— На колени, сука! Ты знаешь, кого ударил? Это офицер МВД. На власть хвост поднимаешь?
Перепуганный до смерти бугай упал на колени и что-то по-своему забормотал, глядя на лейтенанта собачьим взглядом. Подошел Шацкий, сплюнул кровь и изо всех сил ударил ногой кавказца по ребрам. Данилюк сунул в руку ему пистолет:
— Пристрели эту падлу. В целях самозащиты. Пусть эти черножопые видят. В другой раз неповадно будет поднимать хвост на власть.
Шацкий несколько секунд подумал, подошел и выстрелил в лоб кавказцу.
Это стало последней каплей. Соплеменники охранника загыркали наперебой, набежали со всех сторон и навалились оравой. Грянул выстрел, следом еще… Толпа разбежалась. На асфальте остались лишь два неподвижно лежащих милиционера. Когда приехала машина «Скорой помощи», оба скончались.
Мысленно Михалкин уже был в Европе. Маршрут турне он наметил давно, выбрав те ипподромы, где ему не откажут в заявке и где он мог хотя бы два раза в неделю рассчитывать на платное место. Такие ипподромы в Европе были. Деньги пусть небольшие за третье-четвертое место в рядовом заезде, но хватит, чтобы дождаться большой удачи — победы в каком-нибудь престижном интернациональном призе. Не терпелось поскорее получить заграничный паспорт. Михалкин торопил время.
Два дня спустя после победы Рутис Дэзи его неожиданно пригласили срочно приехать в ОВИР. В кабинете, кроме прежней женщины, принимавшей у него документы, сидела еще одна, постарше и посимпатичнее, в гражданской одежде.
— У моей коллеги есть к вам вопросы. Я оставлю вас ненадолго, — объяснила хозяйка кабинета и вышла.
— Ольховцева Наталья Евгеньевна, следователь по особо важным делам.
Михалкин никак не выразил удивления.
— Госпошлина уплачена намного раньше, чем написано заявление о намерении выехать за границу. Чем это вызвано?
— Изменились обстоятельства и цель поездки. Старое заявление пришлось выбросить.
— Давно изменились?
— Сравнительно недавно. После покупки лошади. Точней — после подписания договора на покупку. А в чем, собственно, дело?
— В отделе кадров ипподрома мне сказали, что вы собирались за рубеж значительно раньше, заверили заявление и тогда же, видимо, уплатили госпошлину. Причем, как мне стало известно, поездка планировалась значительно раньше того срока, который отводится ОВИРом на оформление документов. Как вы собирались решить эту проблему?
— Это мое личное дело, и я не хотел бы распространяться на эту тему.
— Не хотите причинять кому-то неприятности?
— Вот именно.
— Полагаю, ему нельзя уже их причинить. Он мертв.
— Если вам все известно, зачем тогда эти вопросы?
— Дело намного серьезней, чем, видимо, вы себе представляете. Вы собирались в командировку вместе с Кривцовым Игорем Николаевичем. Эту справку мне тоже дали в вашем отделе кадров.
— Да. Эту проблему должен был решить он.
— Значит, первое заявление и все остальные документы вы должны были передать ему?
— Да.
— И передали?
Михалкин лихорадочно соображал, не зная, что ответить. Дата, указанная в квитанции госпошлины, была той же, что и день смерти Кривцова. Он вспотел от волнения. Будто магнитом притягивал его взгляд комнатный цветок в горшке, стоящий на подоконнике. На листья цветка были прикреплены крохотные пластины из фольги, от которых отходили проводки, тянувшиеся к миниатюрному прибору, похожему на электроизмерительный. Что-то непонятное угнетало Михалкина. Такое ощущение, будто кто-то читает его мысли.
Ольховцева повторила вопрос:
— И передали?
— Какое это имеет значение?
— Пожалуйста, ответьте мне. Это не праздное любопытство.
— Вы что, допрашиваете меня?
— Пока нет. Просто беседую. И все-таки вы отдали ему документы?
— Нет. Не успел.
— Как вы должны были это сделать?
— Он собирался мне позвонить.
— И сообщить, куда подвезти?
— Да.
— Позвонил?
— Нет.
— Неправда. Он позвонил вам и пригласил приехать к нему домой. Ведь так?
— Нет.
— Тогда почему на фотографиях и остальных ваших документах отпечатки его пальцев?
— Он просматривал их раньше, до уплаты пошлины.
— Допустим. Но почему именно в тот день вы решили внести госпошлину и именно в ту сберкассу, которая возле его дома?
— Откуда я знаю? Так получилось.
— Вы раньше бывали в квартире Кривцовых?
— Ни раньше, ни позже. Я никогда не бывал у него дома. Мы с ним в разных весовых категориях. Он — начальник. Я — никто.
— Опять неправда. На полированной крышке стола обнаружены отпечатки трех ваших пальцев. Прочтите. Вот заключение экспертов.
Доказательств причастности Михалкина к убийству Кривцова у Ольховцевой было достаточно, чтобы предъявить ему обвинение, но она не спешила этого делать. Многое еще оставалось неясным.
— Итак, вы по-прежнему утверждаете, что не были в квартире Кривцова в день его смерти? Решайте. Или вы сейчас рассказываете все, как было, или я предъявляю вам обвинение в убийстве и начинаю дознание по всей форме, с содержанием вас в изоляторе предварительного заключения.
— Я не убивал Кривцова.
— Значит, вы не отрицаете, что в день его убийства были в квартире? В котором часу он назначил вам встречу?
— Я должен был приехать к нему в три часа дня, но опоздал примерно на сорок минут.
— Кривцов был один?
— Вдвоем, с незнакомым мне человеком.
— Опишите, как он выглядел.
— Ничего примечательного.
— Может быть, какие-нибудь особые приметы? Родимые пятна, шрамы, татуировки?
— На запястье правой руки я заметил серповидный шрам, примерно два сантиметра длиной.
— Что было дальше?
— Игорь Николаевич предложил мне снять куртку, бегло просмотрел бумаги и пригласил к столу. Мы выпили втроем, закусили. И вдруг Игорю Николаевичу стало плохо. Я хотел вызвать «Скорую», но гость Кривцова меня успокоил, сказав, что такое бывает с ним часто. Вдвоем мы перенесли Игоря Николаевича на диван. Он порывисто дышал и был очень бледен. То, что произошло потом, похоже на фильм Хичкока. «Или ты сейчас делаешь то, что я тебе скажу, или здесь будут два трупа». Я очумел. Передо мной стоял гость Кривцова, направив на меня пистолет с глушителем. Помедлив несколько секунд, он в подтверждение своих слов выстрелил в ковер у меня за спиной. Пуля просвистела возле виска. Понимаю, все это выглядит бредом, но я клянусь вам, все это — сущая правда.
— Продолжайте, продолжайте. Я вас внимательно слушаю.
— Ну, в общем, подняли мы Игоря Николаевича на подоконник, поставили, и тот тип накинул ему на шею петлю. Я плохо соображал в этот момент. Все плыло перед глазами. Привалив на меня Игоря Николаевича, он вдруг что-то вспомнил, спрыгнул с подоконника и вышел из комнаты. Вернулся через минуту с… фотоаппаратом. Навел на меня и щелкнул. От вспышки я невольно дернулся, не удержал Игоря Николаевича, и он упал, повиснув в петле.
— Как вы думаете, с какой целью совершено убийство?
— Понятия не имею.
— У Кривцова было много врагов?
— Должно быть. Он промышлял букмекерством на ипподроме, интересовался делами своего начальства.
— Вы имеете в виду Решетникова?
— И его тоже.
— Он может быть здесь замешан?
— Не исключено. В последнее время это третье загадочное убийство на ипподроме. Не сам, конечно. Чужими руками. Только этого я вам не говорил, и никаких на меня ссылок. Толком я ничего не знаю. Слышал, что говорят люди.
— Все это время тот человек никак не напоминал о себе? Телефонным звонком, почтовой открыткой, может быть, как-то еще?
— Нет. Ни разу.
— И вы надеетесь, что он оставил вас в покое?
— Хотелось бы.
— Не надейтесь. Уверяю вас, он обратится к вам с просьбой. Думаю, это произойдет в ближайшее время.
— Ко мне? Чем я могу быть ему полезен?
— Не знаю, не знаю. Если вы были со мной до конца откровенны, то главные события еще впереди, и в них вам отведена незавидная роль. С женой Кривцова вы хорошо знакомы?
— А она здесь при чем?
— Так да или нет?
— Она когда-то работала у меня в тренотделении.
— С Луневым Геннадием Юрьевичем вы ее познакомили?
— С Луневым? Можно один вопрос? Скажите, что это за цветок на окне и зачем на нем провода? Мне как-то не по себе от его вида.
— Не обращайте на него внимания. Это — хобби сотрудницы ОВИРа. Пытается заставить его зацвести раньше времени.
Ольховцева пристально посмотрела на Михалкина, пытаясь прочитать по лицу, поверил ли он или нет. Скорее всего не поверил. Но это мало ее беспокоило.
— Так вы не ответили мне. Вы познакомили Антонину Кривцову с вашим соседом по дачному поселку, Луневым Геннадием Юрьевичем?
