глубоким сном, который бывает лишь у уверенных в себе людей и утрачивается раз и навсегда. Все, что угодно,
только
не
это
Пит ударил, потом еще раз.
Сквозь наркотическую пелену, сковывающий движения и мысли дурман.
Ненависть придала ему жизни, это она направляла его руку. В этом состояло преимущество Пита перед теми, кто его держал. Но, одурманенный наркотиками, он не осознавал своей силы.
Бил ли он сосредоточенно, мощно, прицельно или тыкал наугад кулаком?
Поэтому, когда в один из редких моментов прорыва в реальность Питу удалось наконец высвободиться и двинуть Мейеру кулаком промеж глаз, в этот удар сама собой вложилась вся отмеренная Питу от природы сила. Вся, на какую он только был способен.
Сработал инстинкт самосохранения – в ту секунду, когда Хоффману угрожало новое нападение. Поэтому он был удивлен, когда по лицу немецкого педофила заструилась кровь, – как действенностью удара, так и тем, что хлынувшая жидкость и в самом деле оказалась красной, а не черной, как сажа.
Пит продолжал бить вслепую и уже не мог остановиться. Удары сыпались один за другим – на голову, шею, плечи Мейера. Но эти ужасные, душераздирающие крики исходили от кого-то другого. Похоже, все-таки от Ленни.
Шокированный происходящим, Ленни отступил назад, вместо того чтобы броситься на помощь другу, лицо которого никогда больше не будет прежним.
– Что же ты не смеешься, Ленни?
Но Ленни только дрожал, парализованный ужасом, как будто впервые в жизни столкнулся с физическим насилием.
– Смейся же, черт!
Взгляд Хоффмана упал на полку с сексуальным реквизитом, и рука сама потянулась за собачьим поводком. На какое-то время Пит потерял равновесие, ударился об угол полки и почувствовал, как разорвался носовой протез.
– Вы ведь делали это с детьми, так?
Ленни успел добежать до порога комнаты, когда Пит Хоффман схватил его за руку, швырнул о дверной косяк и оборвал истошные вопли, затянув поводок вокруг шеи.
– Ты ведь хотел играть. Считай это игрой.
Ярость била из его глаз. Сам того не осознавая, Пит затягивал петлю все туже и туже. Пока наконец глаза Ленни не налились кровью и чуть не вывалились из орбит. Еще секунда, и ремешок перекрыл бы дыхание. Но за мгновение до смерти Ленни Пит услышал детский голос:
– Прекратите!
По-шведски.
– Хватит! Пожалуйста!
Хоффман замер вполоборота. Одна из девочек кричала на его родном языке, как такое могло быть? Или и здесь виноваты наркотики? Питу почудился голос Расмуса, Хюго или Луизы, плачущей, умолявшей его о чем-то…
– Хватит, прошу вас…
Чем же таким они его напичкали? Интересно было бы узнать состав этого коктейля. Заодно и как долго это еще будет продолжаться.
– Ты… говоришь по-шведски?
– Хватит, хватит, не убивайте его!
И пока полузадушенный Ленни медленно опускался на пол, Пит Хоффман осторожно приблизился к одной из девочек. Светлые волосы забраны в хвост. Взгляд устремлен на Пита и в то же время куда-то мимо. Да, похоже, это она кричала.
– Ты говоришь по-шведски?
– Немного.
Ее подруга глядела в пол, – как и когда впервые предстала перед Питом. Она была вне досягаемости, поэтому Пит сосредоточился на той, которая заставила его отпустить удавку.
– Как тебя зовут?
Она молчала и стояла перед ним, бледная как мел.
Пит повторил вопрос по-английски, и тогда она ответила – шепотом, почти беззвучно:
– Линн.
– А раньше? Какое имя у тебя было раньше?
Она медлила, как будто вспоминала.
– Лллл…
– Как-как?
– Линнея. Так меня звали раньше.
Итак, ее звали Линнея – маленькую девочку, которая закричала по-шведски, чем спасла жизнь своему мучителю. Сейчас она, бледная до прозрачности, стояла над ним, лежавшим на животе без сознания. Жертва – над своим несостоявшимся насильником.
– Он…
– Он выживет.
Они снова разговаривали по-английски.
Ленни выживет, как и та, из которой он высосал жизнь.
Линнея?
Неужели…
…та, которую власти, по соглашению с ее родителями, решили объявить мертвой? Девочка, которая ходила в один детский сад с Расмусом и судьба которой так тронула Зофию? Девочка, из-за которой Пит Хоффман и оказался здесь?
Ему захотелось сесть на кровать, приобнять измученного ребенка, которого он видел впервые в жизни, и расспросить обо всем.
Но время для разговоров было явно не самое подходящее.
Пит одолел педофилов, теперь ему предстояла неравная борьба со временем. Он был разоблачен. Не этими, конечно, а… лидером, который узнал обо всем, что здесь произошло, как только добрался до монитора, подключенного к спрятанным в комнате камерам.
И теперь все улики будут уничтожены, все сообщники предупреждены.
– Оставайтесь в этой комнате.
Он снова обратился к ней по-английски. Девочка молчала, сжав губы.
Нет. Здесь она не останется, пусть даже в ожидании полиции. Пока Пит не перетащит Ленни и Мейера на кухню и не привяжет к перилам лестницы, ведущей на террасу.
Он ринулся вперед, но споткнулся.
Голова закружилась.
– Чем вы меня накачали?
Ленни медленно приходил в себя. Пит пнул его ногой в бок:
– Слышишь ты, ублюдок? Как долго это еще будет действовать?
На шее рыхлого, вероятно, страдавшего одышкой мужчины все еще висела удавка. Поэтому он закашлялся, хватая ртом воздух, когда попытался ответить.
Не разобрав ни слова, Пит еще раз удостоверился, что оба его противника связаны достаточно крепко и ремешки впиваются в тело при малейшей попытке движения. Потом еще раз посмотрел на девочек и поспешил к машине.
Такие маленькие, почти бесплотные.
И так далеко от дома.
Как будто в одном зеркале отражалось другое.
Тяжелые капли скользили вниз, по внутренней стороне стекла.
Эта комната давно перестала дышать. Напряжение, надежды, рвение – все перешло в тепло. Четырнадцать человек – неудивительно, что окна запотели.
Эверт Гренс протер верхнюю половину стекла рукавом рубашки. Снаружи датская столица жила обычной утренней жизнью.
– Все еще ничего?
– Ничего.
Бирте вздохнула, как будто рассчитывала на другой ответ.
– Мы не можем больше ждать, Гренс.
– Я знаю.
– Нужно срочно установить контакт. Мы должны узнать имя лидера.
– Первым контакт устанавливает Хоффман, так мы, кажется, договаривались.
– Но ты говорил, что он лучший.
– Он и есть лучший.
– Так что же он молчит?
Гренсу захотелось взять ее за руку, отвести в сторону, сказать что-нибудь утешительное, но он воздержался. Не хотел подрывать авторитет Бирте как руководителя операции в глазах коллег, съехавшихся сюда из разных уголков земного шара. Поэтому Гренс просто отступил от окна и остановился в нескольких шагах от стола, откуда он, единственный неофициальный участник конференции, мог видеть всех остальных, официальных.
В общей сложности тринадцать человек. Прежде всего Бирте, которая дала название всей операции и убедила полицейские ведомства, до того
