Лешкина мать появилась на дорожке, воинственная, решительная, всем видом своим подчеркивая негодование, от которого, похоже, досталось и Анастасии Владимировне, потому что она робко остановилась возле смородиновых кустов, не подходя к Сергею и Алене.
— Что ты вытворяешь, Ольга?! — с налету выпалила тетка Валентина Макаровна.
Алена подняла к ней белое, неподвижное лицо.
— О чем это вы, тетя Валя?
— Она не знает о чем! — Тетка Валентина Макаровна всплеснула руками. Сергей невольно напрягся, подумав, что в эту минуту Лешкина мать, чего доброго, может ударить: негодование прямо распирало ее.
— Я не понимаю вас, — сказала Алена.
— Зачем ты терзаешь моего Алексея?! — сорвавшимся голосом взвизгнула тетка Валентина Макаровна.
— Я не терзаю его… — сказала Алена.
— Чего же ты добиваешься?!
— Валентина! — в голос крикнула от смородиновых кустов Анастасия Владимировна и, подбежав к Алене, заторопилась: — Прекрати, Валентина! Прекрати сейчас же! — Хотела схватить Алену за руку. — Уедем, Аленка! Уедем быстренько!
Алена встретила ее окриком, и получилось, что голосили они одновременно:
— Мама, не вмешивайся! Я прошу тебя, не вмешивайся! — Она перекричала мать, и под ее яростным взглядом Анастасия Владимировна, зажимая плачущий рот, отступила назад. — Что вам? — спросила Алена тетку Валентину Макаровну. Оказавшись между двух огней, та бросила взгляд в одну сторону, в другую, но пыла своего не умерила и подступила ближе.
— Чего ты хочешь от парня?!
— От вашего Лешки я ничего не хочу, — деревянным голосом сказала Алена.
— Ему хватит и одной беды! — запричитала тетка Валентина Макаровна. — Какого бога благодарить, что от одной избавился?! А ты к нему со своими бабьими… Ты хочешь его убить?!
— Тетя Валя! — оттолкнувшись от яблони, тоже в голос, чтобы остановить разбушевавшуюся тетку Валентину Макаровну, крикнул Сергей. — Вы не имеете права так! Это не Алена, это я!..
— Не встревай! — оборвала его тетка Валентина Макаровна. — Защитник нашелся! Оба вы хороши! Не успел порадоваться малый, что с того свету убег! Дыхнуть не дают! Я не знаю, что вы там ему намололи! Он что: может, обязан вам?! Может, он вам расписку давал, как жить ему?! Кого в друзья выбирать, с кем миловаться! Давал он вам такую расписку?!
Алена сделала движение, чтобы оттолкнуться от земли, но бросила загнанный взгляд на Сергея и, резко обхватив колени, уткнулась в них подбородком.
— За что вы его тревожите?! — повторила тетка Валентина Макаровна. Сергей не выдержал:
— Это не она, а я виноват во всем! И сейчас расскажу, если вам так хочется!
— Сережка, не смей! — прикрикнула на него Алена. — Ты слышишь? Не смей! Я запрещаю тебе!
Лешкина мать заплакала наконец. Но голосу не убавила:
— Я как родных принимала вас! Я думала: радость Лешке, как оздоровеет! А вы… Чего вы там наталдычили ему?! Чтобы головой об стенку парень! Он тебя, Ольга, как сестру, жалел! А теперича зверем поминает! Вам Галинка его поперек горла стала?!
Сергею жалко было Алену и стыдно за нее. За себя тоже было стыдно — за то, что оказались они в таком идиотски беспомощном, двусмысленном положении. Когда тетка Валентина Макаровна говорила, что принимает их как родных, ни с того ни с сего подумал даже, что до сих пор не отдал ей денег, которые Анастасия Владимировна и его мать определили им на лето…
— Больше, Ольга, не ходи к нему! — Тетка Валентина Макаровна выдохлась, тыльной стороной ладони утерла щеки, запахнула расстегнувшийся джемпер. — Если еще не понимаешь, как детей растить, — хоть взрослых послушай: я запрещаю тебе бывать у Алексея!
Анастасия Владимировна сошла с тропинки, когда Лешкина мать, не размахивая, а как-то передергивая руками, понеслась к дому. Но тетка Валентина Макаровна все же еще и обошла ее по траве.
Если бы Алена не так сжалась в комок — она бы, наверное, закричала теперь. Но секунду или две она еще оставалась без движения, потом резко встала и, ни на кого не поглядев, ушла в беседку.
* * *
Анастасия Владимировна старательно, обеими ладонями утерла лицо и, горестно взглянув на Сергея, неуверенными шажками тоже направилась в беседку. Сергей молча вошел следом.
Крепко уцепившись за дощатую скамейку, Алена сидела в темном углу, настороженная, одинокая. С первого взгляда ее черный костюм и рассыпанные, по плечам волосы не выделялись на фоне густой зеленой стены, и сначала угадывалось лицо, потом глаза, которыми она смотрела сквозь вошедших мать и Сергея.
