– Ну а что, если просто наблюдать за его домом? Адрес-то раздобыть несложно.
– Несложно. Но ты только время потеряешь. Если он встречается с ней где-нибудь за городом или на другой квартире? А вдруг он ее вообще услал на Канарские острова на солнышке греться, пока все не уляжется? В конце концов, может быть, у нее десять других паспортов на десять разных фамилий – как ты знаешь, сейчас с этим проблемы нет. Кого искать будем? А если найдем? Надо еще доказать, что она – это она. А та – это та. В общем, сплошная путаница. Но все равно надо искать.
– Но как? И где?
– А вот этого я пока не знаю. Во всяком случае, без Грязнова здесь не обойтись. Так что остается только ждать. А тебе я советую пока встретиться с Кулешовым. Не мешает узнать, что это за птица.
Он проводил меня до двери и на прощание сказал:
– Держи меня в курсе. Если твоя Зоя-Вера поможет мне выйти на махинации Варнавского, то…
– То?
– То бутылка коньяку с меня.
Следователь Кулешов встретил меня в своем кабинете в окружной прокуратуре. Описание Зои-Веры оказалось точным – тщедушный очкарик с маленькими непроницаемыми глазами.
– Добрый день, – засуетился он, увидев меня, – здравствуйте Юрий Петрович. Очень рад вас видеть.
Что-то он слишком радуется. Обычно следователи не проявляют излишнего ликования при встречах с адвокатами. Даже Турецкий не упускает случая подчеркнуть то, что я теперь принадлежу к другому, так сказать, лагерю. Поначалу я даже боялся, что Кулешов откажется от встречи, ведь дело давно в суде. Но нет, он так разговаривал по телефону, как будто ждал моего звонка весь день. И сразу же назначил встречу.
– Присаживайтесь, господин адвокат.
Я сел. Кулешов улыбался так, как будто встретил дорогого друга.
– Чем могу?
Я положил на стол досье Удоговой:
– Я вам уже говорил, по какому вопросу…
– Да-да, – перебил меня Кулешов, – это дело Зои Удоговой. По моему, все ясно. Преступление не ахти какое, так, обычное хулиганство. Много ей не грозит, а я, со своей стороны, выражаю уверенность, что благодаря вашей защите суд еще уменьшит срок заключения.
Кулешов, видимо в знак того, что уверен в моих адвокатских талантах, закивал.
– Будем надеяться, – сказал я. – Хотел бы выяснить один вопрос.
– Пожалуйста, Юрий Петрович, я весь внимание. – Он даже наклонил голову, чтобы лучше слышать.
Не нравится мне все это!
– Вы, очевидно, помните, что Зоя Удогова в стадии предварительного расследования заявляла, что попала в тюрьму по ошибке и что на самом деле ее зовут иначе.
– Да, – Кулешов погрустнел, – да, я это помню. Бедная женщина! С людьми, впервые попавшими в наши тюрьмы, еще не такое бывает. Вы же знаете, что такое Бутырская тюрьма. Это же ужас! Заключенные сидят друг у друга на головах, духота, вонь, антисанитария… Условия содержания просто ужасные, просто ужасные! И поэтому, бывает, люди впадают в состояние нервного стресса, отягощенного навязчивыми идеями. Это очень просто можно объяснить с точки зрения психологии поведения человека, оказавшегося в непривычной, чуждой среде. Индивидуум, попадая в замкнутое простр…
– Я понимаю, – оборвал я Кулешова, – но вы обязаны были как-то отреагировать на эти заявления.
– Да! – сокрушенно воскликнул Кулешов. – Разумеется, я отреагировал. Все тщательно проверил, узнал, разобрался. И может быть, к своему глубокому сожалению, убедился, что все это выдумка. Бред оторванного от социума индивида. Человек, попавший в непривычные условия, пытается как-то защититься от надвигающихся на него обстоятельств. И этот бред – тоже форма защиты. Я убежден, что в ее действиях нет никакого злого умысла – просто срыв, временное помешательство. Сумеречное состояние души…
– Осложненное маниакально-депрессивным психозом? – продолжил я.
Кулешов прямо-таки засиял:
– Именно, Юрий Петрович, именно так. Приятно иметь дело с образованным и понимающим человеком.
– Но почему в деле нет ни намека на эти заявления вашей подследственной? Почему они не проверялись официальным образом? Почему вы не провели психиатрической экспертизы?
Кулешов на глазах помрачнел:
– Да. Конечно. Безусловно. Вне всякого сомнения. Разумеется, я должен, даже обязан был сделать это. Но я не сделал. И не жалею об этом. И знаете, Юрий Петрович, почему я пошел на нарушение? Знаете?
– Почему? – поинтересовался я.
– Ради самой же подследственной! – чуть не выкрикнул он.
Я готов был поклясться, что у него на глаза навернулись слезы.
– Как вы сказали?
