— Я частный детектив. Лу Арчер.
— Что будешь пить, дорогая? — спросил ее муж.
— Абсент.
— Абсент?
— В нем горечь полыни, это очень соответствует моему настроению. Я добавлю в него немного шотландского виски.
— А вы, мистер Арчер?
— Я то же самое.
Это было очень кстати. Хиллманы начали действовать мне на нервы. Их старомодная манера общения была почти профессиональна, словно актеры разыгрывали комедию перед своим единственным зрителем. Я не считаю, что старые обычаи лишены искренности. Но в данном случае получалось именно так.
Хиллман возвратился в комнату, неся на подносе три невысоких бокала. Он сел за длинный стол, стоящий перед камином, и протянул каждому из нас по бокалу. Затем пошевелил поленья кочергой. Пламя поднялось. Отсветы огня на миг превратили лицо Хиллмана в жесткую красную маску. А лицо его жены напоминало безжизненную луну.
— Наш сын очень дорог нам, мистер Арчер.
— Я попытаюсь разыскать его. Но держать в стороне полицию неблагоразумно. Я один, и я не у себя дома.
— Что это значит?
— Здесь мне не от кого получать информацию.
— Ты слышишь, Ральф? — обратилась она к мужу. — Мистер Арчер думает, что нам следует обратиться в полицию.
— Слышу. Но это невозможно. — Он выпрямился и вздохнул так, словно взвалил на свои плечи всю тяжесть этого дела. — Нельзя предпринимать ничего, что может подвергнуть жизнь Тома опасности.
— У меня тоже такое мнение, — сказала она. — Лучше заплатить и бесшумно вернуть его. Какая польза в деньгах, если сын не может их тратить?
После этой фразы я понял, что Том был центром этих владений, но, безусловно, центром тайным, что он был подобен божеству, которому они приносили жертвы в ожидании его явления и, может быть, возмездия тоже. Я начал симпатизировать Тому.
— Расскажите мне о нем, миссис Хиллман.
На ее мертвом лице появились проблески жизни. Но прежде чем она открыла рот, заговорил ее муж:
— Нет, сейчас не следует вынуждать Эллен говорить об этом!
— Но Том для меня маленькая фигурка в тумане. Я пытаюсь понять, куда он мог вчера пойти и как попал в эту запутанную историю с вымогателями.
— Я не знаю, куда он пошел, — сказала Эллен.
— Так же как и я, — добавил Хиллман. — Если бы знал, то еще вчера поехал бы к нему.
— В таком случае я вынужден вас покинуть. Надеюсь, хоть фотографию-то вы сможете мне дать?
Хиллман вышел в соседнюю комнату, скрытую за портьерой. В темной глубине я разглядел фортепиано с поднятой крышкой. Он вернулся обратно, держа фотографию мальчика в серебряной рамке. Черты лица сына повторяли его собственные, те же темные глаза, отражающие беспокойный характер, если только я не перенес своего впечатления от хозяина дома на его сына. В глазах просвечивалось богатое воображение и интеллигентность, но рот выдавал избалованность.
— А нет у вас фотографии поменьше? Ее было бы удобнее предъявлять.
— Предъявлять?
— Да, именно это я и сказал, мистер Хиллман. Я ее беру не для семейного альбома.
— У меня наверху, — произнесла Эллен Хиллман. — Я сейчас принесу.
— Позвольте мне подняться с вами? Если бы я осмотрел комнату Тома, это бы, возможно, мне помогло.
— Вы можете взглянуть на его комнату, — сказал Хиллман, — но я не хочу, чтобы вы ее обыскивали.
— Почему?
— Мне это не нравится. Том даже сейчас имеет право на свои тайны.
Мы втроем, следя друг за другом, поднялись наверх. Странно, Хиллман испугался, что я могу что-то найти. Что? Однако заговорить с ним об этом я не рискнул. Он в любой момент мог вспылить и попросить меня убраться из дома.
Пока я довольно поверхностно осматривал комнату, он стоял в дверях. Это была спальня, очень большая. Обстановка — простой комод, кресло, стол и кровать, и все ручной работы и, видимо, очень дорогое. На столике у кровати стоял телефонный аппарат ярко-красного цвета. На стенах в геометрически точном порядке висели гравюры парусных судов и рисунки Одюбона. На полу — ковры Навахо, а на кровати — одеяло, подобранное в тон к одному из ковров.
— Он интересовался судами и мореплавателями?
— Нет, не особенно. Он нередко составлял мне компанию и ходил со мной на яхте, когда мне было не с кем больше. Это существенно?
— Нет, я просто удивляюсь, почему он повесил столько морских гравюр?
— Это не он.
— Он интересовался птицами?
— Не думаю.
— Кто выбирал картины?
— Я, — сказала Эллен Хиллман из коридора. — Я украшала для Тома комнату. И ему понравилось, да, Ральф?
