– Не нагнетай, пожалуйста. Твой отпуск заканчивается через неделю. Недели нам хватит на то, чтобы распутать этот клубок.
– Клубок существует исключительно в твоем воображении. Лично я считаю…
– Поехали, – перебила Глория, которую, видимо, не интересовало его мнение. – Отвезешь меня в Черный Лог и вернешься. Нельзя спускать глаз с Русланы.
– Ты имеешь в виду с вазы?
– Допустим.
Лавров решил говорить с Глорией на ее языке. Так будет легче и ей, и ему. Не важно, что он думает. Главное – избежать пустых споров. Бесконечные пререкания не идут на пользу их отношениям. В конце концов, Глория дважды спасла жизнь себе, ему и Руслане на трассе между Ростовом-на-Дону и Воронежем. Чего стоит авария под Миллерово, когда на встречную вынесло рейсовый автобус…
Он вспомнил, как отказывался делать привал. Но Глория настояла. Они нашли тихое местечко, остановились и спокойно перекусили на свежем воздухе. А потом поехали дальше.
Лавров перестал ворчать, когда на подъезде к Миллерово увидел автобус с разбитыми стеклами и три смятые легковушки. Понимание, что на месте пострадавших мог бы оказаться он и две женщины, которых он везет, молнией вспыхнуло в его уме.
– Послушай, а как ты догадалась, что загорится заправка под Рогачевкой? – спросил он.
– Хочешь услышать правду? – улыбнулась Глория.
– Да.
– Агафон подсказал.
– Иди ты! – не поверил Лавров. – Он же умер.
– Для кого умер, а для кого и нет…
– Разводишь меня? – покачал он головой. – И не стыдно?
– Сам же просил правду сказать, – рассердилась она. – Когда мы подъезжали к Рогачевке и ты решил заправиться, я почувствовала неладное. Затылок отяжелел, и голову назад тянет. Поворачиваюсь – а карлик устроился рядом с Русланой на заднем сиденье и делает мне знаки.
– Какие знаки?
– Как будто спичкой о коробок чиркает. Чирк-чирк! Передо мной картина возникла – разлитый бензин, искра и пламя.
– С чего бы взяться искре? – недоумевал Лавров.
– Не знаю. Это уж по твоей части.
После Миллерово Роман стал прислушиваться к словам Глории, и когда она предложила не заправляться у Рогачевки, согласился. Не успели они миновать заправочную станцию, как там что-то загорелось. Руслана долго оглядывалась, гадая, не пострадали ли люди. Через десять минут навстречу «Туарегу» с воем промчались две пожарных машины.
«Ничего себе, – пробормотала блондинка. – Да вы в самом деле провидица, Глория! Может, предскажете мое будущее?»
«Серьезные вещи на ходу не делаются, – отговорилась та. – Телефон Романа у вас есть. Будет надобность – обращайтесь».
«Вы мне свой номер дайте, – попросила Смолякова. – Зачем нам посредники?»
«Я сотовой связью не пользуюсь – не люблю!»
«Ка-ак? – поразилась блондинка. – В наше время без мобильника не обойтись».
«Я обхожусь!»
– Неужели это все из-за вазы? – не выдержал Лавров. – Авария, пожар на заправке. Чушь собачья!
Глория демонстративно промолчала. А у него в памяти вдруг всплыла беседа с экспертом по древностям, господином Кирчуком.
– Если Руслана не доживет до утра, кто будет виноват? – вне собственной логики брякнул он. – Только, чур, не мы.
– Разумеется, не мы. Каждый сам творит свою судьбу.
– Судьба – рулетка!
И поскольку Глория опять промолчала, он добавил:
– Я бы поговорил с Ириной Ордынцевой. Задал ей парочку неудобных вопросов.
– Придет время – задашь…
Черный Лог
Дома Глория первым делом обошла свои владения – каминный зал, кухню, библиотеку, мастерскую. Великан Санта[9] с благоговейным выражением на лице следовал за ней.
– В сад не желаете заглянуть?
– Сегодня уже темно. Завтра.
– Яблоки поспевают, – радостно сообщил слуга. – Я часть высушу, а часть на джем пойдет. Зимой пирожки будем печь, рогалики с джемом.
Лавров с трудом выносил присутствие Санты, который сразу же оттеснил его от Глории, как некий чуждый элемент. Здесь в деревне начальник охраны сразу почувствовал себя не в своей тарелке.
«Ты – лишний! – сверкало в глазах великана. – Неужели не видишь? Погостил – пора и честь знать!»
Между слугой и Романом подспудно тлела давняя вражда.
– Я, пожалуй, поеду, – сказал Лавров, не дожидаясь ужина.
– Куда ты на ночь глядя?
– Следить за Смоляковой, – съязвил он.
Разумеется, он не собирался до полуночи пилить в Москву, а потом до утра торчать под окнами упрямой блондинки. Дался ей этот чертов сосуд!
– Надо было забрать у нее вазу, – с сердцем произнес он.
– Как ты себе это представляешь? Отобрать силой?
Лавров в раздражении пожал плечами:
– Может, и силой. Ради ее же спокойствия. Впрочем, я скорее о себе забочусь. Послушай, какое нам дело до этой вазы, до Ордынцевых, тем более до Русланы? Пусть живет как считает нужным.
– Разве мы не обещали ей помощь?
В голосе Глории звучала фальшь. Словно она играла плохую роль в плохой пьесе. Похоже, у нее появился свой собственный интерес, о котором она помалкивает.
– По-моему, мы ей достаточно помогли, – не сдавался начальник охраны. – Она нам и так должна!
– Ты не понимаешь, – покачала головой Глория. – Смерть еще не отступила. Она просто ждет…
– Если что-то предопределено, нам не стоит вмешиваться.
– Это ты как бывший опер говоришь?
– Я давно не опер. Теперь у меня новый статус. Толком не разберу какой. То ли частный детектив, то ли ассистент колдуньи. Ты втягиваешь меня в свои темные делишки. А я не в силах оказывать сопротивление. У меня уже крыша едет! Я чуть человека не застрелил!
Глория рассмеялась.
– Не вижу ничего смешного, – обиделся Лавров. – Я реально мог сесть в тюрьму по твоей милости. Что на меня нашло в том отеле? А? Почему я видел то, чего не было? Слава богу, мой пистолет дал осечку.
Она продолжала смеяться, ничуть не раскаиваясь.
– Откажись от сотрудничества со мной, – вымолвила она сквозь хохот. – Откажись прямо сейчас. Ха-ха-ха-ха! Скажи, что не хочешь больше рисковать. Ха-ха-ха-ха-ха!
Лавров подумал, что у нее истерика после переживаний, которые выпали на их долю по дороге в Москву. Они сами были на волосок от смерти. Глория понимала это лучше других. Пожалуй, только она одна и понимала, что происходит… и теперь только она понимает, что еще может произойти. А он проявляет позорное малодушие, проще говоря – трусит.
– Ладно, прости… я не то имел в виду.
– Нужно ускорить этот процесс, – завила она, отсмеявшись и смахивая выступившие слезинки.
– Какой процесс?
– Останешься на ночь? – спросила она вместо ответа. – Или уедешь? Я не вправе тебя задерживать. Не вправе принуждать делать то, что противно твоему сердцу и разуму.
– Я люблю тебя… – промямлил Лавров, ужасаясь вырвавшимся против его воли словам. – Я хочу быть с тобой…
– А если это сопряжено с опасностью? С угрозой безумия?
– Но ты же не боишься сойти с ума?
Глория уставилась на него черными, как ночь, зрачками. В их глубине таилось нечто непостижимое и темное.
– Возможно, я уже перешла эту грань…
После этих слов Роман несколько минут хранил молчание. Она ожидала его решения. Или он повернется и уйдет навсегда, или останется.
– Я остаюсь, – сказал он. – И будь что будет.
– Спустишься со мной в мастерскую?
Он послушно шагал за ней через холл к лестнице, ведущей в цокольный этаж, в помещение без окон, где бывший хозяин дома оборудовал свой кабинет-лабораторию. И где он испустил дух на руках у Глории.
Кабинет, который обитатели дома называли мастерской, был уставлен бархатными диванами, шкафами, стеллажами и мраморными бюстами. Середину помещения занимал стол с микроскопами и колбами, с раскрытым старинным фолиантом.
– Присаживайся. – Глория сделала радушный жест, приглашая гостя опуститься на подушки. – Вероятно, нам придется ждать.
– Кого? – севшим от волнения голосом спросил Лавров.
– Пока не знаю…
Он с тревожным любопытством рассматривал мастерскую, куда попал впервые. Зрелище увлекательное и в некотором роде пугающее. Напротив дивана устроился бронзовый треглавый пес. Его красные глазки зловеще мерцали, уставившись на пришельца.
– Цербер, – как живого, представила пса нынешняя хозяйка. – Страж входа в преисподнюю.
Лавров молча кивнул. От пронзительного взгляда Цербера у него кожа покрылась мурашками.
Глория перевернула песочные часы, и время пошло. Особое время, отсчитываемое невесомыми белыми песчинками, которые сразу отделили прошлое от сумеречного настоящего и смутного будущего. В этом будущем появлялись невообразимые персонажи и происходили невозможные события.
Лавров силился сообразить, каким образом снизошло на него это неописуемое ощущение эйфории и страха, предваряющего то ли прыжок с большой высоты, то ли шаг в запредельное.
Все дальнейшее походило на сон утомленного сознания.
