– Пожар!
И хотя дыма не было видно, коридор в мгновение ока заполнился людьми. Паника быстро охватила все этажи, раздуваемая самими же жильцами. На лестнице Зоя и Малыш упали на колени, пробираясь между ногами испуганно мечущихся людей.
На улице выскочившие из дома жильцы смешались с милиционерами и офицерами КГБ. Зоя схватила за руку какого-то мужчину, притворившись перепуганной до смерти. Малыш последовал ее примеру, и мужчина, проникнувшись сочувствием, провел детей через кордон официальных лиц, которые сочли их членами обычной семьи. Едва оказавшись на свободе, они отпустили руку мужчины и бросились наутек.
Добравшись до ближайшего канализационного люка, они откатили стальную крышку и юркнули вниз. Спустившись по лестнице, Зоя оторвала полоску ткани от своей блузки и перевязала ею палец Малыша, отчего тот стал толстым и похожим на сосиску. В следующий миг оба согнулись пополам, задыхаясь от смеха.
12 апреля
Утро выдалось чистым и ясным, какого Лев давно не видел: над снежно-белой равниной раскинулось прозрачное голубое небо. Стоя на крыше административного барака, он поднес к глазам обгорелый, измятый старый бинокль, в котором после пожара уцелела только одна линза. Осматривая горизонт, словно пират, который глядит в подзорную трубу с палубы своего парусника, Лев заметил движение на дальнем краю равнины. Там появились грузовики, танки и палатки – временный военный лагерь. Получив предупреждение о случившемся благодаря столбам огня и дыма от двух сгоревших вышек, ставших маяками неповиновения, районная администрация решила создать оперативную базу для подавления восстания. Сейчас в ней находилось не менее пятиста солдат и офицеров. И хотя заключенные превосходили их числом, перевес в вооружении и огневой мощи оставался за военными – узники располагали всего двумя или тремя станковыми пулеметами, несколькими магазинами для них да небольшой коллекцией разнокалиберных винтовок и пистолетов. Лагерь № 57 оказался совершенно беззащитен перед дальнобойными пушками, да и проволочное заграждение никак не могло остановить наступающую бронетехнику. Завершив осмотр, Лев с мрачным видом опустил бинокль и протянул его Лазарю.
На крыше собралась небольшая группа заключенных. После сожжения вышек она стала самым высоким наблюдательным пунктом в лагере. Помимо Лазаря и Льва здесь находились и два других лидера вместе со своими ближайшими помощниками – в общей сложности десять человек. Предводитель воров обратился ко Льву с вопросом:
– Ты был одним из них. Что они намерены делать? Начнут переговоры?
– Да, начнут, но их словам и обещаниям верить нельзя.
Вперед выступил молодой рабочий:
– А как же доклад? Мы ведь живем уже не при Сталине. Наша страна изменилась. Мы сможем обосновать необходимость своего выступления. С нами обращались несправедливо и жестоко. Приговоры многих из нас должны быть пересмотрены. Мы должны получить свободу!
– Доклад, пожалуй, вынудит их начать переговоры. Однако мы слишком далеко от Москвы. Администрация Колымского края, скорее всего, решит разобраться с восстанием своими силами, не поднимая шума и не ставя об этом в известность Москву, чтобы та не вмешалась в происходящее.
– Они собираются убить нас?
– Восстание угрожает их существованию и образу жизни.
С земли донесся крик одного из заключенных:
– Они вызывают нас!
Заключенные заспешили к лестнице, толкаясь и мешая другу. Лев спускался последним. Спешка была ему противопоказана, поскольку любое движение отзывалось острой болью в коленях, раны на которых еще не зажили. Добравшись до нижней ступеньки, он вспотел и тяжело дышал. Остальные уже стояли вокруг радиопередатчика.
Он был единственным средством связи многочисленных лагерей со штаб-квартирой в Магадане. Сейчас на нем работал один из заключенных, обладавший кое-какими познаниями в электротехнике. Надев наушники, он повторял вслух то, что говорили ему по радио:
– Это Абель Презент, начальник регионального управления исполнения наказаний… Он хочет говорить с тем, кто у нас главный.
Молодой лидер без лишних разговоров завладел микрофоном и разразился высокопарной речью:
– Лагерь № 57 находится в руках заключенных! Мы восстали против охранников! Они избивали нас и убивали направо и налево! Мы больше не потерпим…
Лев сказал:
– Обязательно скажите ему, что охранники живы.
Предводитель небрежно отмахнулся, раздувшись от самомнения.
