Девчонка была всего одна. Она сидела в парикмахерском кресле и лениво перелистывала журнал «Дамские штучки». На Лию глянула с алчным интересом, тут же встрепенулась, подскочила к ней и затараторила:
– Что хотели бы? Подстричься? Маникюр, педикюр, может быть, пилинг? Или маску питательную на лицо, волосы?
– О! – неподдельно удивилась Лия, усаживаясь в кресло, где до этого сидела девушка. – Как широк спектр ваших услуг! Надо же... И лицензия имеется на все виды деятельности?
– А как же! Вот смотрите! – Девушка ткнула ухоженным ногтем в стену слева от зеркала, где был заключен в рамочку соответствующий документ. – Вы не думайте, что я тоже, как и все здесь, – деревенщина! Я из города на самом деле. И высшее образование у меня имеется. И курсы вот потом заканчивала, чтобы хоть чем-то да заниматься, а не сидеть дома подле кур. Муж! Муж притащил меня сюда... Ну, а я куда иголка, туда, стало быть, и нитка.
– А кто у нас муж?
Лия улыбнулась приветливо, девушка ей понравилась. И салон тоже понравился. Все чисто, красиво, стильно. Халатик на девушке был новеньким и хрустящим от белоснежной свежести. Волосы и руки ухожены. Ее, кстати, всегда приводили в недоумение неопрятные цирюльники. Если себя не способен содержать в порядке, чего за людей хватаешься!..
– А муж у нас глава здешнего поселкового Совета, – с печальным вздохом пояснила девушка, накинула Лии на плечи белоснежную накидку и глянула на нее в зеркало с вопросом: – Стрижемся или красимся?
– Знаете, я бы ограничилась маникюром. Это можно?
– Легко! – Девушка тут же стянула с нее покрывало, свернула его и загремела в шкафу ванночками и пузырьками. – Все стерильно, не подумайте. Я от нечего делать все по пять раз за день кипячу. Только не любит здешний народ сюда заходить. Предпочитают дома ногти обгрызать тупыми ножницами.
– Да? А мне показалось, что деревня вполне современная. И молодежи здесь много. Что, так никто и не ходит?
– Да так... – Девушка налила в ванночку теплой воды, распустила в ней смягчающее средство и осторожно погрузила туда ее пальцы. – Заходят скорее из любопытства. Мужчин вот много, стригутся, иногда бреются. А женщин калачом не заманишь. А вы здесь проездом?
Она пытливо уставилась на Лию. Понимала же, не дурочка совсем, что молодая и преуспевающая на вид женщина не за маникюром в местное захолустье пожаловала.
– Я здесь почти по делу. Вас как зовут, милая?
– Меня Светлана. А вас?
– А меня Лия.
– Надо же! Почему-то мне так сразу и показалось, что имя у вас окажется таким... благозвучным. Не Таней же вам зваться, в самом деле! И уж не Маней точно!
Света вытащила ее пальцы из ванночки, чуть просушила стерильной салфеткой и, уложив их себе на колено, принялась над ними колдовать – щипчиками, ножницами, пилочкой.
– А какое у вас дело, Лия? Может, я могу быть вам полезна?
Ей очень хотелось быть полезной! Очень! И от простого человеческого участия, и от скуки. И Лия осторожно спросила:
– В вашем селе должна жить одна воспитательница из Гагаринского детского дома. Зовут ее...
– Ленка, что ли?! Ох, господи! Стоило из-за нее ехать в такую даль! – перебила ее Светлана. – Вы меня извините, конечно, что перебиваю, но это такая... Такая тварь!!! Тварь в обличье ангела! Я когда приехала сюда с мужем, поначалу терялась в догадках, от чего это люди ее сторонятся. А потом, столкнувшись с ней несколько раз, поняла.
– И что вы поняли?
– Она... Она страшный человек, Лия! Такая вся беленькая и пушистая. Сиротка! Воспитывалась в детском доме. Потом училась по направлению. Глазки вовремя потупит. Слезу пустит... А так... Знаете, что про нее и про Шалого Ваньку говорят здешние?!
– Нет, откуда! – Лия изо всех сил сдерживалась, чтобы не чмокнуть Светлану в низко склонившуюся над ее руками макушку. Умница, а не девочка.
– Говорят, что у них любовь!!! – зловещим шепотом закончила Светлана и даже обернулась опасливо себе за спину.
– А что в этом такого... предосудительного? – Лия почувствовала легкий укол разочарования, не то, совсем не то рассчитывала она услышать. – Любовь... Он, что же, женат? У него трое детей?
– Скажете! – Светлана весело блеснула на нее озорными голубыми глазищами. – Какая может быть любовь у цыгана?! Собаки! Табор! Костер! Вот его любовь. А жены у него отродясь не водилось. И уж детей у такого чудовища тем более быть не может. А тут вдруг с Ленкой... Тут все село, будто улей гудело, неделю. Какие могут быть с этим чудовищем отношения?! А они вместе! Вместе на работу. Вместе с работы. И вечерами он у нее засиживается.
