теми, кто ждал его за обеденным столом, у него сложилось впечатление, будто мысли ищут друга и никак не могут найти. А слова и отдельные фразы напрочь утратили взаимопонимание и только пялятся вокруг с недоумением. Десятки тысяч мыслей вспыхивали горячими искрами и тут же гасли в сознании. Между тем как руки и ноги разрастались в разные стороны, словно ветви, и уже сплетались друг с другом.
Ха-ха-ха-ха
Пока среди них не мелькнула наконец одна, которую он так и не успел как следует осознать.
Его накачали – да, это наркотики.
Потому водка и показалась Питу такой горькой.
Ха-ха-ха-ха
И снова это мальчишеское хихиканье.
Адский смех, вырывавшийся изо рта Ленни то роем зеленых шмелей, то стаей белых гиен, которые лаяли и плавали среди черных водорослей, пахших морским илом и еще чем-то соленым и липким.
– Любовная бомба.
Ленни сидел на своем месте над пустой тарелкой и походил на отвратительного маленького ребенка. Он поднял бокал и заглянул в широко раскрытые глаза Пита Хоффмана – прямо в душу.
– Стимуляторы, Лацци. Теперь и у тебя в груди тоже любовная бомба.
Яркие мгновенья осознания – так прорывалась реальность сквозь наркотический туман.
Хоффман видел перед собой Ленни.
…и Мейера тоже.
Но не Оникса.
– Может, мы хотим сделать небольшой сюрприз нашему датскому другу.
Мгновения прорывающейся реальности, как обжигающие мозг искорки.
И только Питу начинало казаться, что он видит, понимает, владеет собственным телом, как мысли и слова снова цеплялись друг за дружку, а руки сплетались.
– …если, конечно, он нам друг, а не обманщик.
«Место не менее важно, чем сам акт» – на этой фразе они его разоблачили.
Раскусили и вышвырнули вон.
Пит Хоффман пытался продраться сквозь окутавшую его пелену, потому что потерялась не только способность ясно мыслить и скоординированно двигаться. Пропал Оникс. Лидера в этом зале больше не было. Наверное, именно поэтому теперь с Питом говорил Ленни.
– Да, да, Лацци, глаза тебя не обманывают. Здесь только мы трое – я, ты и Мейер. И это ты испортил нам праздник, вынудил Оникса оставить нас. Ты же знаешь, Оникс никогда не присутствует при записи, очень внимательно следит за этим. А это именно то, чем мы будем сейчас заниматься, – записывать тебя. Поэтому он и отправился домой, проверить, что ты за черт и что у нас делаешь.
И снова истерический мальчишеский смех.
– Можешь честно нам во всем признаться, прямо сейчас. Если тебя, конечно, устраивает такой вариант. Докажи нам, что ты не лжец, а действительно один из нас.
Зеленые шмели. Лающие гиены. Вонючие морские водоросли.
– Докажи, что можешь сделать с ребенком все, что угодно.
Хоффман поднялся – точнее, хотел это сделать, но ноги не слушались. Тело будто утратило собственную волю. Но тут Ленни и Мейер подхватили его под руки и поволокли в комнату, где ждали две девочки.
– Вот, пожалуйста…
Пит Хоффман отпрянул, его закачало в разные стороны, но слабые, далеко не спортивные мужчины без труда удержали его на месте.
Бессильный. Безвольный. Послушный.
Связанный невидимыми узами по рукам и ногам.
– Пусть будет хорошо всем: и детям, и взрослым.
Хоффман посмотрел на двух маленьких девочек и вдруг закричал.
Они сидели на кровати, такие же одурманенные, как и он. С любовной бомбой в груди.
Но сквозь размытые черты пробивалась невыносимая, отрезвляющая ясность. Сквозь молчание – крик.
Такие далекие, почти недосягаемые, и такие близкие.
– Но… я не могу.
Тут его голос сорвался.
– Не могу.
Вместо членораздельной речи из горла вырвалось нечто, похожее на воронье карканье.
– Если я…
Пит отчаянно высматривал глазок камеры. Эту запись будет смотреть Оникс, после того как наконец прислонит велосипед к стене своего дома. Очень может быть, что он уже это делает.
– …не могу…
– Не волнуйся, дорогой друг, все в порядке. Не думай об этом.
Хоффман снова замахал руками, пытаясь вырваться, но Мейер и Ленни опять удержали его.
– Сначала мы разденем девочек, потом тебя. Их тоже простимулировали, правда, другими веществами, зато они точно знают, что делать. Можешь считать это наказанием за то, что ты – это не ты, а кто-то другой, кто хотел обвести нас вокруг пальца. Место не менее важно, чем сам акт, или как? Мы записываем. Мы продаем. Знал бы ты, сколько иногда приходится выложить комиссионных за новое лицо. А именно это мы и собираемся сейчас сделать: показать твое лицо. Лицо под лицом. Потому что лицо приносит гораздо больше денег, чем безголовое тело. Я думаю даже… В твоем случае… С двумя девочками одновременно – не меньше тысячи баксов за клип с каждого покупателя. А покупателей по своим каналам мы наберем много.
Пит Хоффман бился, кричал, вырывался – безо всякой надежды освободиться или быть услышанным.
– И это самое приятное, дорогой друг. Мы заработаем состояние, а ты будешь нас прикрывать. Бешеные деньги за какую-нибудь пару роликов! Сотни тысяч долларов, которые мы сможем пустить в том числе и на развитие нашего бизнеса. Сколько новых поддельных паспортов, сколько иностранных студенток по обмену! Наши рекрутеры будут поставлять нам самых красивых девочек.
При этом они все так же крепко его держали. У Пита так и не получилось вырваться.
А реальность все еще прорывалась в сознание обжигающими искорками.
Итак, мы договорились. Вы с одной стороны, я и национальный следственный центр с другой.
Встреча с Бирте, когда они оговаривали условия на случай провала или другой трудной ситуации.
Если все полетит к черту и вам понадобится помощь датской полиции – я знать не знаю, кто вы.
Тогда он, конечно, согласился на все. Он всегда делал так, потому что секретному агенту не на кого рассчитывать, кроме как на себя. Тогда Пит еще понятия не имел о том, что такое панический страх, который взрывает все изнутри с не меньшей силой, чем эти двое держат его снаружи.
Если наркотики мешают сопротивляться, сопротивляйся наркотикам.
Его последний крик прорвался в пространство комнаты хриплым шепотом, почти беззвучным.
Пит больше не понимал, где он находится и существует ли вообще.
По ту сторону реальности?
Так или иначе, двое мужчин повалили его на кровать.
…или все-таки по эту?
Потом они же попытались связать ему руки.
Так или иначе, все это происходило с ним, здесь и сейчас.
И Пит ударил, несмотря на полное отсутствие силы.
До сих пор в подобных ситуациях Пит Хоффман делал все, что угодно, – лишь бы не потерять доверия тех, кого должен был уничтожить. И эти его действия порой оставались с ним надолго, в виде мучительных бессонных ночей, когда рядом спала Зофия – тем спокойным,