– Ради самой Зои Удоговой. Вы, Юрий Петрович, не первый год в органах правопорядка. И знаете, чем у нас иной раз оборачивается проверка. Это бесконечные комиссии, унизительные тесты. Безусловно, ей бы следовало назначить психиатрическую экспертизу. А в каком состоянии находится психиатрия в нашей стране?! Я вас спрашиваю, в каком?
Я пожал плечами – на этот вопрос даже при желании я не мог ответить.
– А я скажу. Полный развал! И подвергать такому испытанию несчастную женщину я посчитал невозможным. У меня, Юрий Петрович, не медвежье сердце!
Голос Кулешова дрогнул.
– У меня дома дети! Двое! Вот карточка, посмотрите, нет, вы посмотрите.
Я ошалело повиновался и глянул на фотографию, изображавшую двух бутузов в песочнице. А еще мне казалось, что психиатрическая экспертиза необходима самому Кулешову. И как можно скорее.
– Я пошел сознательно на это маленькое нарушение. Экспертиза все равно бы ничего не дала. Наши психиатры видят только черное и белое, или шизофреник, или психически здоровый. Где уж им разбираться в тонкостях человеческой психики? И Зою Удогову, подвергнув этим совершенно лишним испытаниям, вернули бы обратно, в переполненную камеру. И тогда…
Кулешов поднял длинный и острый, как ракето-носитель, указательный палец.
– И тогда запросто могло бы случиться так, что в психике подследственной наступили бы необратимые изменения. Извините, но я не мог этого допустить! Но вы, конечно, вправе обратить внимание суда на это нарушение и попытаться извлечь пользу для себя!
Он замолк с видом Жанны'д'Арк, готовящейся к сожжению на костре инквизиции.
– Ну что вы, – поспешил успокоить его я, – я не собираюсь использовать этот факт в суде.
Глаза Кулешова опять увлажнились:
– Я был уверен, Юрий Петрович, что вы порядочный человек.
– Но мне кажется, что следствие проведено не слишком тщательно. Я не хочу вас обвинить в недобросовестности, но почему вы допросили ее только один раз?
Кулешов сделал непонимающий вид:
– Я выяснил все во время этого допроса. Больше информации мне не требовалось.
– Почему вы не предъявили Удоговой материалы следствия? Ведь вы обязаны были это сделать?
Кулешов усмехнулся:
– Я не хуже вас знаю Уголовный кодекс. И статью двести первую тоже. Если вы напряжете память, то вспомните, что материалы следствия предъявляются обвиняемому в присутствии его защитника. А из-за того, что с адвокатами возникла неразбериха – один ушел, другой пришел, – я просто не успел этого сделать.
Меня не покидало ощущение, что он переигрывает. А если так, то в конце концов Кулешов себя выдаст. Должен выдать. Ну не Смоктуновский же он в конце концов!
– Разумеется, я благодарен вам за заботу о моей подзащитной. И конечно, я не буду использовать этот факт как аргумент защиты. Но когда я говорил о проверке, я не имел в виду психиатрическую экспертизу.
– А что? – Кулешов непонимающе развел руками.
– Я бы хотел знать, действительно ли подследственная является Зоей Удоговой.
Кулешов удивленно поднял брови:
– Кто же она, по вашему?
– Вот это и должно было выяснить следствие.
Он покачал головой:
– Я сам все проверил. Паспорт у нее на имя Удоговой, квартира, в которой она жила, зарегистрирована на имя Удоговой, на работе личное дело тоже на имя Удоговой. Какие еще нужны доказательства? Да, в поликлинике карточка тоже на ее имя.
– А вы не проверяли, существует ли действительно та, за которую она себя выдает?
Глаза Кулешова опять стали непроницаемыми.
– Юрий Петрович, – начал он с расстановкой, – я – следователь. Я выясняю степень причастности того или иного лица к тому или иному правонарушению. Для идентификации личности есть определенные условия – наличие документов, сходство фотографий, особые приметы, словесный портрет, наконец. В данном случае у меня нет оснований сомневаться в том, что подследственная Зоя Удогова является именно Зоей Удоговой, и никем иным, по той причине, что почти все вышеперечисленные условия выполняются.
– Но… – попытался вставить я.
Кулешов поднял руку:
– Позвольте, я закончу. Вы, Юрий Петрович, молодой человек. У вас впереди большая и интересная жизнь. И прожить ее надо так…
Я был уверен, что он скажет «чтобы не было мучительно больно» и так далее. Но Кулешов выразился иначе:
– …Чтобы не сожалеть о некоторых поступках, действиях, которые могут повернуть ее, я имею в виду жизнь, в другое русло. Причем в совершенно нежелательное русло. Я бы даже сказал, опасное русло. Ваша адвокатская карьера началась недавно, и вам сейчас особенно важно соблюдать осторожность и не делать опрометчивых шагов.
