– Жизнь бывает такой запутанной. Мужья и жены разводятся, друзья становятся врагами, любовь остывает. Но мы пытаемся снова и снова. Вам больно, потому что миссис Грегсон вам лгала. Мне тоже. Вы чувствуете себя обманутой, преданной. Отстраните на время эти чувства. Расскажите мне о миссис Грегсон.
Миссис Пипери, достав крестик из-за ворота, все трогала его пальцами.
– Ну дайте подумать…
– Уберите крест. Не о разведенной женщине. О той миссис Грегсон, которую вы любите.
– Люблю? – повторила она, словно впервые услышала это слово.
– Разве не любите?
– Я… – Она сжала крест в кулаке и спрятала его под платье. – Люблю за то, что ее ничем не проймешь. Что она всегда готова попробовать новое. Что ее не запугаешь авторитетами. Что она меня защищает.
– Вам приятно, что вы можете назвать ее подругой. Что она выбрала подругой вас, – подсказал он, вспомнив, что говорил ему Грегсон о своем отце. – Верно?
Мисс Пиппери кивнула, вдруг почувствовав себя глупой и обнаженной перед этим мужчиной.
– Верно. Мне такой, как она, никогда не быть, но она научила меня ценить себя, какая я есть. И какой могла бы стать. Но откуда вы знаете?..
– Просто знаю. Будем считать, стариковская мудрость. Только не высчитывайте, сколько мне лет. А теперь идите. Напишите подруге новое письмо. Напишите, что подумали и поняли, что это ничего не меняет.
Уже выбегая из палатки, волонтерка улыбнулась ему.
– Спасибо вам, доктор Ватсон.
«Майор», – поправил он про себя. Хотя ему приято было услышать старое уважительное: «доктор». Это звучало надежно. Как в старые времена.
Он снова сомкнул веки и уже соскальзывал в сон, когда наплывающую уютную темноту разорвал свист падающей бомбы.
61
Уинстон Черчилль не спал сутки. Не выспались и стоявшие перед ним шестеро, хотя держались они на удивление прямо, учитывая, как должны были вымотаться. Одетые в темное, с вычерненными лицами, только круги под глазами они получили от природы – или от усталости. Строй стоял на опушке леса Плаг-стрит, где двенадцать часов шли изнурительные маневры.
Черчилль прохаживался перед строем, топча липкую пленку грязи, покрывшую поле. «Скоро пойдет дождь, – думал он. – Эти люди заслужили горячее питье, теплую еду и добрый крепкий бренди. Надо короче».
– Мои поздравления, джентльмены. – Голос его хрипел больше обычного. – Вы заслужили восхищение своих офицеров. И скоро завоюете признательность целой нации.
Полковник прокашлялся.
– У нас разное происхождение… – Об этом можно было и промолчать. Он происходил из слоя, невероятно избалованного привилегиями, а эти люди в большинстве – немытое отродье работяг или деревенские дикари. – И род войск у нас разный, как вы сразу заметили.
Кто-то фыркнул. Черчилль в первый день после прибытия хотел провести учения, но никто не понимал загадочных кавалерийских команд, применявшихся в Южной Африке. После того фиаско полковнику не сразу удалось завоевать их доверие, но сейчас он в нем не сомневался.
– Тем не менее все мы в одной лодке. Перед нами враг, который знает о нас больше, чем мы о нем. Это надо исправить. Наше дело…
Он оглянулся на свою свиту. Двое молодых адъютантов заспешили к нему по кочкам, волоча на веревочных ручках большой деревянный ящик.
– Наша задача, – продолжал Черчилль, – качнуть весы в обратную сторону. Захватить как можно больше врагов и доставить их для допроса нашим лучшим умам. И выполоть всех шпионов в округе. Займитесь этим со всем усердием… – Он перевел дыхание. Пора прибавить громкости. – Каждый из нас терял друзей и товарищей. Я потерял двоих офицеров из пяти. Но сейчас важнее смотреть вперед. Не оглядываться в прошлое. Укрепить сердца и дух всей энергией юности. Приложить все силы и сделать все возможное в ближайшие недели. Времена нынче тяжелые – трудные времена, мукам Британской империи не видно конца. – Он перешел на бульдожий рык: – Но мощь Британии несокрушима! Она победит! Мы – авангард союзных войск, и мы двинемся вперед как один человек.
Он с немалым удовольствием отметил, что шестеро, слушая его, подтянулись больше прежнего. Его начальник, генерал-майор Ферс, упрекал Черчилля в мягкости обращения. С тех пор как тот принял командование, не было ни жестоких «полевых наказаний», ни казней. Однако полковник считал, что воодушевлять людей можно не только строгостью. Личный пример действует лучше.
