Федя любил гостей. В прошлый раз Сахаров, как Колобок, едва ушел от него, спасаясь от лавины из возгласов, вскриков и хохота. Тогда еще Менро пробовал накормить его борщом собственного изготовления, однако от борща так воняло рыбой, что Оникс не смог есть; пирог с мясом, испеченный тоже Федей, был неплох, но хозяин впихивал в гостя кусок за куском, пока тот не подавился и, рассерженный, не удалился в туалет.
В этот раз оперативник подготовился к встрече. Довольно своеобразно подготовился, если учитывать род его деятельности. Зашел в магазин и купил бутылку водки, к ней триста граммов колбасы и два помидора. Дело в том, что от других актеров он узнал об одной особенности Менро: тот становился более спокойным, когда выпивал. Сахаров, правда, не знал, пьет ли Федя с утра, но решил рискнуть.
Федя с утра пил. Водке и колбасе он очень обрадовался, от помидоров отказался в пользу Оникса — на них у него была аллергия.
Быстро разлили, выпили по первой молча, закусили, вздохнули.
— Вы мне очень нравитесь, — сказал Менро, доверительно положив руку на колено оперативника. — Я даже хочу, чтоб ваше расследование длилось подольше. Тогда мы с вами будем часто видеться.
Сахаров был неприятно поражен. Убрав колено под стол, он с подозрением покосился на Федю. Тот понял его взгляд, широко раскрыл глаза, охнул, всплеснул руками и расхохотался.
— Я не в том смысле, Оникс Владимирович! — закричал он. — Я в смысле дружбы и взаимопонимания! Ну кто еще, кроме вас, мог бы додуматься притащить мне с утра бутылку? Разве что Миша да, может, Денис... И вообще: я обожаю детективы. Я всегда мечтал познакомиться с настоящим следователем!
— Я не следователь, — буркнул Сахаров.
— Все равно! Для меня вы — лучше, чем какой-то там неизвестный следователь!
— Спасибо. Давайте по второй.
— Давайте.
Снова выпили, снова закусили и снова вздохнули. Теперь уже более протяжно.
— Я, — сказал Федя интимным тоном штрейкбрехера, — расскажу вам все, что знаю. Беда в том лишь, что я ничего не знаю.
— И кто девушку изнасиловал восемь лет назад, тоже не знаете?
Сахаров не хотел, но получилось так, что произнес он эту фразу тоном ехидным, недоверчивым. Менро оторопел, захлопал длинными густыми черными ресницами.
— Сандалов? — неуверенно предположил он. — Или Пульс?
И тут же покраснел, отвернулся к окну.
— Ладно вам, — проворчал оперативник. — Валите все друг на друга. Не хотите говорить — не надо.
— По третьей? — предложил Менро, не поворачивая головы.
— Пейте. А мне хватит. Дел сегодня много.
Менро налил себе и выпил. Щеки его стали ярко-багровыми, черные глаза повлажнели.
— Я ей предлагал... — внезапно сказал он, — узы брака. Она отказалась.
— Кто? — не понял Сахаров.
— Инна. Та девушка...
— Благородно! — Оперативник с уважением посмотрел на свидетеля.
— Не особенно.
— Почему же?
— Потому что это я... Это я тогда... Сам не понимаю, как так получилось. Сидели, пили, потом я свалился под стол, меня кто-то поднял... Я пошел куда-то, очутился в темной комнате, с кровати доносился храп... Я лег. Страшно вдруг стало — ночь за окном, тьма. Я прижался боком к... к тому, кто лежал рядом со мной, и наткнулся на... ну, женский атрибут... Дальше ничего не помню, кроме того, что упал с кровати и треснулся головой об пол. Протрезвел немного, встал и пошел в туалет. Там и уснул. А проснулся только утром, когда она стала обвинять всех...
Оникс подумал, взял бутылку и налил себе полную рюмку.
— А чего ж вы не признались, Федя, когда у ваших друзей по этому поводу конфликт произошел?
— Это когда Штокман с Сандаловым дрался, а потом с Денисом?
— Да.
— Не смог. Если признаваться — так сразу. А чем дольше тянешь, тем больше совесть мучает. Но я сказал об этом Мише. Долго не решался, а потом все же сказал...
— И что же Миша?
— Предложил поговорить с Денисом и Штокманом. Я отказался. Он не стал настаивать... Вы меня арестуете?
Вот уж тем старым делом Сахаров никак не хотел заниматься. Он ограничился тем, что сморщил нос, выражая таким образом свое неодобрение поступку Менро.
— Я виноват, сам знаю. Меня, конечно, не извиняет то, что я был тогда очень молод... Но я никогда больше так не делал, честное слово.
