- Все под контролем, Анатолий Анатольевич. - Толстый рухнул на стул и утер рукавом пот со лба. Его ребята успели. Какие молодцы! Он взглянул на Веру и Буржуя. До чего же они смешные: разинутые рты, квадратные глаза.
- Спасибо, Саня. Везите Олега Константиновича сюда, - бросил он в трубку и с улыбкой посмотрел на Владимира: - Я бы на твоем месте хряпнул стакашку, Буржуй. Под вареники. Потому как, сдается мне, тихий семейный вечерок будет тот еще. В духе последних событий.
Доктор Костя проснулся от диких взвизгиваний и топота. Он открыл глаза. В нескольких сантиметрах от лица - пузырящаяся краска стены. Где это он? Шум за спиной не прекращался, и Константин осторожно пошевелился, медленно вывернул голову и скосил взгляд. Большая комната, несколько кроватей. В проходах между ними носится парочка молодых ребят в посеревших бязевых рубахах и, перебрасываясь подушкой, вопит с идиотской остервенелостью. Костя поморщился. Что за чертовщина?! Где ж это он и в самом деле?
По крутой траектории подушка перелетела через всю комнату и шлепнулась на живот еще одному обитателю комнаты, который спокойно лежал на своей кровати, заложив руки за голову, и смотрел в потолок. Тот поднялся с койки и спокойно посмотрел на расшалившихся балбесов. С виду он был похож на сельского интеллигента, может, зоотехника: чуточку забитое выражение немолодого лица в двухдневной щетине, нос картошкой, допотопные очки и огромные, разбитые работой руки.
- Значит так, хлопцы, - совершенно спокойным и как бы даже извиняющимся тоном произнес мужчина. - Я человек мирный. Еще раз меня заденете - ночью тихонько встану и всем глаза повырезаю. Усе понятно?
В голосе "зоотехника" вроде и угрозы не слышалось, а вместе с тем сказано это было так, что не возникало ни малейших сомнений: как обещал мирный человек, так и будет.
Прочувствовали это и здоровенные шалуны - в комнате мгновенно воцарились тишина и спокойствие.
Дядька сбросил подушку на пол, взял с тумбочки школьную тетрадку и очень пристально посмотрел на Константина. Доктор съежился и попытался вжаться в стенку. "Зоотехник" направился прямо к нему и, хотя Костя пытался притвориться спящим, присел на краешек его кровати.
- Проснулись? Замечательно. Вы должны это увидеть!
- Ч-что увидеть? - доктор выпучил глаза и попытался нырнуть с головой под одеяло.
- Сразу видно, что вы интеллигентный человек, раз интересуетесь, дядька и внимания не обратил на то, что проявляющий интерес интеллигент старается спрятаться.
- Я, собственно... - Костя выглянул из под одеяла краешком глаза.
- Сергей Никифорович... - проговорил мирный человек.
- Нет, - возразил доктор, - Константин. Это я точно помню...
- Это я Петухов Сергей Никифорович, химик-изобретатель, представился дядька.
- Очень при... Скажите, а мы, случайно, не в дурдоме? поинтересовался Костя.
- И не случайно! - заверил его Петухов.
- То-то я смотрю... Уж больно знакомая обстановочка, - как-то даже приободрился доктор и высунул из-под одеяла всю голову целиком.
- Ага, значит тоже не в первый раз?
- Как вам сказать... - пустился было в объяснения Костя, но потом мудро решил не раскрывать истину до конца. - Вообще-то, далеко не в первый.
- Потому что мы не нужны им! - жестом пламенного трибуна Петухов потыкал зажатой в огромном кулаке тетрадкой куда-то в потолок. - Мы им мешаем жить в тупости и неведении! Кто сказал, что времена тюремной психиатрии миновали?! Почему тогда мы здесь?! А!? Я вас спрашиваю! - и он грозно воззрился на Костю.
- Кстати, почему? - чрезвычайно заинтересовался доктор. Действительно, хотелось бы узнать...
- А я вам отвечу! - с жаром продолжил свою речь Сергей Никифорович. - Они боятся всего значительного и неординарного! Вот посмотрите, - он потыкал заскорузлым пальцем в развернутую перед Костиным носом тетрадку. Посмотрите, это же элементарно! Просто, как все великое!
Костя заинтересовался. Вся тетрадка была по-детски исчеркана цветными фломастерами.
- Это, позвольте спросить, ваш трактат? - доктор внимательно посмотрел на Петухова.
- Трактат?! - оскорбился тот. - Да это революция!!! Это эпоха! Смотрите, да смотрите же сюда! Понимаете?
В Косте тут же проснулся психиатр. Он присел на кровати и принялся листать тетрадку.
- Пока не очень, - честно признался он. - Объясните, пожалуйста.
- Вот, видите? Это первая ступень превращения любого вещества в белок. Используя мою технологию, можно даже эту койку превратить в чистейший белок! И накормить все голодающее население планеты!
