– Мы принимаем это с полной серьезностью.
– Только теперь, когда новые потери уже не спишешь на переливание крови.
– О чем речь? – удивился лейтенант.
– Возьмите тот стул.
Когда Грегсон сел, Ватсон вкратце рассказал о смерти Хорнби и Шипоботтома, о том, как едва не погиб де Гриффон.
– Понятно, – протянул следователь, который явно слышал об этом впервые.
– Так вот, предположи я, что среди общей бойни кто-то тратит время на то, чтобы убивать своих, меня бы и слушать не стали. Насколько я понимаю, военная полиция больше занимается самострелами, дезертирством и регулировкой движения, чем уголовными преступлениями.
– Это все конная, – обиделся Грегсон. – А нас, двадцать человек, перевели в 1915 году из Скотланд-Ярда…
– Вы из Ярда?
– Да, сэр.
Теперь Ватсон совсем запутался:
– Я знавал одного Тобиаса Грегсона из Скотланд-Ярда.
– Знаю, сэр, он мне о вас рассказывал. Мой отец.
– Правда? – От напоминания о прошлом в груди у Ватсона потеплело. – Холмс всегда считал его лучшим из них.
Грегсон кивнул и заметил, блеснув глазами:
– И еще он говорил, что это не слишком высокая оценка.
Ватсон, узнав фразу собственного авторства, чуть смутился.
– Чепуха. Он всегда нам нравился. Как он поживает?
– Скончался до войны.
– Печальное известие.
– Да. Хотя в каком-то смысле так лучше для него. Он бы возненавидел… – Грегсон обвел блокнотом палатку, – все это. Что называется: «благородное самопожертвование». Он бы и меня не хотел здесь видеть. Но я должен вернуться к делу.
– Для начала назовите имя рядового, застреленного капитаном де Гриффоном.
Лейтенант полистал страницы блокнота:
– Он был сержант. Сержант Платт.
– Платт? – чуть не выкрикнул Ватсон.
– Вы, как я вижу, знакомы?
– Да, он помогал мне заседлать беднягу Локи. Лошадь, которую пришлось пристрелить. Чего ради?..
– Мы полагаем, что он убил сержанта Шипоботтома, чтобы занять его место. Ради повышения.
– Ради повышения? А де Гриффона, который его повысил, за что?
– Возможно, он боялся, что капитан передумает. Или раскроет убийство. К тому же он получил у де Гриффона письменное обязательство дать ему после окончания военных действий место обходчика на фабрике. Это, как все говорят, что-то вроде начальника.
– Начальника над станками, – выразительно хмыкнул Ватсон.
– Так вот, я не сомневаюсь, что после смерти капитана его родные сочли бы делом чести исполнить обязательство.
Ватсон не ощущал волнения, какое у него обычно предвещало разгадку тайны. Скорее ему слышалось бульканье замутившейся воды.
– А меня? Меня зачем он хотел убить?
– Возможно, вы подобрались близко к истине.
Вот уж нет. Ничего подобного.
– Не к этой истине, лейтенант. Этой версии у меня и в мыслях не было.
Принесли чай. Ватсон обрадовался предлогу отвлечься. Он не находил смысла во всем этом деле. Ни строгой линии, ни изящества, ни точного истолкования ряда событий. Все это он видел не раз – золотой нитью, пронизывающей гордиев узел ошибочных и тупиковых версий. Но не здесь.
– Вы говорили с де Гриффоном?
– Да. В нем что-то надломилось, сэр, – заметил Грегсон.
– После убийства Платта. Оно и понятно.
Лейтенант шевельнул бровью.
– Мне кажется, после убийства лошади, сэр.
– Ах, вот оно что… конечно, – кивнул Ватсон. – А военная полиция намерена что-то предпринимать против де Гриффона? За убийство солдата, а не лошади.
Впрочем, в британской армии никогда не знаешь наверняка. Иной раз по мертвому пони прольют больше слез, чем над тысячей убитых людей.
Грегсон покачал головой.
– Хороших офицеров не хватает. Он стрелял, обороняясь. И спасая вас. Мы полагаем, что сержант Платт был не в своем уме.
Ватсон взял со столика и протянул лейтенанту телеграмму:
– Прочтите.
