Во второй половине декабря, после того как я вернулся из армии, на сборы был призван и Давид. Ожидалось, что брата будут отпускать домой на субботу, однако обстановка этого не позволяла. Его два раза подряд задержали, и мой визит в Шират-Аям в очередной раз откладывался.
Тогда же, в конце декабря, в Израиле снова появился Сергей Егоров. По телефону он заверил меня, что тогда в Москве я неправильно понял его друзей, что это недоразумение, и настоял на встрече. Впрочем, я не очень сопротивлялся – мне самому хотелось разузнать кое-что о рукописи.
На работе у меня был аврал, я знал, что просижу перед компьютером до позднего вечера, и решил, что проще встретиться за счет обеденного перерыва.
– Ты помнишь кафе на Кинг-Джордж, где мы с тобой встречались в прошлый раз? Найдешь?
– Найду.
– Будь там через час.
Шел проливной дождь, и я до нитки промок, пока бежал от автомобильной стоянки до этого кафе. Сергей уже сидел за столиком, тоже основательно подмокший. С его сумки натекла целая лужа воды.
Обменявшись обычными «как поживаешь?», я, не откладывая в долгий ящик и не подыскивая слов, перешел к теме пропавшего свитка.
– Ты случайно не знаешь, где рукопись, которую нашел Андрей?
Сергей вытаращил глаза.
– А где она может быть? А что, случилось что-то?
– Представь себе. Когда за рукописью пришли, ее не оказалось на месте.
– Ничего себе… Нет. Я не знаю ничего, разумеется. Почему ты вообще решил меня об этом спрашивать?
По его реакциям стало ясно, что он не имеет к этой истории никакого отношения. Побеседовали мы с ним довольно мирно. Сергей объяснял мне, что США – мировой жандарм, что Израилю разумно делать ставку не на эту страну, а на «иные силы». Я кивал. При прощании Сергей предложил мне ознакомиться с учением евразийцев. Он извлек несколько журналов и протянул мне.
– Прочти. Буду рад услышать твое мнение...
Я оставил журналы в машине и из-за занятости на работе смог взглянуть на них только вечером следующего дня.
Журналы изобиловали нацистской символикой. Я ткнулся в одну статью – в ней воздавалась хвала отцам и идеологам третьего рейха. Мне было странно увидеть в этом издании работы того же Рене Генона. Я ведь в свое время внимательно прочитал его «Царя мира». Такую вроде бы любопытную книгу человек написал и в одной палате с такими тяжелыми параноиками оказался!
Сергей позвонил через два дня, спросил о моих впечатлениях. Я сказал, что, по-моему, все это – самый обыкновенный фашизм, хотя, конечно, я всех его современных разновидностей не знаю и квалифицированно судить не могу.
С того момента Сергей пропал. Чего он от меня с этими фашистскими журналами добивался, я решительно не понял.
В самом начале 2001 года я провел субботу у родителей. В течение дня несколько раз звонил телефон. Родители мои, переставшие к тому времени пользоваться в субботу электроприборами, трубку не снимали и только удивлялись, кто бы это мог быть?
С наступлением темноты мама наконец ответила на звонок.
– Это тебя, Юра.
Я взял трубку.
– Ури? Это Халед. Нам нужно увидеться.
– Вот это сюрприз! С тобой все в порядке? Где ж ты столько времени пропадал?
– Меня держали люди Джибриля Раджуба...
– Что ты говоришь!? Как же ты от них вырвался?
– Все при встрече.
– Сейчас можно увидеться? Ты где вообще?
– Я в Иерусалиме.
Мы договорились о месте, и я немедленно выехал в район центральной автобусной станции.
Шел довольно сильный дождь, было не до поиска забегаловок, и разговор наш начался прямо в моей машине. Выяснилось, что Халеда выследили через его мать, с которой он иногда встречался в одной деревне в районе Рамаллы, и продержали все эти два года в тюрьме. Халед рассказал, что после начала интифады над ним, как и надо всеми захваченными маштапниками, нависла угроза расстрела, и один симпатизировавший ему палестинский офицер помог ему бежать.
– Как же это было? Чья была инициатива? – удивился я.
– Его. Он вызвал меня на допрос, спрашивал всякие глупости, а в конце между прочим рассказал, как где-то в Газе убежал один маштапник: он, мол, спрятался в фургоне, привозившем в их застенок хлеб. На другой день тот офицер послал меня прибраться у входа, а там как раз стоял хлебный фургон и вокруг ни души. Я моментально забрался внутрь и не ошибся: никто ничего не проверял, фургон выехал, я выскочил из него на одной из улиц Рамаллы, дошел до блокпоста ЦАХАЛа – и так спасся.
