Прошло еще два дня, и тогда Андрей, потеряв всякую надежду, сказал, что ждать больше нет смысла, связь нужна как воздух. А потом объявил, что они едут в Мариуполь на вторую явку.
Перед тем как отправиться в путь, завернули к лейтенанту Корну.
Доктор Шульц уже вернулся, но дома его не было, и они застали лейтенанта одного. Обратились к нему с просьбой опять заправить машину. Корн вручил Паркете несколько листков тонкой бумаги, исписанной мелким почерком: обстоятельный доклад доктора Шульца в Берлин о его командировке.
Ольга спросила лейтенанта:
– Не проявлял ли доктор Шульц интереса к сейфу?
Корн ответил, что, как обычно, открыл, достал бумаги и сел работать. Далее лейтенант сообщил им, что здоровье генерала Кранбюлера улучшается, а поскольку положение на фронте неважное, то генерал постарается побыстрее покинуть госпиталь…
Когда все садились в машину, вышла Клавдия Федосеевна, поздоровалась и осталась во дворе, пока машина не выехала на улицу. В ее глазах было что-то невысказанное, словно она хотела что-то спросить, уточнить, но не решалась.
Февральские морозы ослабели, и дорога, разбитая гусеницами танков, колесами машин и обозов, походила уже не на зимнюю, а на весеннюю. Из-за встречных колонн «опель» двигался медленно, и в Мариуполь группа прибыла к вечеру.
При подъезде к городу вынуждены были остановиться у контрольно-пропускного пункта фелвджандар– мерии. Проверка документов прошла благополучно, и они отправились дальше.
Мариуполь, солнечный и привлекательный летом, был в это время тосклив и мрачен. Развалины и закопченные остовы сожженных домов, безжизненные громады заводов производили угнетающее впечатление.
Фашистская оккупация состарила город. Обветшалые уцелевшие дома, засыпанные грязью и мусором трамвайные пути, нищенски одетые, выглядевшие не по своим годам, жители.
Миновали разрушенный железнодорожный вокзал, и «опель» покатился вдоль бездействующих трамвайных линий к «заграничному» порту, как его называли в народе. От порта машина свернула вправо и стала подниматься вверх.
– Белая дача, – показал Андрей, – туда мы часто наведывались за абрикосами, – и попросил Гейнца остановить машину.
Вместе с Паркетой вышли все, и перед ними внизу предстала удручающая панорама морского порта. Здания и элеватор были разрушены, в застывшей акватории гавани виднелись затопленные корабли и плавучий кран. Везде запустение и безжизненность. И только у расчищенных ото льда причалов под двумя портальными кранами, стояли ледокол и три парохода, с которых разгружались войска.
От порта опять свернули направо и медленно покатили мимо домов с садами. У одного солидного здания Андрей велел ефрейтору остановиться и в сопровождении Ольги смело вошел во двор. Они поднялись на крыльцо, и Паркета намеревался было рывком открыть дверь. Но в то же мгновение она сама отворилась, и перед ними вырос во всем своем форменном блеске стройный офицер итальянских военно-морских сил. Он приложил два пальца к фуражке и на чистом немецком языке представился:
– Капитан третьего ранга Ферро Джульяни.
– Гауптштурмфюрер СД Ганс Ауге, – так же четко ответил Андрей.
А Ольга тут же сообщила, что их направили на постой, кажется, в этот дом, не ошибаются ли они? И стала рассматривать дом.
На это капитан Ферро Джульяни вежливо ответил, что, по всей вероятности, произошло недоразумение, так как дом еще с осени занят офицерами итальянской военно-морской службы, но поскольку вышла такая непредвиденная накладка, а господа гауптштурмфюрер и унтершарфюрер нуждаются в ночлеге, то он может посоветовать им, даже не обращаясь к коменданту порта, занять дом по-соседству, из которого еще утром выехали офицеры из их же группы, и где они смогут прилично отдохнуть.
Паркета и Ольга поблагодарили офицера и направились к соседнему дому. По пути Андрей сказал Ольге, что это и был дом второго связника. Сейчас в нем расположились итальянцы, и где искать этого второго связника, он не знает. Но так или иначе, на ночлег останавливаться где-то надо. Они, конечно, воспользуются советом итальянского моряка.
Домик был небольшим, из двух комнат, и действительно пуст. Большая печь еще не остыла. Вещей было мало: по шкафу и по три кровати в каждой комнате, в кухне – нехитрая утварь и столовая посуда, два стола и несколько стульев. Домик показался им бесхозным. Да оно, собственно, и не могло быть сейчас иначе, так как все гражданское население по указанию немецких властей было выселено подальше от портовой зоны, дабы избежать диверсионных актов.
