А тут вдруг и конец той самой палки-трубы у меня под носом замелькал. Трубой она оказалась железной. Только сбоку к ней, ближе к руке державшего ее человека, что-то круглое прикручено. Нет, ну смех, да и только! Хохочу, заливаюсь, чуть ли не в конвульсиях уже от смеха бьюсь. А мне тем временем руки к подлокотникам зачем-то прикручивают. Щекотно и смешно одновременно. А потом на колени мне блюдце водружают, и чья-то рука что-то капает в него из крохотного пузырька. Неужто наодеколонить меня решили? Раскрываю рот, чтобы снова заржать от всей души, однако в этот момент меня обволакивает терпкая эфирная субстанция, и рот мой поневоле захлопывается, так и не издав ни смешка…
Словно после долгого сна открываю глаза. Где я, мать честная?! Мрак сплошной и запахи помойные. Бр-р-р! И почему я, черт побери, связан?! Дергаюсь, кручусь, от пут освободиться пытаюсь.
– Ладно, пошли разговеемся, – говорит кто-то в темноте, – а он пока пусть малость очухается… Только дров в топку подбросьте, братья, чтоб отсюда всякую гадость вытянуло…
Слышу звук забрасываемого в печь дерева, потом – звук удаляющихся шагов. Трещит огонь, тьма вокруг плывет и кружится… Меня вдруг начинает сильно мутить. Рот наполняется едкой жидкостью, и я едва успеваю отвернуть голову в сторону, однако противная бурлящая струя все равно обильно орошает мою обмотанную веревками левую руку. Голова раскалывается, горло щиплет от рвотной массы, ощущаю себя попавшим в КПЗ бомжем. От буйного недавнего веселья не осталось и следа. Мозги отказываются работать напрочь…
Сижу, затравленно вглядываясь в темноту. Различаю наконец тщедушный лучик льющегося сверху рассеянного света, а на полу – желтоватые отблески полыхающего в раскрытом горне печи пламени. В пятачке света рассмотрел постепенно пару пыльных щепок, кусок изогнутой железной проволоки, осколки стеклянной тарелки. Последние меня неожиданно заинтересовали: мелькнула мысль любым способом до этих осколков дотянуться. Ноги, по счастью, оказались не связанными, и я начал извиваться на стуле всем телом, пытаясь придвинуться к вожделенной разбитой тарелке как можно ближе. Увы, профессиональным циркачом я не был и должной растяжкой не обладал, однако почувствовал вскоре, что левая рука во время моих телодвижений скользит в путах не в пример лучше, нежели правая. Видимо, излившееся из желудка кислотное содержимое существенно смягчило джутовую веревку.
Обрадовавшись этому открытию, я принялся энергично вращать левое предплечье во все стороны и в итоге освободил сперва его, а потом и правое. Воодушевленный данным обстоятельством, первым делом извлек из кармана второй фонарик (фонарь Славы благополучно исчез) и взглянул на часы: половина шестого утра. Надеяться, что Слава с Таней до сих пор ждут меня на старом кладбище, было по меньшей мере наивно. Следовательно, требовалось срочно придумать, как выбраться отсюда без их помощи…
Глава 29. Откровения настоятеля
Тщательное обследование места заточения с помощью фонаря меня не порадовало. Выяснил, что нахожусь в пыльной и изрядно замусоренной круглой комнате, отдаленно похожей на уже знакомую мне кузницу (во всяком случае здесь тоже имелся целый комплекс печей и горнов, объединенных общим дымоходом). А вот наличие многочисленных обломков старинной мебели давало повод думать, что меня заточили в заброшенном складском помещении. И вход-выход из него я обнаружил только один. Им и воспользовался, вооружившись для храбрости железным прутом наподобие кухонной кочерги.
Направление моему движению задавали хорошо различимые в свете фонаря следы на покрытом толстым слоем пыли полу. Они-то и привели меня вскоре в смутно знакомый сводчатый коридор: показалось, что я проходил по нему совсем недавно. Однако проследовав по этому коридору до упора, я уткнулся в массивную двустворчатую дверь, не отозвавшуюся на удары по ней ни малейшим шевелением. Это было скверно. Я приложил ухо к массивным почерневшим филенкам и затаил дыхание – тихо. Поняв, что сокрушить столь мощную преграду моей хилой кочергой не удастся, вернулся обратно – в надежде отыскать инструмент покрепче.
Поиски неожиданно затянулись: под руку попадалась лишь совершенно несерьезная мелочь вроде мотков проволоки, тонких досок и прочей ерунды, а вот нужных мне лома или кирки, как назло, нигде не наблюдалось. Тогда, отчаявшись, я решил отломить невесть для чего прилепившуюся к боку печи довольно массивную железную трубу. Изучающе поводив по ней лучом фонарика, рассмотрел в нижней части небольшую латунную «шишку». Не придав ей поначалу никакого значения, стал изо всех сил расшатывать саму трубу. Сил у меня после «веселой» ночки было, правда, немного, зато усердия и мобилизующего на отвагу страха – хоть отбавляй.