Я с восхищением смотрел на Халеда. Даже врага своего он заставил себя полюбить! Поистине гипнотическим обаянием обладал этот человек.
– Но ты же целых два года там провел... Что они с тобой делали?
– Много чего... Избивали, подвешивали, ставили на битые стекла, больше месяца продержали в тесной бетонной коробке, в которой нельзя было выпрямиться...
– Как же ты все это вынес?
– Молитва. Еще дед научил меня навыкам этой молитвы. Она связана с дыханием, с сердцем. Если умеешь так глубоко молиться, если умеешь так глубоко концентрироваться, то в конце концов становится безразлично, в каких условиях ты находишься. В специальной удобной молитвенной позе или скрученный. Дед учил меня этой молитве с шести-семи лет. Мы вместе сидели рядом и молились по четкам, это состояние отрешенности и восторга я первоначально связывал с ним, оно передавалось мне от него, но потом, став подростком, я научился и сам с легкостью входить в такое состояние. Все внешнее пропадает, ты чувствуешь только свое сердце... Чтобы эти садисты не поняли, что со мной происходит, я внушил им, что у меня низкий болевой порог и я быстро теряю сознание...
– А кто там еще с тобой находился?
– Всякие люди были. Были и такие, как я, помогавшие Израилю. Двоих из них при мне убили. Были и уголовники, конечно. Но ты знаешь, неожиданно много было арестованных по личной неприязни. Один лавочник отказался отпускать им в долг, когда этот долг превысил две тысячи долларов… Другой держал столярную мастерскую, отказался платить «налог». Так мастерскую его спалили, а самого его посадили… На таких людей, кстати, сотрудничество с Израилем часто навешивают.
– Ужасно, что армия не вошла в Рамаллу и не освободила вас! – вырвалось у меня. – Вот оно – истинное, а не выдуманное преступление израильской военщины!
– Самое ужасное было видеть солдат на блокпостах... Ведь меня, представь, несколько раз возили из Рамаллы в Йерихон и в Шхем. Хоть бы кто-нибудь проверить машину догадался…
Дождь прекратился, мы вышли из машины и уселись в небольшом кафе неподалеку.
– Ну, а что у вас слышно? – спросил Халед, с удовольствием отпивая кофе. – Барак действительно сказал, что если бы он родился палестинцем, то стал бы террористом?
– Да. Прямо так и сказал.
– Мне там в тюрьме этими его словами все уши прожужжали. Все время его в пример ставили. А вы его еще главой своего правительства после этого выбрали. Интересный вы народ... Ну а сам-то ты как?
Все мои новости были так себе...
– Я пока сельское хозяйство, к сожалению, оставил... Работаю программистом в Иерусалиме.
– А как Сарит? Когда мы с тобой последний раз говорили, ты сказал, что она добивается развода.
– Представляешь, Пинхас согласился было дать ей развод в обмен на арамейский свиток, но... рукопись пропала...
– Ах да, рукопись... – пробормотал Халед. – Совсем про нее забыл.
Он внимательно посмотрел на меня и похлопал по плечу.
– Пляши, парень. Возможно, я знаю, где рукопись...
– Как знаешь?
– Два года назад, незадолго перед тем как попасть в лапы Раджуба, я перепрятал рукопись... Но я не могу обещать, что там ее не нашли... Два года большой срок. Не хочу тебя обнадеживать, Ури, но, может быть, нам повезет. Командуй, когда выходим в Макух.
– В самое же ближайшее время скомандую! Не сомневайся! – Я просто обалдел от этой новости. – Но что же произошло? Зачем ты перепрятывал рукопись? Расскажи же наконец, – набросился я на Халеда.
– Помнишь, когда мы ходили в ущелье Макух, то я тогда с бедуинами разговаривал?
– Ну, вспоминаю.
– Я среди прочего расспросил их тогда, кому они продают своих овец. Они назвали имя человека из Рамаллы, которого я хорошо знал. Он бизнесмен. Торгует не только скотом. И имеет пропуск, то есть может проезжать из автономии в Израиль. Я иногда с ним встречался и расспрашивал, как они там в Рамалле поживают. И вот однажды, когда я в шутку попросил его передать привет бедуинам из ущелья Макух, он рассказал мне, что там все бедуины заняты поисками какой-то рукописи. Он смеялся, говорил, что старые люди помнят, что пятьдесят лет назад во всей Иудейской пустыне была просто настоящая лихорадка. Бедуины с утра до вечера обыскивали пещеру за пещерой – искали свитки, которые потом продавали ученым. И вот теперь в вади Макух началось что-то вроде этого...
