Миссис Пэлфри продолжала таращиться; Морис попытался загладить неприятное признание, неловко пожав плечами и криво улыбнувшись: дескать, вот она, судьба-злодейка. Однако настороженный, немигающий взгляд жены не отпускал его. Он мысленно обругал себя глупцом. Из-за испорченного букета роз, из-за минутной слабости — взять и проболтаться! Хорошо хоть, не выложил все подчистую — ему бы такое и в голову не пришло, но ведь и этого более чем достаточно. Двенадцать лет у Мориса была тайна. Он уже сроднился с ней, точно с непутевым близким другом, и вот правда выплыла наружу. В свое время Пэлфри отнесся к постыдному секрету, как большинство мужчин: почти не думал о нем. Ради этого не приходилось даже прилагать усилий. У всех свои особенности. Не ломаем же мы голову о пищеварении, пока не возникнут проблемы! Время от времени бесплодие представлялось ему частью собственной сложной натуры, достойной изучения, как, скажем, черты личного стиля у очередного студента. В глубине души Морису, точно маленькому ребенку, даже нравилось иметь пусть и некрасивую, но свою тайну. И совсем уж редко мысли о неполноценности досадно вторгались в его разум по утрам, портили настроение, тревожили, затрудняя дыхание — симптом, который можно было бы списать на угрызения совести, пользуйся Морис подобными выражениями… И вот у него больше нет секрета. Отныне в придачу к двенадцати летнему бремени придется терпеть упреки жены, груз ее нового разочарования. Ему стало безумно жаль себя. Ну зачем она так уставилась изумленными, неверящими глазами? Кому сейчас нужнее снисхождение? Кто из них двоих калека?
— Ты все это время знал, да? Не ври, будто ходил к Паттерсону. Тебе сообщили еще в тот раз, когда мы проходили эти ужасные тесты. Ты еще сказал, дескать, прекращаем, хватит с нас. А я-то себя обвиняла. Столько лет…
— При чем здесь обвинения? — простонал муж.
Все-таки он сошел с ума, решив, будто правда — единственное, чего недостает их браку. Трагедия — если применить столь возвышенное слово к заурядному, будничному невезению — заключалась не в том, что жена не отвечала его потребностям; она и не стремилась к этому…
— Выйди я за другого, давно родила бы.
— Возможно. Если бы нашла этого другого, да если бы он захотел ребенка плюс оказался подходящим отцом.
Наконец жена опустила глаза. И, неуклюже сгребая помятые розы, мрачно прошептала:
— Думаешь, я никому не нравилась? Джордж Бокок за мной ухаживал.
Какой еще, шут возьми, Бокок? Ах да… Прыщавый парень из университетской приемной комиссии. Так вот с кем соперничал Морис. Если это не пробьет бреши в его самооценке, значит, ей уже ничто не повредит.
За ужином Хильда вела себя еще тише обычного. Муж заподозрил, что ее занимают собственные мысли. Лишь когда разошлись гости, оставшись наедине с мужем в спальне, миссис Пэлфри заговорила — сердито, пересиливая себя, словно боялась возражений с его стороны:
— Не хочу больше ходить в этот суд.
— Сложи полномочия. А в чем дело?
— От меня никакого проку. Я никому не помогаю. И мне там не нравится. Дослужу положенные три месяца, и довольно.
— Тогда не стоит и продолжать. Лучше напиши лорд-канцлеру, только придумай повод посерьезнее.
— Неумение принести пользу — причина вполне уважительная.
— А чем ты заполнишь свободное время? Хочешь, потолкую с Гвеном Маршаллом, он подыщет место в школе? У них всегда не хватает людей.
— Вряд ли от меня там будет толк. Нет уж, сама найду чем заняться. — Она помолчала, потом заявила: — Я хочу завести собаку.
— В Лондоне? Ты не шутишь? Здесь даже негде их выгуливать.
— Почему негде? Эмбанкмент-Гарденс, Сент-Джеймсский парк…
— Полагаю, в общественных парках и так полно зверья. Впрочем, если уверена, выбирай породу, и поищем уважаемую псарню. Можно даже в эти выходные.
Морис и сам удивился своему великодушию. В конце концов, недурная затея. Филиппа с Хильдой были не лучшими соседками, но дом и в самом деле опустел с уходом приемной дочери. Да и проехаться до псарни — чем не экскурсия на выходные? Хорошо воспитанная собака — не такое уж неудобство.
— Порода меня не волнует, — ответила жена. — Возьму дворнягу из приюта.
— Но, Хильда, — возмутился Морис, — раз уж надумала, выбери хотя бы красавчика?
— Внешность играет роль для таких, как вы с Филиппой. А я хочу безродного пса, от которого все отказались, хочу спасти чью-то никому не нужную жизнь.