Мариуполь имел для фашистов немаловажное значение. Отсюда они держали связь с Крымом, получали военные грузы, прибывшие из портов Румынии и Болгарии. И в период наступления гитлеровских полчищ на Кавказ в 1942 году город находился на оси их главного стратегического направления. Через его порт по Азовскому морю перебрасывались войска, военная техника и грузы.
Машину поставили под окнами, а сами удобно расположились в комнатах.
Все это время Иванцова была в подавленном состоянии. После того как попытка найти золотые реликвии у генерала Кранбюлера не увенчалась успехом, она сопровождала своего боевого товарища, группу Андрея Паркеты, по долгу службы и причастности к ней. Ей оставалось лишь одно – выполнять разведывательную работу вместе со своими друзьями.
Теперь, когда связника на месте не оказалось, Паркета решил использовать пребывание группы в портовом городе с разведывательной целью. Сюда эвакуировались отступающие немецкие войска с Кубани и Ростова, сведения о которых могли, естественно, интересовать советское командование. А еще было заманчиво поискать возможность связи с подпольными группами в городе. Но как их найти? Как подступиться к ним?
Утром собрались в город. Сначала поехали в гавань. Тихая и уютная, она до войны была пристанищем не только рыбаков, но и являлась пассажирской пристанью на Азово-Черноморской линии. Сейчас она напоминала кладбище кораблей. По обе стороны устья Кальмиуса из почерневшего льда торчали полузатонувшие морские великаны.
Вот, уткнувшись носом в воду и выбросив на берег корму с лопастями винта, распахнув люки порубанных на топливо деревянных палубных надстроек, замер пароход со стертым названием. Зияя развороченным бортом машинного отделения, переплетением труб, он напоминал заледеневшего мамонта. Рядом, наклонившись на левый борт, выбросив в сторону цепь с проржавелыми ковшами, возвышалась землечерпалка. А дальше – катера, баржи, баркасы и опять какой-то транспорт, закопченный и обгорелый. Кругом стояла гнетущая тишина, изредка нарушаемая жалобным скрежетом жестяного листа и оторванной двери, болтавшейся на одной петле рулевой рубки парохода.
Проехав вдоль пустынной пристани, разведчики никого не встретили. Затем они приблизились к краю пирса, откуда просматривалась серая, скованная еще у берегов льдом, полоса зимнего моря. Пустынного и неприветливого. И тут Андрей и Павел заметили то, что им было нужно. Вдоль берега моря они увидели береговые укрепления, а поверх одного из дотов – стереотрубу, поворачивающуюся то влево, то вправо.
У разрушенного здания пассажирского вокзала Ольга остановилась возле почерневшего фанерного щита с уже еле заметными буквами расписания движения судов. Дальше шли в столбик названия пароходов, и тут сердце девушки невольно сжалось, когда прочла слово: «Чайка». На этом пароходе ее родители осенью сорок первого года эвакуировались из Керчи на Кавказ.
Не найдя больше ничего интересного, группа вернулась к машине. Теперь путь их лежал в верхнюю часть города вдоль заснеженных трамвайных путей.
Вышли возле базара. Здесь было шумно, как всегда. Толпились измученные голодом люди в поисках продовольствия. По базару рыскали полицейские, немецкие, итальянские и румынские солдаты и офицеры. Они выменивали, а зачастую попросту забирали приглянувшиеся им вещи. Шла торговля «из-под полы» рыбой и рыбным паштетом, кукурузной крупой со всякими примесями. Все это можно было купить по баснословной цене.
Не обнаружив ничего интересного, собрались уже уходить, как вдруг их внимание привлекла подъехавшая радиопеленгаторная зеленая автомашина с кольцами на крыше. Из нее вышел итальянский офицер. Он пошел по базару в сторону, где продавались и менялись разные вещи, начиная от самодельных галош и кончая предметами антикварной ценности. Итальянец остановился возле старичка в круглых роговых очках с чернобуркой в руках. Осмотрев его товар, стал совать тому марки. Но старичок отвел руку офицера и начал объяснять, как мог, что ему нужны хлеб, консервы, сахар…
Итальянец не унимался и страстно доказывал старичку, что он предлагает ему хорошую цену. Продавец отрицательно качал головой. И тут в их спор неожиданно вмешалась подошедшая Иванцова, обратившись к старичку на русском языке с акцентом. Офицер обернулся и, увидев их, немного смутился. Это был тот самый Ферро Джульяни, который устроил их на ночлег. Минута смущения прошла, он приветливо поздоровался и стал объяснять, что ему очень нужно сделать подарок своей русской «мадонне» к ее дню рождения. А этот вот человек не хочет ему продать лисицу за марки, требует продукты, которых у него с собой не оказалось.