- Поразительно! - в голосе Кости уже звучали чисто врачебные интонации. Он показал пальцем на особенно небрежные каракули. - Мне вот этот узел не совсем понятен, если честно.
- Да тут у меня фломастер отобрали, падлы. Так пришлось спичку слюнить, - пояснил Петухов.
- Ну, это непорядок. Хотите мой совет? Сейчас фломастер есть?
- Есть. - Петухов с опаской огляделся и понизил голос: - Они у меня всюду попрятаны.
- Так вот и возьмите с чистой странички перепишите. Чтобы было красиво. Чтобы понятно всем. А то нехорошо получается: великое, можно сказать, изобретение, а вы - спички слюнявить. - Тут Костя забылся и очень строго спросил: - Кстати, а кто вам спички дал?
- Санитар, паскуда, выронил. И не заметил.
- Возмутительно. Никакой дисциплины, - совсем уж проникся ролью Константин.
- Чего? - с подозрением уставился на него Петухов.
- Я говорю - обязательно нужно сделать красиво, - опомнился доктор. - Лучше всего - прямо сейчас.
Мысль пришлась Петухову по душе. Он выудил откуда-то из под Костиного же матраца оранжевый фломастер и принялся увлеченно черкать в тетрадке.
- Работайте, работайте, не стану вам мешать, - поощрительно проговорил Костя, встал с кровати и направился к двери. Здесь он внимательно осмотрел замок, потрогал его пальцем и сказал сам себе: - Система стандартная. Хорошо. Теперь бы еще узнать, почему, собственно, я здесь.
Вера обеспокоенно прислушивалась к звукам, которые доносились из ванной. За шумом пущенной во весь напор воды едва различимы были какое-то уханье, бормотанье, шлепки и стоны.
- Слушай, Буржуй, может, заглянешь? - обратилась она к Владимиру. - Что-то слишком уж долго там они...
- Нормально, - Буржуй наливал себе очередную рюмку. - Толстый знает, что делает.
- Да он его бьет, по-моему... - тревожилась Вера.
- Значит, так и надо, раз бьет, - преспокойно заметил Буржуй и закусил текилу вареником.
- Ничего себе - так и надо! - возмутилась Вера, но, понимая, что ничего другого не остается, смирилась и, подперев ладонью щеку, стала ждать.
В ванной голый Пожарский стоял под ледяным душем и постанывал. Толстый растирал его жесткой мочалкой и шлепал широченной ладонью по спине, груди и бокам - делал массаж. Олег выглядел полностью пришедшим в себя, хоть и дрожал крупной дрожью. Он предпринял вялую попытку выбраться из-под душа. Толстый довольно бесцеремонно запихал его назад.
- Куда, Олежка! Еще не вечер, терпи.
- Мне... - Пожарский икнул. - ...холодно.
- Холодно, говоришь?
Толстый внимательно посмотрел другу в глаза, спокойно перешагнул через край ванны и, потеснив Пожарского, встал под струю прямо в костюме и модельных итальянских туфлях.
- Точно, не жарко, - удовлетворенно подытожил он, впечатления.
- Зачем? - поразился Олег.
- А чтоб тебе не одиноко было.
- Костюм же... - напомнил Пожарский.
- А, костюмчик, - согласился Толстый. - Это точно. - Он снял с себя мокрый пиджак, секунду повертел его в руках и одним движением разодрал пополам, а лоскуты швырнул на дно ванны.
- Толстый, не надо, - взмолился Пожарский. - Пожалуйста.
- Надо, Олежка, - Толстый схватил Пожарского за плечи и потряс, заглядывая ему прямо в глаза. - Есть такое дело - дружбой называется. Тебе холодно - и я померзну. Тебя бьют - а я подставлюсь. Ты обосрешься - я постираю. Извини, что излагаю грубо - не из графьев буду, - но очень надо, чтобы ты вспомнил кое-что. Как мне, калечному, помогал в сортир доползать! Как от шпаны не бегал! Как одним из нас был!
- Уйди из-под воды. Толстый, пожалуйста. Я сам. - Голос Пожарского изменился: исчезли нотки истеричной жалости к себе, появилась твердость.
- Дудки! - рассмеялся гигант. - Вдвоем - оно быстрей вспоминается. Я точно знаю.
На кухне дым стоял коромыслом. Борихин и Семен Аркадьевич пили кофе, курили, разговаривали. И, судя по тому, насколько сгустилась в помещении атмосфера, беседа тянулась уже довольно долго.
- Вот еще выдумали! - горячился старик. - Даже не думайте никуда переезжать!
- Помилуйте, Семен Аркадьевич, - убеждал его Борихин, - наниматель дает новую квартиру - что ж мы будем вас стеснять! И так вон уже...
- Эх, только ваша молодость... - При этих словах старика Борихин комично погладил себя по плешивой голове. - Да-да, только ваша молодость не позволяет вам понять: самое лучшее, что вы можете для меня сделать - это, как вы выразились, стеснять меня по любому поводу. Хуже одинокой старости - только старость одинокого мента. И когда Сережа... Когда он... - старик задохнулся от возмущения.