Тут она повернулась от маленького туалетного столика и впервые оживилась, промолвив чуть ли не умоляющим голосом:
— Я прослежу, чтобы он не портил клумбы. Знаю, как ты любишь свои розы. Я стану его дрессировать. Спать будет в корзинке на кухне. Да и обойдется недорого. Мы все равно выбрасываем кучу объедков. А мистер Пэнтли не пожалеет лишних костей для постоянной покупательницы.
— Ну ладно, — проворчал муж. — Если обещаешь сама за ним следить…
Казалось, он ублажает докучливого, капризного ребенка.
— Не беспокойся, — вздохнула Хильда. — Что-что, а ухаживать за другими я умею.
— Ты меня весьма обяжешь, если отдашь предпочтение мелкой и не самой брехливой особи.
Пронесло, смекнула она. Филиппа как-то заметила: когда Морис говорит подобно героям Джейн Остен — это признак хорошего настроения. Литературная аллюзия ничего не сказала Хильде, однако со временем она тоже научилась распознавать нужный тон. Теперь у нее точно будет собака. Миссис Пэлфри представила себе блестящие глаза, склоненную набок лохматую голову, виляющий хвост… Не следует, пожалуй, раньше времени придумывать кличку. Сначала нужно увидеть своего избранника. Вот бы назвать его Пиратом! Морис и Филиппа, конечно, скривились бы: слишком уж обыденно. Ну и пускай, такая собака ей и нужна. Ложась в одноместную кровать, которую столь редко посещал супруг, женщина ощутила небывалую уверенность, близкую к ощущению власти. Оказывается, она вовсе не бесплодна. Хильда больше не обязана заискивать перед мужем, пытаясь загладить несуществующую вину, тогда как в действительности позор лежит на нем. А вскоре она избавится и от необходимости заседать в суде по делам несовершеннолетних.
Норман испытывал нарастающий восторг, покидая расписанную до минут рутину Пимлико и устремляясь в новый мир, мир убийцы и Филиппы. Настало время подготовить снос тело и разум к поступку, ради которого все затевалось, ибо заветный час был уже не за горами. Многое переменилось в жизни. Следуя по пятам за миссис Пэлфри, Норман, несмотря ни на что, чувствовал себя хозяином положения. Невидимая веревочка между ними натягивалась и в конце концов заставила женщину исполнить волю наблюдателя. Он и не сомневался в исходе, ощущая даже легкую эйфорию вместо положенного страха. Да и как было не привязаться к человеку, чья жизнь столь же одинока и пуста, как его собственная?
Теперь все обернулось иначе. Нога преследователя ступила на чуждую землю. Перед ним не один, а целых два объекта, к тому же девушка видела его и может узнать при встрече. Норману припомнилось их столкновение в розовом саду; по спине побежали мурашки стыда и ужаса. Филиппа моложе, проворнее, наверняка умнее, у нее острее глаза. Задача бесконечно усложнялась, и риск выдать себя вырос в несколько раз. Больше никаких поспешных шагов: осторожность и еще раз осторожность. Первым делом требовалось выяснить их ежедневное расписание.
Только через неделю Скейс узнал, куда уезжают женщины каждый вечер. Три дня кряду он провожал их по Мелл-стрит и наблюдал, укрывшись в аптеке, как дамы садятся в шестнадцатый автобус. Потом тайно подобрался к остановке вслед за ними. Убийца с дочерью заняли места на нижнем этаже, так что мужчине пришлось лезть наверх. Он взял билет до конечной остановки, боясь не угадать место назначения, и буквально прилип к окну. Спустя двадцать минут парочка сошла на Криклвуд. Норман увидел это и ринулся вниз по ступеням, соскочил с подножки у ближайшего светофора, метнулся назад — но женщин уже и след простыл.
На следующий вечер Скейс опять сел в автобус, на сей раз твердо зная, когда выходить, и тронулся за дамочками на расстоянии в тридцать футов. Обе свернули в рыбную забегаловку «Камбала у Сида». Мужчина неторопливо прошел мимо и присоединился к очереди на ближайшей автобусной остановке, поглядывая в сторону выхода. Убийца с дочерью не появлялись. Минут через десять Норман еще раз прогулялся вдоль витрины, покосившись на ряды столиков, покрытых огнеупорным пластиком, однако не увидел ни девушки, ни Мэри Дактон. Это его не удивило. Вряд ли женщины каждый вечер проделывали столь долгий путь ради незатейливого ужина. Значит, здесь они работают. Довольно странный выбор. Впрочем, вскоре стало ясно: парочка искала место, где Филиппа могла не опасаться нечаянной встречи со своими знакомыми, не бояться лишних вопросов.
