголем и кокаином винегрет, на поверхности которого бледно-зеленой плесенью взошел вездесущий бумажный прямоугольник с портретом американского президента. Стараясь не греметь, Забродов открыл форточку, впуская в комнату струю холодного ночного воздуха, нашарил в кармане сигареты и отправился на кухню, где обосновались курильщики.
Войдя, он плотно прикрыл за собой дверь и сразу же споткнулся в темноте о чьи-то ноги. Ноги принадлежали сидевшему на табурете у самой двери парню. Парень сидел не один: на коленях у него смутно темнела еще одна фигура. Судя по некоторым движениям и негромким, но очень откровенным звукам, эти двое целовались взасос. Споткнувшись, Илларион потерял равновесие и схватился за чье-то узкое, обтянутое тонким синтетическим свитером плечо.
- Пардон, мамзель, - сказал он девушке, которую ненароком задел.
- Сильвупле, мадам, - ответили ему мужским голосом.
У окна, где мерцали в темноте красные огоньки сигарет, кто-то коротко рассмеялся.
- Вы так и будете стоять на моей ноге? - спросил второй парень - не тот, за которого схватился Илларион, а тот, что сидел на табурете, держа партнера на коленях.
- Извините, - сказал Илларион и прошел вглубь кухни, стараясь больше ни на кого не наступать и сильно подозревая, что его пылающие уши светятся в темноте, как стоп-сигналы.
Он без приключений добрался до кухонного стола и закурил, уже мечтая поскорее убраться отсюда - миловавшаяся парочка сильно действовала ему на нервы.
- Еще один раб никотиновой зависимости, - прокомментировал его появление некто невидимый, о ком можно было сказать только то, что он носит очки, линзы которых сверкали в темноте призрачными зеленоватыми бликами. Кто вы, несчастный собрат?
- Я жертва цепи несчастных случайностей, - по памяти процитировал Илларион.
- Как и все мы, - закончил цитату очкарик, сразу завоевав уважение Иллариона. - Это заметно, - хихикнув, продолжал он. - Чем не несчастная случайность: отправиться покурить в строгой мужской компании и первым делом наступить на этих голубков.
- Да пошел ты, - томно ответили возле двери.
- Однако, - глубоко затягиваясь сигаретой, прокомментировал Илларион.
- А, - с непонятной интонацией сказал очкарик, разглядев в мерцании разгоревшегося уголька черты лица своего собеседника, - Так это вы, таинственный незнакомец! Судя по вашему виду, вы не одобряете однополую любовь.
- Каюсь, - сказал Илларион. - Я явился сюда именно для того, чтобы наступить на ногу молодому человеку, который сидит у дверей.
Курильщики захихикали, очкарик одобрительно хмыкнул, а парочка у дверей молча встала и покинула помещение. Илларион подошел к двери, нащупал табуретку, поставил ее возле стола и уселся.
- Выпьете? - спросил чей-то хрипловатый голос, и в рассеянном свете уличного фонаря блеснуло бутылочное горлышко. Илларион кивнул и тут же, спохватившись, сказал: "Да". - Правда, мы тут все из одного стакана, виновато предупредил обладатель хриплого голоса.
- Это неважно, - сказал Илларион. - А что у вас с голосом?
- Сифилис в последней стадии, - с готовностью ответил хрипатый, и Илларион как-то сразу понял, почему Игорь Тарасов порой ощущал себя неуютно в компании сослуживцев сестры. Здесь действительно надо было держать ухо востро. - Извините, я пошутил, - продолжал хрипатый. - Это я просто интервью брал на митинге коммунистов и почему-то решил, что могу перекричать мегафон.
- Это он у нас так шутит, - сказал из темноты еще один голос. - Ох, Гена, дошутишься ты когда-нибудь.
Хрипатый Гена с бульканьем плеснул из бутылки в стакан. Илларион задержал дыхание и выпил. В руку ему сунули кусок соленого огурца, на ощупь казавшийся надкушенным. Пользуясь тем, что его лица никто не видит, Илларион брезгливо поморщился и сунул огурец в рот.
- Значит, вы и есть тот глубоко засекреченный тип, которого прячет от нас Татьяна? - снова пристал к нему очкарик. - Вы попали в плохую компанию. Вас окружают акулы пера и барракуды диктофона, которые в считанные минуты оставят от вашей секретности рожки да ножки.
- У меня нет секретов, - сказал Илларион, поскольку просто промолчать было невежливо.
- Звучит как "комментариев не имею", - заметил хрипатый Гена, снова принимаясь звякать и булькать. - Боюсь, Саня, что здесь тебе не посветит.
