Все дальнейшее походило на сон утомленного сознания.
Роман обратил внимание на семь постаментов в виде колонн, на которых красовались семь пузатых медных кувшинов с узкими горлышками, запечатанных чем-то наподобие сургуча. Эти сосуды отдаленно напоминали пресловутую серебряную вазу.
– Послушай, – робко обратился он к Глории. – По-моему, нам не следует… э-э… перегибать палку. Мы утомлены долгой дорогой и неудачным отпуском…
– Почему же неудачным? – перебила она. – Совсем наоборот.
– Ты считаешь, мы хорошо отдохнули?
– Мы кое-что узнали благодаря поездке в Тамань.
Интуитивно Лавров понимал, что она имеет в виду, но его ум изнемогал от полного отсутствия здравого смысла.
– Люди много теряют, уповая на здравый смысл, – заметила Глория. – Мы слишком доверились видимому, тогда как в основе всего сущего лежит невидимое.
С этими словами она обошла кувшины один за другим, разглядывая залитые сургучом горлышки.
– Сулейманова печать, – произнесла она так, будто беседовала сама с собой. – Что бы это значило?
На каждом кувшине имелась эмалевая вставка с разными изображениями. Указав на птицу, Глория пробормотала:
– Павлинов…
– Надеюсь, ты не собираешься встречаться с этим идиотом?
– Он не идиот, – невозмутимо обронила она. – Но сейчас мне нужен не Павлинов, а…
Глория не договорила, задержавшись возле кувшина со вставкой в виде пламени.
– Лилит! – вырвалось у нее. – Прелестная, но излишне пылкая джинния.
Лавров перестал что-либо понимать и тупо наблюдал за ее действиями.
Между тем Глория остановилась у кувшина, украшенного эмалевой вставкой с изображением, похожим на волка. Сосуд казался ворсистым и теплым на ощупь. Она отдернула руку и задумалась.
– Обратного пути не будет…
– Ты о чем? – не выдержал Роман.
– Вот кто сможет пролить свет на эту загадку…
Глория решительно потерла кувшин и замерла в ожидании.
Начальник охраны закрыл глаза, он чувствовал сильное головокружение. Только бы с ним не повторилось то, что случилось в придорожном отеле. Впервые за всю свою жизнь он не мог поручиться за себя.
Ш-шшш… ш-ш-шш… ш-ш… – напевали песочные часы. Лаврова обступили темнота и тишина, нарушаемая лишь падением белых песчинок из верхней колбы в нижнюю да стуком собственного сердца.
Из забытья его вывел громкий стук в дверь. Роман вздрогнул и очнулся. На пороге мастерской стоял Санта. Подражая по обыкновению английскому дворецкому, великан торжественно возвестил:
– К вам гость, Глория Артуровна…
* * *
– Раметов, – представился мужичок неопределенного возраста, с курчавыми волосами и по-бульдожьи приплюснутым лицом. – Прошу любить и жаловать.
Его одежда являла собой причудливую смесь стилей: черный бархатный фрак, белое кружевное жабо, зауженные книзу брюки и туфли с гламурными пряжками.
– Не поздновато ли? – не удержался от замечания Лавров, которого качало, словно он совершил десятичасовой перелет на старом кукурузнике.
Перед этим он с трудом поднялся из мастерской в холл, гордо отказавшись от помощи Санты. Добравшись до каминного зала, начальник охраны плюхнулся в кресло напротив гостя и уставился на того с нескрываемым подозрением.
– Я всегда являюсь вовремя, – парировал Раметов и повернулся к Глории с вопросом: – Зачем звали?
– У нас к вам щекотливое дело…
– У «нас»? – недовольно скривился гость. – Я не связан обязательствами ни с кем, кроме Агафона… и разумеется, вас, сударыня. Вы ведь его преемница, насколько я понял?
– Вы правильно поняли.
Здесь в зале, в окружении привычных вещей, штор и мебели в красных тонах, Лавров быстро пришел в себя. Этот свалившийся как снег на голову Раметов ужасно бесил его своим напыщенным видом и хамоватым поведением. Но Глорию, кажется, это нисколько не раздражало.
Бывший приятель Агафона чувствовал себя как дома. Он непринужденно развалился на диване и положил ноги на инкрустированный столик, что не вызвало у хозяйки возражений.
«Попробовал бы я так усесться, – ревниво подумал Лавров. – Имел бы что слушать!»
– Чем могу служить-с? – лениво осведомился гость.
Глория, к величайшему удивлению начальника охраны, принялась подробно описывать пресловутую серебряную вазу, как будто перед ней сидел знаток антиквариата. Раметов с важным видом слушал не прерывая.
Лавров обратил внимание на его перстень, выполненный в виде двух соединенных капсул с рубиновыми камешками. Странная форма перстня навела его на мысль о яде. Агафон был неординарной и опасной личностью, а его дружки-приятели и подавно не вызывали доверия. Глории не стоило бы якшаться с подобным сбродом.
– Твой слуга плохо воспитан! – заявил вдруг Раметов, указав кривым пальцем на начальника охраны. – Уставился на меня, как мышь на кусок сала. Тебе следовало бы уволить его.
Ногти у гостя выглядели устрашающе: длинные, с загнутыми концами и тщательно отполированные. Такими когтями можно было легко выцарапать противнику глаза и вообще порвать его в клочья.
Глория споткнулась на полуслове и смерила Романа укоризненным взглядом. Что ж ты меня, мол, подводишь?
«Я не слуга!» – собрался возразить Лавров, но прикусил язык. А кто же он? Служащий? Сотрудник? Помощник? Велика ли разница?
Он насупился и постарался сосредоточиться на теме разговора. Речь все еще шла о вазе, которую дайверы подняли со дна Таманского залива. Глория как раз описывала табличку с грозным предупреждением на языке древних римлян.
– Что вы об этом скажете, Раметов? – с надеждой спросила она.
– Обожаю латынь, – ощерился гость. – В мертвых языках есть нечто волнующее. Ты не находишь?
У него была та же бесцеремонная манера общаться, что и у Павлинова[10]. Та же неприятная развязность и наглая самоуверенность. Впрочем, начальник охраны поспешил подавить свое недовольство во избежание нового замечания со стороны Раметова.
– Значит, вам знакома сия вещица? – вежливо осведомился он.
– Ваза с нимфами, играющими в кости? Разумеется, знакома! – без обиняков подтвердил гость. – Я сам продал ее одному господину… или госпоже. Я не запоминаю покупателей. Зачем засорять голову лишней информацией?..
– Вам известны… э-э… несколько странные свойства вазы с нимфами? – продолжал допытываться Лавров.
– Любой предмет из тех, которыми я торгую, обладает особыми свойствами, – с пафосом изрек Раметов. – В том и состоит их ценность. Я не продаю фальшивок, мил человек! Каждая вещь снабжена соответствующей табличкой или надписью, предупреждающей о возможных последствиях обладания ею. Я не обманщик, господин хороший. Я – коммерсант!
С того момента, как Раметов признал свое прямое отношение к злополучной вазе, начальника охраны мучил вопрос: откуда Глории стало известно, к кому ей обратиться по сему поводу? Неужто Агафон подсказал? Не исключено. В конце концов, все те дивные штуковины, которыми набита мастерская, раньше принадлежали ему. В том числе и медные кувшины на постаментах. Семь штук. Что в них хранится, остается только гадать.
– Ву-а-ля! – неожиданно воскликнул гость и тряхнул рукавом.
Оттуда вырвался клуб розового дыма, и в зале запахло розами. Второй взмах, и из второго рукава Раметова потянулся сизый дымок с запахом лаванды.
– Вы… фокусник? – догадался Лавров.
– Отчасти.
– Иллюзионист, – добавил начальник охраны.
Глория недовольно поморщилась. Она охотно уступила Лаврову инициативу, размышляя о чем-то своем. Но беседа принимала иной оборот.
– Вас это забавляет, не так ли? – склонил курчавую голову Раметов. – Люди обожают тешить себя иллюзиями. Я всего лишь даю им то, чего они жаждут.
Он словно напустил в каминный зал не только дым, но еще и некий сладковатый дурман. Лавров боролся с этим дурманом «оперативными методами». В нем пробудился сыщик, детектив, который обязан прежде всего установить истину, сколько бы туману ее ни покрывало.
– Как проданная вами ваза оказалась на дне залива? – спросил он.
– Вероятно, ее туда бросили, – пожал плечами гость.
– Резонно, – кивнул Лавров.
– Владелец вазы волен поступать с ней как хочет. Если ему заблагорассудилось утопить свою покупку, он имеет на это полное право.
– Ваза действительно способна причинить человеку… смерть?
Лавров даже поежился, так глупо прозвучали его слова.
– В табличке все указано, – терпеливо объяснил Раметов. – Читайте инструкцию!
– Да, но…
– Вы же не суете руку в огонь, зная о том, что можете обжечься? Зевс приковал Прометея к скале и принудил орла клевать ему печень вовсе не из-за того, что люди могли пострадать от пламени. Прометей похитил огонь у богов! Вот в чем его преступление. Ты следишь за моей мыслью?
– Слежу, – завороженно подтвердил Лавров.