– Сахара? – спросила мисс Пиппери.
– Два куска, пожалуйста, – отозвался Грегсон, читая. – Не понял…
– Это от моего друга Анвара из Египта. Он врач, помогал мне в опытах с переливанием. Я просил его заняться смертью одного капитана. Левертона. Тот умер в Египте после моего отъезда.
– Цианоз, – вслух прочел лейтенант.
– Синеватый оттенок кожи.
– Благодарю. Ужасная усмешка… Спазм конечностей…
– И?
– И римская цифра, вырезанная на плече. После смерти.
– Какая цифра? – подстегнул его Ватсон.
– Цифра два.
– Два. Что наводит на мысль, что капитан стал второй жертвой. Если убийца – Платт, он начал увлекаться этим еще в Египте. Если не раньше. Мы пока не знаем, кто стал номером первым. Каким мотивом вы все это объясните? Повышение до сержантского звания и обещанное место на фабрике не подходят.
– А вы не догадываетесь, кто мог быть первым?
– Нет. И до сих пор нет уверенности, что Хорнби – третий.
– А относительно метки на теле Шипоботтома вы не могли ошибиться?
– Я много в чем могу ошибаться. Но уверен, что на нем была цифра четыре, а не случайные царапины.
– А капитан де Гриффон… несостоявшаяся жертва?
– Ему предстояло стать пятым, с римским «V». Но не забывайте, Шипоботтома отметили после смерти. Отравитель, вероятно, рассчитывал и де Гриффона пометить, когда яд сделает свое дело.
– Понятно, – задумчиво протянул Грегсон. – Не значит ли это, что убийца среди тех, кто имел доступ к телу?
– Например?
– Врачи, сестры…
– Санитары, носильщики, могильщики… – продолжил Ватсон. И вспомнил: где-то сейчас Бриндл? – Возможно. Мы не слишком усердно сторожим своих покойников.
– Благодарю, – обратился полицейский к мисс Пиппери, когда та подала ему чай, и, попробовав, похвалил: – Превосходно.
– Сэр, не хотелось бы вас прерывать, но у нас тут есть некая миссис Грегори. Или была до недавнего времени, – сказала мисс Пиппери.
– Я ее опросил. В Байоле.
Мисс Пиппери бросила взгляд на Ватсона. Щеки ее алели от смущения.
– Мы думали, не родственница ли она. Вам.
– «Мы» думали? – мягко упрекнул ее Ватсон. – Боюсь, мисс Пиппери, это не подходящая…
– Вполне подходящая, – успокоил Грегсон. – Но нет, строго говоря, не родственница.
– О, – закивала мисс Пиппери. – Тогда не буду больше вам мешать.
Между тем Ватсон подметил уклончивость ответа.
– Строго говоря? Кто же она вам?
Полицейский с трудом сглотнул и заерзал на складном стуле.
– Жена. Если совсем начистоту – бывшая жена. Мы несколько лет как развелись.
Глаза у мисс Пиппери стали как блюдца, ладонь взлетела ко рту, сдерживая вскрик.
– А мне она говорила…
Грегсон подождал и не дождался конца фразы. Выговорить: «Развелись? С Джордж?!» – мисс Пиппери не сумела.
– Да, с Джорджиной. Боюсь, что так, – подтвердил лейтенант.
Развернувшись, мисс Пиппери выбежала из палатки, оставив за собой слабое эхо рыданий.
– Развод – непростая тема, – заметил Ватсон. – Миссис Грегсон и мне говорила, что она вдова.
Как там она сказала? «Как я заметила, никто особо не озабочен честью пожилых вдов». Он, естественно, решил, что она намекает на себя. И не стал уточнять, чтобы не бередить старые раны.
– Я ее не виню. – Грегсон пригладил волосы ладонью. – Это и в наше время клеймо. – Он покосился на дверь, за которой скрылась мисс Пиппери. – Кажется, это известие выбило из колеи вашу помощницу.
– Мисс Пиппери – католичка. Насколько я могу судить по ее кресту, – объяснил Ватсон. – Она, может быть, в чем-то и современна, только не в вопросе развода.
– Я этого не хотел, майор. Мне не оставили выбора. Джорджина очень упряма.