Молоденький адъютант, оскорбленный ролью носильщика при рядовых, почти уронил ящик рядом с Черчиллем.
– Сэр!
Тот оглянулся на юнцов. Еще до его приезда, под Лоосом, батальон понес страшные потери. Две трети офицеров здесь были новичками. Шотландские мальчики из хороших семей – часто едва дотягивавшие до положенного роста – и далеко не такие воинственные, как их легендарные земляки. Уильям Уоллес не знал бы, что с ними делать. Задачей Черчилля было превратить их в бойцов.
– Поднимите крышку.
При помощи карманных ножей адъютанты оторвали верхнюю планку и заглянули внутрь.
– Отойдите назад, джентльмены, – посоветовал им Черчилль. – Это не для таких, как вы.
Запустив руку внутрь, он извлек футовую палку из тяжелого твердого дерева.
– Дубинка бобби, – пояснил он, бросив ее на землю. – Подозреваю, что полиция пользуется такими издавна. – Следом он достал дубинку покороче, с утолщением на конце. – Лучший образчик из Скотланд-Ярда. – Черчилль отбросил и ее. – А вот «латхи», для драки на палках. Для нас легковата. А это из джунглей. – Он держал в руках уплощенную, как весло, палку. – Бирма, кажется.
Он сделал шаг назад.
– Джентльмены, я попросил друзей и знакомых в министерстве собрать все, что может пригодиться в ближнем бою. Любые сувениры, которые могли бы подойти для наших целей.
Еще он просил прислать приличной говядины, шампанского и риохи, но об этом упоминать не собирался.
– Здесь найдутся и топорики, и кастеты. Уверен, каждый подберет что-то себе по вкусу. Прошу!
Черчилль подобрал с земли короткую полицейскую дубинку. Выщербленную, узловатую – ей довелось немало поработать на своем веку. Рукоять удобно легла в ладонь.
– Я выбрал, – заявил он шестерым, перебиравшим оружие, и со свистом нанес удар в пустоту, словно оглушал застигнутого врасплох фрица.
– Вы-то с нами не собираетесь? – удивился субалтерн – пухлощекий паренек лет девятнадцати. – В рейд?
Черчилль нацелил на него толстый конец дубинки и прищурил глаз.
– Ни слова, парень! Никому. И особенно – чтоб не дошло до генерал-майора Ферса. Если прознает Клемми, виноваты будете вы, и висеть вам тогда на этом дереве.
Паренек так перепугался, что Черчилль расхохотался вслух.
– Сэр… Полковник…
Капрал из штаба запыхался после бега по липкой земле.
– Да, что такое?
Хорошее настроение Черчилля продержалось недолго.
– Телефонограмма, сэр.
Звонить могли из главной штаб-квартиры в Сент-Омере по поводу надвигающейся инспекции Хейга, под которую угодил и батальон Черчилля. Хейг, ожидая повышения, напоследок объезжал войска. Черчилль не придавал особого значения этому визиту. Хейг принял его во Франции любезно, но не более того, поскольку полковник, по общему мнению, принадлежал к партии сэра Джона Френча, чья звезда быстро катилась с небосклона.
– Кто звонил?
Капрал заглянул в записку.
– Мне было велено сказать, что звонит мистер Шерлок Холмс, сэр.
62
Поспешно набросив халат поверх пижамы, Ватсон выбежал наружу, в смятение и грохот. Над ним металась стая германских бипланов – на нижней стороне плоскостей четко выделялись черные кресты. Они разворачивались и ныряли, как пчелы у летка Холмсовых ульев. Метили, несомненно, в парк грузовых машин к востоку от госпиталя, и оттуда уже поднимался маслянистый дым – толстые столбы сливались в круглое черное облако. Казалось, по земле шагает гигантское членистоногое, созданное воображением Г. Уэллса.
Вокруг хлопали выстрелы. Дверь деревянного домика, где хранилось оружие раненых солдат, сорвали с петель. По-видимому, все ходячие раненые расхватали винтовки и теперь целили в «Альбатросы». Частота выстрелов напомнила Ватсону, что при первых столкновениях во Франции немцы принимали винтовочный огонь британцев за пулеметный. Над линией крон виднелись верхние окна монастырского здания – тоже распахнутые. Люди, высовываясь из окон, бесполезно, но героически палили в небо из револьверов. Кое-кто выбрался на шиферную крышу и тоже стрелял вверх.
Ватсона охватила гордость за этих людей: разбросанные по госпиталю, в бинтах, на костылях, едва встававшие с постели, они решительно не желали позволить разбойникам хозяйничать на своей территории.
У него на глазах один из агрессоров запнулся в полете и начал снижаться. Ватсон хрипло завопил от восторга.