Анастасия Владимировна осторожно пристроилась неподалеку от входа, через стол от Алены, Сергей сел, как пришлось, — между ними. Подперев голову кулаками, испытующе взглянул на Алену.
— Как же теперь, Оля?.. — дрогнувшим голосом вторично за какие-нибудь полтора часа задала Анастасия Владимировна тот же вопрос.
— Что как? — переспросила Алена. И ответила: — Никаких как, мама.
— Но беда-то какая, Аленка!
— Надо бы хохотать, а ты говоришь: беда, — чужим, ровным голосом сказала Алена.
Сомкнув дрожащие губы, Анастасия Владимировна с трудом подавила всхлип.
— Ни о чем больше не надо, мама, — решительно проговорила Алена. В уголках глаз ее, под ресницами, сверкали холодные зеленые огоньки. Глаза ее редко зеленели, как теперь, — это было всегда неожиданно и тревожно.
Сергей посмотрел на ее кеды. Она спрятала ноги глубже под скамейку. Надо было уехать ей на Черное море, как предлагала Анастасия Владимировна, попижонила бы хоть раз в жизни. Или податься в пионерлагерь: воевала бы с пацанами… Врет: они бы слушались ее. Разве что сама вытворила бы что-нибудь вместе с ними…
— Валентина звонит: с Лешкой беда. А сердце мое чует — с тобой… — жалобно проговорила Анастасия Владимировна.
— Тетя Настя, вы не расстраивайтесь! — вмешался Сергей. — Вы просто многого не знаете! — Он случайно глянул при этом на Алену и встретился с ее воспаленным, презрительным, как ему показалось, взглядом. Осекся. А она точно так же стала глядеть на мать.
Сергею захотелось разозлиться, прикрикнуть на нее…
Анастасия Владимировна сказала:
— Я тебя с малолетства, Ольга, и до сих пор вроде под сердцем ношу… Ни за кого ведь так, а за тебя все ноет вот тут! — Она показала под левой грудью. — Боюсь, не такая ты какая-то… И не будет счастья тебе!
— Почему? — сказала Алена. — Я, мам, счастливая.
— Железная ты! И переломишься когда-нибудь!
— Тетя Настя… — опять вмешался Сергей. — Что там говорил Лешка?.. Вы были, когда он с матерью…
— Ничего я не поняла! — пожаловалась ему Анастасия Владимировна. — Пихнул он сумку Валентинину, опрокинул все, схватился бинты сдирать и… на Олю. Нет, — поправилась она, — на обоих: он все время «они» говорил. «Что им надо, да скажи, чтобы меня не трогали». Ну, и про Аленку… Ничего я не поняла! Выгнал он нас… — Анастасия Владимировна украдкой посмотрела на дочь. — Зачем ты его, Оля?..
— Не трогайте ее, тетя Настя, — вступился за Алену Сергей.
— Да я не трогаю!
― Вот ведь как… — сказала Алена, по-бабьи горемычно подняв брови, что также было неожиданно в ней. Спросила: — Видишь, как бывает, Сережка?.. — И замолчала. В беседке надолго установилась тишина.
Дощатый пол рассохся возле ножки стола, в щели пробились трава и даже какое-то хилое деревцо.
— Уедем, Оля?.. — попросила Анастасия Владимировна.
— Нет, мам, я не поеду. Для меня это важно. Ты не понимаешь.
— Я все понимаю… — сказала Анастасия Владимировна. — Но зачем же все так?
— А что тебе унывать из-за меня? — спросила Алена. — Я уж как-нибудь сама размыкаюсь. — Никогда она так грубо не разговаривала с матерью. — Я останусь, даже если тетя Валя будет гнать меня.
— Что ты! — испугалась Анастасия Владимировна. — Валентина отходчивая, поймет…
Алена презрительно шевельнула бровями и еще крепче стиснула в пальцах шершавую скамейку.
Анастасия Владимировна была унижена вместе с дочерью и, когда собралась пойти выяснить отношения с Лешкиной матерью, умоляюще глянула на Сергея, словно он был бронирован от унижений и на том основании мог защитить Алену.
* * *
Солнечное пятно у входа в беседку ожило, когда Анастасия Владимировна, выходя в сад, тронула юбкой листья хмеля, и заколыхались в воздухе серебристые ворсинки. Потом, когда отшуршали по траве ее легкие шаги, — яркое, с неровными краями пятно у входа опять застыло на некрашеном тесовом полу.
А когда Сергей посмотрел на Алену, ее черный костюм и рассыпанные по плечам волосы опять ненадолго слились с темным фоном живой плотной изгороди за ее спиной. Опять белым пятном увиделось ее лицо, потом глаза. Но теперь они были обращены на него. И тлели в зрачках непонятные зеленые огоньки.
Сергей предложил единственное, что мог:
