Дуся твердо. — Ей нужно в себя прийти, вымыться, одежду поменять.
Напарник нехотя согласился. Ксюша очень обрадовалась, когда Дуся отдала ей неповрежденные ключи от квартиры. А паспорт в тот день она дома оставила, так что тут проблем не будет. Дуся еще попросила ребят отвезти Ксению домой на полицейской машине, а то в таком виде ни один таксист не посадит.
Автомобиль Юсупова ехал по Разъезжей.
Феликс тоскливо скользил взглядом по сторонам.
Революционный Петроград выглядел как тяжело больной, уже утративший надежду на выздоровление.
Вывески сорваны или разрисованы непристойными рисунками, витрины лавок и ресторанов разбиты, тут и там шныряют жирные обнаглевшие крысы и какие-то похожие на крыс темные подозрительные личности…
Да, несмотря на то что совершили они с Дмитрием, спасти династию не удалось. Болезнь страны оказалась слишком запущенной, и кровопускание не помогло.
Вдруг мотор автомобиля как-то странно застучал, из-под капота повалил черный дым. Шофер выключил зажигание, повернулся к своему единственному пассажиру:
— Ваше сиятельство, извините, какая-то неисправность. Сами знаете, какое сейчас горючее. Сейчас попробую починить. Вы пока обождете?
— Да нет, найду извозчика, поеду домой.
Шофер кивнул, поднял капот и принялся за ремонт.
Юсупов пошел по улице, оглядываясь по сторонам.
Извозчиков не было.
Ну да — они все либо вернулись в родные деревни, либо подались в революционеры…
Вдруг из-за угла вынырнули два человека — злобные небритые физиономии, простреленные, обожженные шинели. Дезертиры, которых сейчас тысячи на улицах города. Мерзкие и опасные создания, хуже бродячих собак!
Юсупов полез в карман, где у него лежал заряженный «браунинг», но один из дезертиров подскочил к нему, приставил к груди нож и злобно прохрипел:
— Только дернись, благородие, — кишки выпущу!
Юсупов отшатнулся, на него пахнуло отвратительной смесью перегара, лука и еще чего-то сладковатого, страшного.
Кажется, так пахнет смерть…
— Брезгуешь, благородие? — прохрипел дезертир.
Ловким движением он вытащил «браунинг» Феликса, сунул к себе в карман. Затем нашарил бумажник, хотел уже отпустить Юсупова, но тут почувствовал на груди что-то твердое. Сунул руку под одежду, сорвал медальон…
Юсупов ощутил боль и горечь.
Он верил, что этот медальон защитит его от всех опасностей страшного времени…
— Оставь мне медальон! — взмолился князь. — Это память… память о любимой женщине!
— А хоть бы о любимой собачке! — глумливо протянул грабитель. — Ни шиша я тебе не оставлю, благородие! Прошло твое время, наше наступило! Было ваше, стало наше! Ни медальона не оставлю, ни жизни! Можешь с ней проститься!
Дезертир замахнулся ножом, метя в горло князя, но в это время его окликнул приятель:
— Оставь его, Шкворень! Патруль идет!
— Ну, твое счастье, благородие! — Дезертир оттолкнул Юсупова и скрылся за углом.
И тут — о чудо! — по брусчатке зацокали копыта, и на улице появился экипаж извозчика.
На следующий день Лебедкин развил бурную деятельность. Он отобрал в отделении несколько сотрудников, отдаленно напоминающих Валерия Маринетти, и попросил их к двум часам дня прийти в комнату для опознания.
Их выстроили в ряд, самого Маринетти поставили вторым слева, и пригласили Ксению Синицыну. Сегодня выглядела она получше: пышные волосы лежали красивой волной, синяк тщательно замаскирован, губы подкрашены.
Ксению ввели в соседнюю комнату, откуда она через одностороннее стекло могла видеть выстроившихся в ряд мужчин. Они ее при этом не видели.
— Гражданка Синицына, посмотрите на этих людей, — официальным тоном произнес Лебедкин. — Узнаете ли вы среди них того человека, который похитил вас и держал в котельной?
Он уже предвкушал торжество.
Однако Ксения внимательно осмотрела всех пятерых и уверенно сказала:
— Здесь его нет.
— Как — нет? — опешил Лебедкин. — Посмотрите хорошенько! Неужели вы никого из них не узнаете?
— Почему же не узнаю? — Ксения удивленно взглянула на капитана. — Второй слева — это Валерий Маринетти, руководитель центра «Остров»… конечно, я его узнаю!
— Но разве это не он держал вас в котельной?
— Конечно, нет! Что вы такое говорите? Если бы это был Маринетти, я бы вам так и сказала!
После неудачного опознания Маринетти привели в кабинет напарников.
— Ну, это… извините… — неохотно пробормотал Лебедкин. — Вы свободны… но все-таки, пока это дело не закрыто, я вас прошу никуда не уезжать из города.
— Да я вроде никуда и не собираюсь! — Маринетти уже хотел выйти из кабинета, но Дуся остановила его.
Она положила на стол перед Валерием фотографии трех женщин, пострадавших по этому делу, и проговорила:
— Пожалуйста, посмотрите на этих женщин. Все они как-то приходили к вам на сеансы, и все они стали жертвами преступника. Ксения Синицына, к счастью, уцелела. Мы пытаемся понять, что все это значит? Может быть, вы нам что-то подскажете?
— Эту помню, это Катя… она долго ходила… — пробормотал Маринетти, это — Ксения — бухгалтер, не имел с ней дела, но видел пару раз… а вот эта…
— Самая первая Кристина Леденцова, я говорила с ее подругой, один раз та ее к вам приводила…
Маринетти внимательно осмотрел фотографии, и в его глазах что-то сверкнуло.
— Ну, о чем вы сейчас подумали? — оживилась Дуся, которая внимательно следила за лицом собеседника.
— Не знаю, имеет ли это какое-то значение… — неуверенно протянул Маринетти.
— Но вы все же скажите, а я уже сама посмотрю, важно это или не важно.
— Дело в том, что все эти женщины отчасти похожи на мою мать. Она была пепельной блондинкой, и такой же разрез глаз, и такой же овал лица… Правда, все они неуловимо похожи на нее. Да вот, вы сейчас сами посмотрите…
Валерий достал свой телефон, пробежал пальцами по экрану и показал Дусе:
— Вот она, посмотрите. Качество, конечно, плохое, но все же можно разглядеть.
Дуся взглянула на экран телефона.
Там был черно-белый снимок — молодая светловолосая женщина в летнем платье смотрит в объектив, улыбаясь, и к ней жмется маленький мальчик, лет пяти.
— Это я рядом с мамой, — смущенно пояснил Маринетти, хотя это и так было ясно.
«Красивая женщина», — подумала Дуся.
А потом она вгляделась в фотографию…
И тут Лебедкин заглянул через ее плечо и буквально перехватил Дусину реплику:
— Платье!
— Да, Валерий. — Дуся повернулась к собеседнику. — Это платье… оно случайно не желтое?
— Очень может быть. — Маринетти пожал плечами. — Честно говоря, я не помню.
— Но цветы на нем — точно ирисы! — Дуся выразительно переглянулась с Лебедкиным.
— Должно быть, — согласился Валерий, — хотя я в цветах не очень разбираюсь.
— А ваша мать, она…
— Она давно умерла, — закончил Маринетти фразу, которая повисла в воздухе. — Точнее, погибла. Это была трагическая история. Они ехали зимой на машине, вместе с моим младшим братом, и мама не