– Ее упрямство спасло мне жизнь. Если бы она не подвезла де Гриффона на ферму, где он собирался забрать Лорда Локи…
– Вот именно… – Лейтенант помолчал. – Джорджина стала суфражисткой в конце 1906-го, может быть в 1907 году. Я как раз начинал карьеру в Скотланд-Ярде. Я виню только себя. Не мог уделять ей больше внимания. Служба полицейского отнимает столько времени… и вот ее настигли неприятности. Она не понимала, насколько это сложно для меня. Ее то и дело задерживали, обвиняли в гражданском неповиновении и прочем. А потом этот суд. Он стал последней соломинкой. Мне напрямик сказали, что я должен отмежеваться от нее, если хочу остаться в полиции. Что я и сделал.
– Суд?
– В Олд-Бейли. Вы, возможно, помните. Покушение в Саттон Кортни.
Фраза отозвалась в памяти зловещим эхом, хотя Ватсон в то время был так оглушен гибелью Эмили, что почти не заглядывал в газеты. Это походило скорее на ощущение, чем на отчетливое воспоминание – так, мурашки по коже.
– За что же ее судили? – спросил Ватсон, с ужасом предчувствуя ответ.
– За покушение на убийство.
– Кого?
– Премьер-министра.
59
«Пэлл-Мэлл газетт»
Покушение в Саттон Кортни, вердикт
В центральном уголовном суде перед судьей Бэнксом и присяжными вчера предстала миссис Джорджина Грегсон, тридцати лет, обвиняемая в том, что подожгла летний павильон (с помощью изготовленной для этой цели зажигательной бомбы, иначе – «бомбы Орсини») на причале Саттон Кортни, будучи осведомлена о том, что премьер-министр, достопочтенный Г. Г. Асквит, находился внутри. На этом основании подсудимая обвиняется в покушении на убийство. От обвинения выступали мистер Бодкин и мистер Тарвел Хэмфри; защиту представляли мистер Лэнгдон (королевский адвокат) и мистер Э. Д. Мюир. Несмотря на положительные характеристики, представленные свидетелями: миссис Картер-Тэйт и супругом миссис Грегсон, инспектором Тобиасом Грегсоном, служащим уголовного отдела Скотланд-Ярда, – миссис Грегсон была признана виновной. Судья Бэнкс в заключительном слове подчеркнул, что «еще недавно представлялось немыслимым, чтобы образованная, благовоспитанная женщина могла совершить подобное преступление. Еще недавно ему пришлось бы просить жюри оправдать ее на том основании, что обвинение невероятно. Но, к сожалению, женщины как класс лишили себя презумпции такого рода. Следовательно, невозможно подходить к подобным делам с той позиции, с какой они рассматривались еще несколько лет назад. Обвиняемой представлялась возможность дать объяснения, но она ее отвергла, а просьба защиты признать ее невиновной, при том, что на ее платье и в ее доме были обнаружены следы гремучей ртути, были справедливо отвергнуты присяжными». Далее судья назвал алиби обвиняемой в ночь поджога «смехотворно зыбким» и похвалил анонимного осведомителя, который «навел» на нее полицию, назвав миссис Грегсон в числе злоумышленников. Затем обвиняемая зачитала длинное заявление, в котором отрицала юрисдикцию жюри на том основании, что среди присяжных нет женщин. Судья: «Я выслушал все, что вы имели сказать, и мой долг теперь – вынести вам приговор. Я не имею намерения поучать вас, однако на ваше заявление должен ответить одно, и только одно: из него следует, что вы не представляете последствий вашей деятельности. Вы не сознаете, какой вред, несправедливость и разрушения несут подобные действия всем классам общества – не только богатым, но и беднякам, борющимся за выживание; не только мужчинам, но и женщинам. Вы говорите о законах, составленных мужчинами, как будто только эти законы управляют поступками людей. Но вы должны были слышать об ином законе, который гласит: „Поступай с другими так, как хочешь, чтобы они поступали с тобой“. Вот закон, который вы нарушаете». Судья добавил также, что ее нежелание выдать сообщников будет зачтено против нее. Миссис Грегсон была приговорена к десяти годам каторжных работ. Она немедленно объявила, что начинает голодовку.