Федя пригладил ладонью свои черные кудри. Покаявшись, он явно почувствовал себя лучше. За это надо было выпить. Он и выпил. Затем забрал с тарелки колбасу, деликатно оставив один кусочек гостю, и съел ее. Ему стало совсем хорошо. Потянуло на откровения:
— Я плохой актер, Оникс Владимирович. Не первый год уже подумываю сменить профессию. У нас один парень в бизнес подался — доволен страшно. Я встречал его недавно. На новой иномарке ездит, мобильный телефон имеет, квартиру в центре покупать собирается... Хвастался, что на следующий год дочку то ли в Кембридж, то ли в Оксфорд отправляет... Зашли в бар, водки тяпнули, он вдруг и давай жаловаться. Скучно, мол, отношения, мол, акульи... А потом вызвал по мобильному такси и уехал. А я к метро пошел... Мне тут приятель место в фирме предлагал... Хорошее место. Денег много. Но я пока не решаюсь. Вон Михалев зовет в картину по Кукушкинсу. Роль маленькая, зато интересная. И Вадя Жеватович на днях намекал на какой-то потрясающий сценарий, где главный герой словно для меня написан. А Валериани в Африке снимать собирается. Отличный эпизод, говорит, есть, как раз на твой типаж. Негр и новый русский оказываются близнецами. Уже и негра, на меня похожего, нашли...
— Зачем же вам менять профессию при таких обстоятельствах?
— Да, вроде бы все складывается нормально... А никто не хвалит меня, понимаете? Сыграю роль — и никто не хвалит. Одна Мадам только. Вот старушенция! Ум, воля, воспитание...
— Вы часто у нее бываете?
— Редко. Я ее утомляю. Я очень шумный.
— Вы знаете Леопольда Богоявленского?
— Погодите-ка... Что-то такое слышал. Но где? Не помню. А кто он такой?
— Не важно.
Сахаров хотел еще спросить про Кукушкинса, но в этот момент раздался резкий короткий звонок в дверь. Менро с удивлением поглядел на оперативника, как будто это он пригласил гостей к нему, и пошел в коридор.
***
В квартиру ввалился пьяненький Пульс. Он визгливо хихикал и размахивал бутылкой, в которой водки оставалось меньше половины.
Менро отобрал бутылку и повел Пульса на кухню. Для него он тоже сбегал в комнату за стулом — он считал, что его гости должны сидеть на красивых старинных стульях, а не на простых кухонных табуретках.
В ожидании сиденья Пульс попытался пристроиться на колени Сахарова, но оперативник с негодованием его прогнал. Тогда незваный гость занял табурет хозяина, с которого тоже был сброшен через полминуты.
Сунув под Пульса стул, Менро достал третью рюмку и сел.
— За встречу! — объявил он без особой радости в голосе.
Выпили, закусили помидорами. Менро съел оставшийся кусок колбасы.
— Как жизнь, Лев Иванович? — осведомился Оникс.
— Хуже некуда, — ответил Пульс и засмеялся.
Он вряд ли знал уже о гибели Вероники Жемалдиновой, если сам не убил ее. Тем не менее настроение его действительно было ужасным. Это было видно с первого взгляда по его скорбному лицу и тоскливым по-собачьи глазам.
— Жена выгнала? — со знанием дела поинтересовался Менро.
— Выгнала... А вечером будет названивать всем, спрашивать, не видали ли ее драгоценного муженька... А драгоценный муженек — вот он, сидит с друзьями, водку пьет. Ха-ха. Смейся, паяц.
Менро вздохнул и налил одному Пульсу.
— Спасибо, — вежливо поблагодарил Лев Иванович, поднес рюмку к носу, понюхал, зажмурился и выпил.
Закусить уже было нечем. Менро достал хлеб, отломил корку, протянул ее гостюшке дорогому. Гостюшка хлеб сожрал и сам отломил себе еще.
— Эх, жизнь — копейка, — продолжил Пульс философские размышления. — Живешь — и не знаешь зачем. Вот ты, Федя, зачем живешь? В чем твой лично смысл жизни?
— В самой жизни, — умно ответил Федя.
— Годится. А как насчет пользы обществу? Ты приносишь пользу обществу? Актер ты неважный, прямо скажем, плохой. Хобби у тебя не имеется. Семьи тоже. Тебе уж тридцать, а ты еще родине ни одного ребенка не подарил.
— Ты тоже не подарил, — обиделся Менро.
— Подарю еще... — пообещал Пульс. — Мне одна тут сказала, что хочет родить от меня. Я согласился.
— Кто это вам сказал? — вступил в разговор Сахаров. — Жемалдинова?
— Нет, что вы. Она старая уже.
— А кто тогда?
Пульс сделал вид, что не расслышал вопроса.
— Федюнчик, налей еще по рюмашке. Товарищ оперативник хочет выпить.
— Я не хочу, — отказался Сахаров. — Сами пейте. А у меня сегодня работы много.
Выпив, Менро поставил рюмку на стол и грозно уставился на Пульса жгучими черными глазами.
— Говоришь, я актер плохой?