Проклятая железка долго сопротивлялась, но потом я совершенно случайно нажал на латунную «шишку», и из полого стержня вдруг что-то выскочило и с металлическим звоном грохнулось на пол. Оправившись от первичного испуга, я присел и осторожно коснулся непонятного предмета, напоминавшего по виду широкую обоюдоострую шпагу. Однако поскольку защитной гарды на лезвии не было, я понял, что имею дело не с боевым оружием, а скорее с необычным резаком, предназначенным для каких-то технических целей. Осторожно протер клинок валявшейся поблизости тряпкой, и в отблесках полыхавшего в печи пламени он засверкал так, словно был изготовлен из легендарной дамасской стали.
Столь приятный сюрприз несказанно меня ободрил, и я даже несколько раз воинственно рассек мечом-резаком окружавшую меня темноту. А вот вернуться к неприступной двери в коридоре не успел, ибо снаружи уже послышались чьи-то голоса, сопровождаемые звяканьем железа. Я стремглав кинулся обратно к стулу и застыл на нем бездушным изваянием, предварительно намотав на запястья веревку. Когда же буквально над ухом раздался чей-то тяжелый протяжный вздох, непроизвольно вздрогнул и веки мои сами собой распахнулись. Правда, увидев освещенную печным огнем фигуру отца Аристарха и его усталое, осунувшееся лицо, слегка расслабился.
– Ну что, дружок, очухался? – без всякого выражения поинтересовался он.
– А от чего я должен был очухаться? – ответил я вопросом на вопрос «слабым» голосом.
Настоятель невнятно что-то пробормотал, отступил на пару шагов назад и чем-то щелкнул. В отблесках печного пламени я различил зажатый в его руке предмет – длинную железную палку со странным утолщением вроде округлого полена у нижнего конца. «Что это, интересно, за штуковина и почему они с ней тут все таскаются?» – задумался я, смутно припомнив, что уже видел нечто подобное в руках одного из троицы, суетившейся возле меня каких-то полчаса назад. Настоятель меж тем приволок из темноты с жутким скрежетом какой-то ящик и уселся на него напротив меня, опершись на выставленную перед собой железную «дубинку».
– И с какой стати вы меня здесь держите? – спросил я в лоб.
– Один важный вопрос нам с тобой надо обсудить, дружок, – ответил отец Аристарх после минутной паузы. – Вопрос, так сказать, жизни и смерти…
– И для этого нужно было меня к стулу привязывать?
– Радуйся, что всего лишь связали. Кабы оказался на твоем месте истинный преступник, с ним не в пример строже обошлись бы…
– Вы правы, я не преступник. Так неужели не боитесь наказания за умышленное похищение ни в чем не повинного человека?
– Пустое, – презрительно отмахнулся собеседник, – никто тебя не похищал. От пруда к трапезной ты шел добровольно, и данному факту найдутся не менее ста свидетелей. А потом те же свидетели не моргнув глазом поклянутся, что ты совершенно свободно покинул среди ночи территорию монастыря, никому не сообщив, куда отправился. Впрочем, я, признаться, сильно сомневаюсь, что кто-то в нашем городе будет проводить дотошное расследование…
– А лично я уверен, что меня уже ищут.
– Ну-ну, – снисходительно кивнул настоятель, – блажен, кто верует.
– Кстати, о вере, – сменил я направление не слишком приятной для себя беседы. – Ответьте, Роман Данилович, как вы относитесь к заповедям Христа? Или раз уж всего лишь прикидываетесь верующим, выполнение их считаете делом необязательным? Прискорбно. Полагаю, только отсутствие официального рукоположения мешает вам соблюдать церковные каноны?
– Вера моя покрепче твоей будет! – вмиг помрачнел и посуровел «батюшка». – А что касаемо рясы, – небрежно потрепал он рукав своего длиннополого одеяния, – так это не более чем маскировка.
– Небось, разведчиком в тылу врага себя ощущаете? – съязвил я, желая вывести его из душевного равновесия.
– Верно мыслишь, – без тени улыбки подтвердил он. – В глубоком подполье действовать приходится. А некоторые заезжие личности типа тебя так и норовят копнуть его поглубже, чтобы мне навредить…
– Помилуйте, отец Аристарх, – живо возразил я. – на самом деле у меня и в мыслях такого не было! Более того, от всей вашей катавасии сплошной сумбур в голове, не более… Не проясните ли, кстати, ситуацию хотя бы отчасти? Чтоб я хоть знал, за что мне перед вами ответ держать придется.