Хиллман что-то пробубнил. Я подошел к окнам: они выходили на полукруглую аллею. Были видны заросли, площадка для гольфа, шоссе, по которому бегали взад и вперед маленькие машинки. Я представил, как Том сидит в этой комнате по вечерам и наблюдает за огоньками на шоссе.
Толстая книга с нотами лежала открытой на кожаном сиденье стула.
— Мистер Хиллман, Том играл ни фортепиано?
— Очень хорошо. Он брал уроки лет десять, но потом не захотел…
— К чему теперь все это?! — испуганно вскрикнула жена.
— Что «все»? — спросил я. — Пытаться получить от вас сведения — все равно что выжимать кровь из камня.
— Я сейчас сама себе напоминаю окровавленный камень, — сказала она с легкой гримасой.
— Где он проводил время вне дома?
Хиллманы посмотрели друг на друга так, словно секрет нахождения сына была написан у одного из них на лице. Красный телефон прервал эту немую сцену. Эллен Хиллман вздрогнула. Фотография выпала у нее из рук. Она прислонилась к мужу, и он поддержал ее.
— Это не нас. Это личный телефон Тома.
— Вы позволите мне? — спросил я после второго звонка.
— Пожалуйста.
Я сел на кровать и взял трубку.
— Алло?
— Том? — спросил высокий девичий голос. — Это ты, Том?
— Кто спрашивает? — Я попытался сказать это мальчишеским голосом.
Но девушка выдохнула что-то похожее на «ох» и повесила трубку.
— Это девочка или девушка. Она просила Тома.
— Я уверена, что это Стелла Карлсон. Она звонила всю неделю. — Женщина сказала это с такой злостью, что было очевидно: силы ее успели восстановиться полностью.
— Она всегда так бросает трубку?
— Нет. Я говорила с ней вчера. У нее масса вопросов, на которые я, конечно, отказалась отвечать. Я хотела убедиться, не видела ли она Тома. Она не видела.
— Она знает, что произошло?
— Надеюсь, нет, — сказал Хиллман.
— Мы стараемся держать это в кругу семьи. Чем больше людей узнают, тем хуже… — Незаконченная фраза повисла в воздухе.
Я отошел от телефона и поднял фотографию. Неуверенными шагами Эллен Хиллман подошла к кровати и расправила покрывало на том месте, где я сидел. «Все в комнате должно оставаться на своем месте, — подумал я, — а то божество не снизойдет и не вернется к ним». Поправив покрывало, она упала на кровать.
Мы с Хиллманом вышли и направились вниз ждать звонка. Один телефон стоял в гостиной, в нише, где был бар, а второй — в комнате прислуги на буфете. Его я и мог использовать, чтобы параллельно слушать разговор. По пути в комнату прислуги нам пришлось пройти через «музыкальную» комнату и комнату для приема гостей, превращенную в музей.
Некий едва уловимый аромат старого времени чувствовался здесь во всем. Прошлое, казалось, жило в самой постройке с ее темными тяжелыми балками перекрытий, толстыми стенами и глубокими окнами. Все это усиливало сходство хозяина дома со средневековым феодалом. Хиллман исполнял роль идальго, однако с некоторой натянутостью, словно этот средневековый наряд был взят лишь на время костюмированного бала. Он и его жена, видимо, очень неспокойно чувствовали себя в этом доме даже тогда, когда мальчик жил здесь. Б гостиной горел камин. Я сел прямо перед ним, глядя на красивые дрожащие отблески пламени, и задал Хиллману еще несколько вопросов. Выяснилось, что у них двое слуг — испанская пара по фамилии Перес, которые ухаживали за Томом с самого раннего детства. Миссис Перес готовила на кухне, а ее муж уехал сейчас в Мехико повидать своих родственников.
— Вы точно знаете, что он в Мехико?
— Да, — ответил Хиллман. — Его жена получила открытку из Синалоа. Как бы там ни было, они оба очень привязаны к нам и к Тому. Они живут у нас с тех пор, как мы перебрались сюда и приобрели этот дом.
— Сколько лет назад?
— Около шестнадцати. Мы приехали втроем, после того как я вышел в отставку. Я и еще один инженер основали здесь собственную фирму — «Технологическое предприятие». Мы достигли значительных успехов, поставляя военное оборудование, а впоследствии сотрудничая с НАСА. Не так давно я смог выйти в полуотставку.
— Не слишком ли вы молоды для отставки, мистер Хиллман?
— Возможно. — Он отвел взгляд в сторону, давая понять, что разговор о нем самом неуместен. — Я бываю в офисе каждый понедельник, много играю в гольф, хожу на охоту, плаваю. — Он выглядел уставшим от жизни. — Этим летом я обучал Тома высшей математике. Этого не проходят в его высшей школе, а ему понадобится, если он поступит в Калифорнийский технологический. Я сам там учился. Мы состоятельные, образованные люди, граждане первого класса…