– А куда же администрация детского дома смотрела? – вспомнила Лия про суровую Зою Ефимовну, любящую в воспитательных целях сажать своих подопечных в карцер на цепь.
– А куда она может смотреть?! – Светлана просто задохнулась от возмущения. – Если все они у Ленки в доме оргии устраивают. И директриса эта чокнутая. И конюх этот, или дворник, кто там он у них, не знаю... Все в ее доме пасутся! А совсем недавно по деревне поползли слухи...
И Светлана вдруг испуганно умолкла, еще ниже склонившись над ее ногтями. Лия поначалу не уловила, с чего это словоохотливая девочка вдруг так неожиданно замкнулась. Но через минуту поняла. Дверь в салон с шумом отшвырнуло в сторону, и в помещение вошел он.
Почему Лия сразу поняла, что это Ванька Шалый? Потому что от него за версту несло цыганщиной, или оттого, что в руке у него был кнут? А может быть, оттого, что глядел он на Лию в упор бездонными, будто черные дыры, глазищами, и ничего доброго для себя она в них не увидела?
– День добрый, – поздоровался он неожиданно мягким голосом и прошел к другому креслу возле окна. – Побреешь, Светлана?
– Ага, – качнула та головой, не поднимая на него глаз. – Подождать только придется.
– А мне не к спеху. – Ванька Шалый широко и белозубо улыбнулся Лие и, вдруг озорно подмигнув ей, спросил: – Как дела, начальник?
Лия опешила. Откуда ему стало известно, что она...
Хотя он мог видеть ее, когда они с Гольцовым приезжали в детский дом. Не зря же неприятно колол затылок, когда она говорила с физруком и дворником в одном лице.
Уф, ну конечно, откуда же еще! Шалый все это время оставался невидимым, но по тому, как неожиданно умолкли собаки, нетрудно было догадаться, что он где-то рядом.
– У меня нормально, а у вас? – с вызовом обратила она на него изучающий взгляд. – С вами как, нормально?
Шалый не ответил. Он по-прежнему сидел, вытянув короткие ноги в высоких кирзовых сапогах и скрестив руки на единственной пуговице кожаной жилетки. Кнут так и остался зажатым между пальцами. Ему вот только красной рубахи не хватало и серьги в ухе – и один в один Яшка-цыган из «Неуловимых...». Те же смоляные кудри, разбросанные по плечам. Тот же невысокий рост. Смуглость лица и жесткость взгляда.
– Со мной? А что может быть со мной не так? – Шалый беспечно дернул сильными плечами и скривил презрительно темные губы. – У меня, как в Багдаде, все покойно.
– Ага! – Лия ни с того ни с сего возьми и подмигни ему. – И только мертвые по обочинам с косами стоят, так?
Вот дались ей эти «Неуловимые...». Шутить с кем вздумала! Со зверем!..
Шутка не удалась, это сразу стало понятно. Потому что Шалый вдруг сделался совершенно темен лицом, а на черные дыры его глаз медленно, будто шторки, опустились веки.
– Это про каких же мертвых речь, начальник?
– Тебе ли не знать, Ваня... – Лия качнула головой и дважды прищелкнула языком. – И про обочины районные не мне тебе напоминать. Вот здесь... – она ткнула пальцем в куртку на груди. – Имеется одно неопровержимое доказательство того, что... что ты все знаешь! А твой профессиональный удар прямо в сердце, Ваня... Я же была на бойне и узнала, каким ударом ты там забиваешь животных. Провести экспертизу и сличить для нас пара пустяков. Так что... Подумал бы о явке с повинной, Ваня...
Ее несло без тормозов, вот что это было! Она блефовала жутко. Не была она ни на какой бойне. И вспомнила об этом только что. А вдруг это неправда?! Что тогда?! Тогда Ванька наймет адвоката и обвинит ее в том хотя бы, что она предъявляет ему необоснованные ложные обвинения. А потом еще и Тишаков Сережа ей по шее надает за то, что испортила ему все.
Она же только что раскрыла перед возможным преступником все карты, дура!
Ведь если он и в самом деле преступник, да преступник с головой, он заляжет на дно. И тогда Тишакову уж точно никогда не раскрыть этого дела. А Санька, ее несчастный любимый Санька, так и останется сидеть в тюрьме.
У Шалого головы не оказалось. Той самой, в смысле, которая помогла бы ему начать соображать.
Он перепугался и озверел одновременно, она это поняла потому, как судорожно он впился пальцами в кнут. А потом...
Все случилось так внезапно, что осознать, что же именно произошло, Лия сумела, уже сидя в своей машине.
Запомнилось только, как сильно завизжала Светлана, отброшенная носком его сапога к дальней стене. И еще, как стало больно от его пальцев, вцепившихся ей в волосы.