– Мы приветствуем и поддерживаем речь нашего вождя товарища Хрущева. От его имени мы требуем пересмотра приговоров всех заключенных. Мы требуем освобождения невиновных. Мы требуем гуманного обращения с теми, кто виновен. Мы требуем этого от имени отцов нашей революции. Ваши преступления опозорили и очернили их великое дело. Именно мы – продолжатели нашей революции! Мы требуем от вас извинений! И пришлите нам еды, хорошей еды, а не зэковскую пайку!
Не веря своим ушам, Лев лишь покачал головой.
– Если вы хотите, чтобы они убили нас всех, потребуйте икры и проституток. Если же хотите остаться в живых, скажите им, что охранники еще живы.
Молодой лидер сварливо добавил:
– Должен сообщить вам, что мы сохранили охранникам жизнь. Мы содержим их в человеческих условиях и обращаемся с ними намного лучше, чем они обращались с нами. Они останутся в живых до тех пор, пока вы не нападете на нас. А если это случится, мы постараемся, чтобы они умерли все, до последнего!
Голос по радио ответил, и заключенный в наушниках повторил его слова:
– Он требует доказательств того, что они живы. Как только он убедится в этом, то будет готов выслушать наши требования.
Лев придвинулся к Лазарю, решив воззвать к его голосу рассудка:
– Нужно отправить к ним раненых охранников, иначе без медицинской помощи они умрут.
Предводитель воров, злясь на то, что на него никто не обращает внимания, вмешался:
– Мы не должны идти на уступки. Это – признак слабости.
Лев возразил:
– Когда эти охранники умрут от ран, пользы от них уже не будет. А так за них хоть что-нибудь можно получить.
Вор злобно ухмыльнулся:
– А ты, разумеется, тоже хочешь оказаться в грузовике, который увезет их отсюда?
Он в точности угадал намерения Льва, и тому оставалось лишь согласно кивнуть.
Лазарь зашептал что-то Георгию на ухо, и тот с нескрываемым удивлением произнес:
– И я хочу поехать с ним.
Все присутствующие обернулись к Лазарю. А тот продолжал шептать на ухо Георгию:
– Перед смертью я хотел бы повидать жену и сына. Лев отнял их у меня. Он – единственный, кто может вернуть их мне.
* * *
В кузов грузовика погрузили охранников, получивших тяжелые ранения. Их набралось шесть человек, и никто из них не прожил бы и суток без срочной медицинской помощи. Из досок соорудили импровизированные носилки, и Лев помог перенести последнего из них из барака. Но вот наконец их уложили в темном кузове грузовика. Все было готово к отъезду.
Уже повернувшись, чтобы уходить, Лев вдруг заметил на руке у охранника часы. В них, покрытых дешевой позолотой, не было ничего примечательного, за исключением одной детали – они принадлежали Тимуру. Сомнений быть не могло: Лев много раз видел их прежде, да и сам Тимур рассказывал ему о том, как отец подарил ему эти часы, уверяя, что они – фамильное наследство, хотя на самом деле часы были дешевой штамповкой. Присев на корточки, Лев провел кончиком пальца по треснувшему стеклу, а потом взглянул на раненого офицера. Тот занервничал, и в глазах его появилось беспокойство. Дело явно было нечисто. Лев поинтересовался:
– Ты взял их у моего друга?
Офицер ничего не ответил.
– Они принадлежали моему другу.
Лев почувствовал, как его охватывает гнев.
– Это были его часы!
Офицер вздрогнул. Лев постучал по циферблату пальцем и добавил:
– Я возьму их себе.
Лев стал расстегивать ремешок и при этом уперся коленом в раненую и окровавленную грудь охранника, надавив на нее изо всех сил:
– Видишь ли… это – фамильная ценность… Теперь они принадлежат жене Тимура… и его сыновьям… двум сыновьям… двум замечательным сыновьям… двум чудесным мальчишкам… Они принадлежат им, потому что ты убил их отца… Ты убил моего друга…
У офицера изо рта и носа потекла кровь, и ослабевшими руками он бессильно вцепился в ногу Льва, пытаясь оттолкнуть ее. Но Лев продолжал давить на раненую грудь. От боли в изувеченном колене на глаза у него навернулись слезы. Он плакал не по Тимуру. Это были слезы ярости, слезы ненависти и мести, и, охваченный этими чувствами, он давил все сильнее, пока не понял, что брючина его насквозь промокла от крови.
Ремешок расстегнулся, Лев снял часы с обмякшего запястья охранника и сунул их в карман. Оставшиеся в кузове грузовика пять человек с ужасом смотрели на него. Подойдя к заднему борту, он окликнул заключенных, стоявших поблизости:
